Воспоминание – это единственный рай, из которого нас не смогут изгнать. – Жан Поль Рихтер.
– Что вы, молодёжь, целый день взаперти сидите? – ворчливо поинтересовался дедушка Чона, которого, как я спросила Чонгука, звали Ли Канхо. – Шли бы на улицу, косточки размяли, под солнышком погрелись. Посмотрела на хмурое солнышко, которое играло с землёй в прятки, мигая в облаках, что ветер быстро гнал на юго-запад. Я бы тоже сейчас не отказалась отправиться куда-нибудь поюжнее, весна в этом году просыпалась лениво и с большими остановками а-ля «я посплю ещё пять минуточек». – Чонгук, ты давно вообще в фехтовании практиковался? Парень остановился у окна и неловко улыбнулся, положил пятерню на затылок, я даже замерла от такого вида. Только посмотрите, у кого-то, похоже, проснулось чувство стыда. – Вот и иди, тренируйся! – в моего горе-врага по цепному несчастью устремился конец клюки. Дедуля пару раз небольно ударил внука по коленям, чисто в воспитательных целях. – Уже иду, – покорно склонил голову Чон. – И Сири с собой захвати, – он так широко улыбнулся, что мне аж поплохело. В который раз уже за день. – Хотя ей всё равно от тебя никуда не деться, – и вот да, мне не показалось, Канхо улыбался аки гений-младенец, задумавший захватить мир – также по-невинному ужасающе. Отец президента любезно предложил мне журнал с анекдотами, мысленно пожала плечами – а почему бы и нет? Подмигнул и сказал, что на случай, если скучно станет на юные красивые таланты смотреть. К чему это он, я не стала уточнять, схватила объёмное глянцевое издание и побежала догонять Чонгука. Меня пугал этот дедушка, честно. С лёгкой подачи главы семьи Ли мы поплелись в парк. Газон так мягко стелился и радовал зелёной сочной муравкой, что хотелось просто вот лечь, и плевать на простуду почек и боли в пояснице от холода. По пути парень остановил рабочего, который занимался реставрацией правого крыла поместья, и попросил гвоздь с широкой шляпкой. В ящике с инструментами как раз нашёлся такой, размером с пятак. Наконец, мы дошли до небольшого огороженного пространства, припорошенного песком и редкими сорняками. Я, присев у ограды, с подозрением следила за Чонгуком. Он с невозмутимым видом натянул нашу цепь, обмотал вокруг металлического стержня, и прибил звено к земле, булыжником пару раз отмутозив гвоздь. – Что ты делаешь? – Не видишь? – на меня даже посмотреть не соизволили, занимались какой-то фигнёй, – Делю территорию. Это моя часть, – он подёргал цепь, которая была с его конца, – это твоя, – кивнул на мои жалкие пару десятков сантиметров. Поделил территорию? Тут делением и не пахнет, кое-кто просто присвоил себе бо́льшую часть нашего пространства. – Мне кажется, у тебя косоглазие. Тут точно не по пять метров. – Всё ровно. – Нет, Чонгук. У тебя как минимум метров семь. Зачем ты территорию не по-человечески делишь? Совесть для тебя понятие туманное? Я вот чисто из принципа возмущаться стала. Он даже не спросил у меня разрешения на мои законные пять метров. Нет бы: «Сири, пожалуйста, можно я у тебя немножко зону ходячего комфорта позаимствую?», тогда бы я и слова не сказала, согласилась бы с барского плеча отмерить на время пару пядей. – А в самой-то совесть есть? Я тут собираюсь заниматься фехтованием, а ты просто сидишь и ничего не делаешь. Ну всё, если он затронул мою тонкую ленивую натуру, я это так не оставлю. – Тебя не должно волновать, что я со своими пятью метрами буду делать. Это моя территория! Даже если кактусы буду вокруг высаживать, ты не должен требовать от меня того, чего не должен требовать. Чонгук усмехнулся, скрестил руки на груди и ультимативно выдал: – Я переделывать не буду. Если вырвешь гвоздь, я привяжу этой цепью тебя к забору и забуду отвязать. – Ага, вот так и становятся деспотами. Сначала несколько лишних звеньев себе присваивают, а потом целые города, страны и жизни, – пробурчала я себе под нос, отворачиваясь, чтобы не видеть эту рожу жадную. Но меня услышали. – Не нагоняй мрачности. Мне ещё до захвата мира далеко. – Да, верно. Тебя раньше народ в лице меня убьёт. Мой издевательской тон не смогли проигнорировать, Чонгук сощурил свои чёрные наглые очи и с деланным спокойствием проговорил: – Хочешь устроить передел мира? Уверена, что не потеряешь и те остатки, что имеешь? Пожала безразлично плечами, наивно полагая, что моя напускная самоуверенность его испугает. – Заметь, это не я сейчас на объявление войны намекала. Чонгук подарил мне дьявольскую улыбку, проигнорировав мои обвинения. – Победитель получает всё. Всегда, Сири. Так что будь благодарна, что я не начал войну, а просто немножко аннексировал твои пограничные территории. И он отвернулся, и даже спина пела о его довольном настроении. Я тихо заскрипела зубами. Вот прям с утра меня на него бомбит, достал уже всё время перед глазами маячить. Век бы на него смотрела только через оптический прицел. А Чон в это время снял с пояса перевязь с ножнами, очень медленно вытащил деревянный меч. Юноша замер, обхватив двумя руками рукоять меча, по его бледному лицу пробежала тень от облака, подул лёгкий ветерок, взъерошив чёрные пряди на лбу. Чонгук отвёл локоть назад, присел и сделал выпад. Почти едва слышный шорох песка под ногами, парень развернулся, ещё – рывок, отработанный приём кендо повторялся вновь и вновь, чтобы до автоматизма, до бессознательности. Тягуче-плавные, но одновременно скользящие движения, он будто резал сквозь воздух – словно столовым ножом по ломтику подтаявшего сливочного масла, без труда сохраняя ровное дыхание. Поймала себя на том, что бесстыдно пялилась на Гука всё это время, заворожённая его спокойствием, древними, как мозги первого компьютера, закономерными взмахами меча. Солнце играло с бликами на лакированной тёмной поверхности дерева, отчего оно казалось неестественно живым и гладким. Цепь послушно вилась от каждого колебания, целовалась с землёй, задевала листья одуванчиков, взмывала к небесам, но моя часть оставалась неподвижной. На удивление, своими манёврами Чонгук не выдрал гвоздь. Тут же отвернулась, не хотелось забивать память этого дня патетическим видом сына президента, который вдохновенно танцевал на лужайке с палкой в руках. Потянулась к книжке, которую мне одолжил сердобольный Ли. На поверку дедушкин «журнал с анекдотами» оказался сборником политических статей. А господин Канхо так смеялся… так смеялся, когда читал, что я уж думала, он как минимум перелистывал «Автостопом по квазарам. Второе пришествие мышей». Просмотрела пару страниц, вздохнула, глазами зацепилась за какую-то скучную статью. Голос в голове монотонно зачитывал строчки, веки слипались. Положила куртку на землю и откинулась на спину, сонным взглядом провожая кучевые облака. Всё же когда я проснулась, ветерок с югом, похоже, поссорился, и вернулся к северному промозглому настроению. Резко поднялась и тут же засунула покрывшиеся мурашками руки в рукава ветровки. Чонгук сидел рядом, в паре сантиметров от меня, и смотрел на деревья. – И давно ты тут видами любуешься, портишь мой сон своей чоновской аурой? – С тех пор, как ты начала реветь во сне. Так сложно было смириться, что у тебя твою законную часть цепи отобрали? – Я правда плакала? – посмотрела на него, пытаясь уличить во лжи. Что-то я не ощущаю себя зарёванной коровой. – Ну так… всхлипывала немного. Вперемешку с храпом. Жуткие звуки, если честно. Понимала, что он меня разводил, но ничего поделать не могла, так и подмывало отвечать на все его провокации. Словно нашими разборками я зашивала открытые раны в груди, нитки были солёными и жглись, но всё лучше, чем просто смотреть на гноящиеся провалы, в которых раньше было место для моей виртульской семьи. Хоть игра и была искусственным миром, созданным технологией, магией и человеческой безграничной больной фантазией, чувства и воспоминания из Виртула ничуть не уступали реальным. Они так же заставляли ощущать радость, печаль, веселье и потерю. – Я никогда не храплю. У тебя слуховые галлюцинации. Бедный-бедный Чонгук, скоро за нами приедет машинка с дядями в белых халатах, и заберут нас с тобой в домик с мягкими стенами и жёлтыми обоями в розовый цветочек. Но знаешь, я ведь не хочу в психушке оказаться по твоей вине, так что давай завязывай клеветать на храп. Он в здравом уме никогда мой сон не посетит. Я делала прививку от храпа. На меня смотрели с забавной смесью удивления и потешности. Встретила его взор ледяным равнодушием и высокомерием. Он отвёл взгляд, потянулся и тут же сморщился, опустив правое плечо, потёр его, разгоняя кровь. – Блин, надо было размяться… – с укором самому себе пробурчал Чонгук. – Никогда не любил растяжку. Теперь, похоже, мышцы потянул. – Так тебе и надо. И я даже не огорчилась, что эти слова сами собой вырвались. Я ведь всего лишь так подумала, губы сами прошептали, я тут не причём. В мою сторону зыркнули грозно, но вместо комментариев на эту тему, просто заявили: – Я первый в душ. – Хорошо. Но давай ещё здесь посидим. Погода реально хорошая. Холодные северные веяния вновь сменились южным лесным бризом, выглянуло солнышко. Чонгук задрал голову, подставляя шею ветру. – Кто такой Крайл? Ты всё время звала его во сне, – наконец спросил он. – А ты разве не знаешь? Это мой муж в игре. Я же тебе уже говорила про него. – Да, только ты не говорила его имени. Попыталась вспомнить наши разговоры за последние дни. Да, я несколько раз рассказывала истории про мужа в игре, но его имя произносить боялась… будто скажу, и тут же так далеко упрятанная горечь вперемешку с тоской нагрянут, размазывая скорбь по внутренним стенкам моей души. – Иногда мне было так плохо, что от мыслей о… об ужасных вещах спасал только Крайл, – зачем-то призналась я. – У него на меня всегда было время, и у него было отличное чувство юмора, хотя мою чёрную иронию, к сожалению, он не всегда просекал. Чонгук улыбнулся задумчиво на мои слова, смотря на бутончики одуванчиков. Сейчас он казался таким невинным, воздушным и очаровательным, словно непорочное дитя с обложки шоколада. – А у тебя когда-нибудь были в Виртуле те, к кому ты привязался даже больше, чем к людям в реале? Я думала, Чон не ответит, он целую минуту молчал, но всё же выдохнул едва слышно: – Тина. Она была моей девушкой в игре. Его слова меня немного шокировали. Почему-то в голове не укладывалось, что у такого мелкого, но довольно вредного мальчика могла быть настоящая девушка и любовь-морковь, и всё такое. – Скучаешь по ней? Я тут же себя чуть не побила по губам. Ну что за дурацкий вопрос? Конечно, скучает. Но мне было так жалко смотреть на взгрустнувшего меланхоличного Чона, что я хотела отвлечь его разговорами. С тупыми вопросами, да. Чонгук потянулся к карману, вытащил фон и вывел на экран фото симпатичной светловолосой девушки с веснушками на всё лицо. Она стояла с букетом цветов посреди луга в синем лёгком платье и улыбалась безмерно счастливо. – Красивая… – в груди кольнула всем известная женская зависть. Я хоть и считала себя симпатичной, но до красотки Чонгука мне было, как до поселения лунных кроликов пешком и без остановок. – Мы поженились в последний день, когда я зашёл в игру, – парень, не отрываясь, смотрел на изображение, упиваясь каждой чёрточкой любимой. – А почему у неё здесь глаза без зрачков? – Она неживой человек. Я чуть не подавилась воздухом. – Так твоя жена тоже NPC? Чонгук перевёл на меня озадаченный взгляд. – Что значит тоже? Только не говори, что… – он не закончил, засмеялся, уткнувшись лбом в согнутые колени. Да-да, меня тоже истерика абсурда захлёстывала. – Два дебила нашли друг друга… – философски изрекла я. – Я думала, что одна такая, которая влюбилась в воплощение бездушной системы, ан нет, нас, похоже, уже скоро целое стадо будет. Будем сидеть в кружочке и говорить: «Здравствуйте, меня зовут Кот, я заядлый игроман. В игре я влюбился в Королеву Котов, ну, которая на сорок шестом уровне зал третьего босса охраняет, и теперь мы женаты, у нас есть шесть котят. Я начинаю мяукать по ночам и мурлыкать, когда хочу сказать «спасибо». Спасите мою душу…». Чонгук отсмеялся, посмотрел на меня уже не с безграничной тоской во взгляде. – Знаешь, Сири, всё же я рад, что моей ходячей бомбой оказалась именно ты. – Ага, у нас с тобой одинаковые тараканы в мозгах бегают. – И это тоже. Но вот представь, если бы этот ошейник нацепили на лысого накаченного мужика под сто килограмм? И он бы вообще не знал слова Виртул… – М-да, я уже вижу, как бы вы вместе в обнимку в кровати спали… – тут очередь смеяться пришла мне. Чонгук изобразил, что его тошнит от таких мыслей. А я ещё долго сидела, тихо посмеиваясь про себя, но всё же тоже с облегчением признала, что Чон младший – не самый худший вариант, с которым нужно прожить три месяца. Хорошо, что сын президента тоже не был похож на лысого качка под сто килограмм. Мы ещё попредовались беззаботным воспоминаниям о Виртуле. Вспомнили любимые локации, перемыли косточки парочке разработчикам, узнали, что состояли в одной фракции, по этому поводу тоже перемыли косточки, но уже старейшинам фракции. Сидели так до самого вечера, пока солнце не начало клониться к горизонту, унося уходящий день в хранилище памяти. Жизнь никогда ещё не казалась такой лёгкой, как сейчас. Если не вдаваться в недоразумение с бомбой и уничтожением целого, хоть и виртуального, мира, моё времяпрепровождение ничем волнительным не омрачалось. Я не заботилась о будущем, главной проблемой дня было: будет ли на ужин какая-нибудь вкусняшка и на сколько Чонгук со своим банным концертом засядет в душе на этот раз, игнорируя наши правила «Про(вы)живания». Жизнь никогда ещё не казалась такой лёгкой, как сейчас – да. И одновременно такой сложной. На моей шее висела бомба, способная стереть небольшой город и ещё триста метров земной коры, мне нужно было придумать достойную смерть президенту, привыкнуть к жизни без Виртула… хотя привыкать было необязательно. Я собиралась покончить со всеми своими проблемами меньше, чем через три месяца. А ещё меня беспокоил парень, который сидел рядом и смотрел, вздыхая, на небо. Я даже мысли не должна была допустить о том, чтобы проникнуться к нему симпатией. Хотя бы чисто человеческой симпатией. Тем более я не должна была в него влюбляться. Никакой любви, Сири. Никаких «а вот если бы всё сложилось вот так…». Никаких «если». Есть только ты и смерть. Она прячется, играет в догонялки, забавляется. Но придёт день, и ты посмотришь в её глаза и скажешь с улыбкой: «Я тебя ждала».Всё было так легко. И так сложно.
– Ты проголодалась? – Жуть как. – Тогда пойдём, ограбим кухню, – Чонгук поднялся, намотал цепь на запястье, чтобы она не мешалась под ногами и не волочилась хвостиком, собирая пыль всего мира. На небосводе уже появились ранние звёзды, я зависла на мгновение, вспомнив, что в Виртуле были невероятные места, особенно в горах, где красота ночных пейзажей заставляла бежать слёзы на глаза от восхищения. Я часто бродила в сумерках под зажигающимися созвездиями, до самого утра любовалась россыпью мигающих и быстро летящих точек на тёмном полотне. Иногда даже казалось, что я наизусть запомнила расположение планет, траектории хвостатых комет и сияние любимых звёзд. – Так странно вспоминать Виртул, – вдруг отрешённо сказал Чонгук. – Когда играл, ни разу никакого желания поностальгировать не возникало, а теперь столько, оказывается, воспоминаний просится наружу. И сразу легче становится, если позволяешь им раскрыться. – Да, – я улыбнулась. Только в Виртуле мы по-настоящему жили, а теперь нам один удел – потеряться в прошлом. Всё же правы были великие люди, когда писали, что воспоминания – частичка рая, из которого никто не может изгнать. Но в то же время это и ад, что будет преследовать нас вечно.× × Death’s desire × ×
× Ад, что будет преследовать вечно ×