Под крылом дракона

Утро выдалось непривычно теплым и солнечным для скупой на ласку тальзарской весны. За окном покачивалась на ветру тонкая цветущая вишня; розовая ветка, как живая, билась в стекло. На разные голоса щебетали птицы. Сквозь широко распахнутые створки виднелась часть аллеи, засаженной пикообразными тополями, и высокие, гостеприимно распахнутые железные ворота. Ректор Тальзарской академии Магии, Амадэус Крам, закинув ногу на ногу, сидел в кресле напротив окна и внимательно читал синопсис моего доклада. Светлые, чуть прищуренные глаза быстро скользили по строчкам. Я широко зевнула, хрустнув челюстью, и устало потерла саднящие веки – сказывались бессонные ночи последних дней: сроки сдачи доклада поджимали, к тому же я выбрала весьма непростую тему. Магистр Крам перевернул страницу, на каменно-спокойном лице не читалось ни единой эмоции, лишь холеные пальцы в легком раздражении постукивали по столешнице. Отвернувшись, я скользнула глазами по богатому убранству ректорского кабинета: разнообразные картины в вычурных рамах и расшитые гобелены на стенах, две расписные вазы с вечнозелеными цветами, рядом с огромным книжным шкафом примостилась статуя – обнаженная девушка, льющая воду из кувшина. Магистр Крам считался большим знатоком и ценителем искусства. Впрочем, на мой вкус, ставший крайне аскетичным после знакомства с одним небезызвестным драконом, вся эта роскошь попахивала откровенной вульгарностью. Разумеется, подобные снобские мысли я держала при себе. Амадэус Крам отложил бумаги, откинулся в кресле и принялся раскуривать трубку. В этом мире курение не было ни зазорным, ни гибельным для здоровья – скорее даже наоборот, некоторые свойства здешнего табака помогали без вмешательства магии справиться с несложными болезнями, вроде простуды или легкого бронхита. Поэтому вид студента или даже профессора, курящего трубку прямо на лекции, никого не удивлял. К тому же, табачный дым был ароматным и сладким. Магистр смотрел на меня, чуть прищурившись, изредка пуская дымные колечки правильной формы. Я ждала каких-нибудь слов, но он молчал. Как сказал бы Фудо, дело начинало пахнуть жареными лягушками. Шанс провалить доклад с каждой секундой становился все больше, отплясывая чечетку на могиле кропотливого трехмесячного труда. И тот факт, что я была протеже ректора, только усугублял ситуацию. Неловко переступив с ноги на ногу, я откашлялась. - Как уже было сказано, цель моей работы - доказать, что войну Крыла и Посоха развязали не драконы, а люди. Разумеется, Сенату Магов было гораздо выгоднее заявить, что во всем виноваты крылатые, якобы не желавшие передавать смертным секреты магии… Но существует письменный документ, опровергающий эту версию, и я его нашла! Страница сто сорок пятая, дневник монаха из Акмала, цитирую: «Войска Империи напали на тварь крылатую, полуразумную, мирно обитавшую в горной пещере близ моего монастыря…». Это произошло за месяц до начала войны, я сверила даты. Господин Крам, обращаюсь сейчас к Вам не как к ректору, а как к человеку, не лишенному элементарной логики! Магистр тяжело вздохнул, потерев переносицу. Я тут же благоразумно заткнулась. Наверняка уже не в первый раз я заставляю его недоумевать: какая химера дернула когда-то пригреть под крылом это всклокоченное рыжее чудовище, в чьей забитой всевозможной чушью голове, со скоростью поганок после дождя, то и дело рождаются «революционные» идеи. - Я не приму твой доклад, Лис. - Почему? – я насупилась и решительно выпятила челюсть. - Есть и другие аргументы. Например, официальная версия гласит, что крылатые напали на нас из-за предательства дракона Громнира-Отщепенца, разболтавшего смертным тайну магии. Нелепость, признайте! Был ли хоть один очевидец использования драконами магии? Нет! А то, что они дышат огнем или льдом – лишь особенность физиологии. Так какую тайну, рагхар меня побери, он мог раскрыть? Учитывая, что за долгие годы до этого люди уже использовали магию, пусть и не в таких масштабах… - Не выражайтесь, студентка Крам, - холодно одернул меня ректор. - И не забывайте, где Вы находитесь. А Ваш доклад я не приму хотя бы потому, что он лишен правдоподобности и этой Вашей хваленой «элементарной логики». Вам бы не наукой заниматься, а строчить романы для бульварной прессы! Опустив голову под яростно сверкнувшими глазами ректора, я несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь вернуть самообладание. При всем желании не могу злиться на человека, заменившего мне отца, давшего свою фамилию и кров над головой. И безоговорочно поверившего сначала в ложь о потерянной памяти, а после – в правду, рассказанную сквозь горькие слезы. Нужно отдать должное: Амадэус Крам, этот потрясающий человек, нисколько не удивился иномирному происхождению своей новой студентки. «Кто знает, Лис, - сказал он мне тогда, - возможно, и мы, жители Мабдата, изначально не принадлежали этому миру…» Шел четвертый год моего обучения в Тальзарской академии. Несмотря на то, что у меня были замечательные способности к магии, если верить господину Краму, я не собиралась забывать ни о Джалу, ни о своей клятве. Поступив на один из самых невостребованных факультетов – «драконологию», я твердо вознамерилась найти все подводные камни событий минувших лет и докопаться до истины. Чего бы мне это ни стоило. - Амадэус, - я обратилась к ректору по имени, что могла позволить, лишь оставшись с ним наедине, - мы-то с вами знаем, о какой «тайне» идет речь. Краеугольный камень магии – драконья кровь. Полагаю, именно она делает нынешнюю Инквизицию столь могущественной. Вот истинная причина войны Крыла и Посоха. А еще… - я запнулась, чувствуя, как болезненно сжимается что-то внутри, а во рту становится сухо и горько. - А еще кровавой бойни драконов-заложников три года назад. В воздухе повисла гнетущая тишина. Отчетливо слышался заливистый студенческий гогот и громкое топанье по коридору этажом выше. С утомительным занудством тикали настенные часы. Звонко жужжала залетевшая с улицы шальная муха. С каждой секундой тишина становилась все тяжелее, густой кисельной массой давя на затылок и плечи, а тонкое жужжание над ухом – все назойливей. Недостойно студента скрипеть зубами в кабинете ректора, но, видит Бог-Дракон, еще немного, и я решу, что верх магического искусства, к которому я стремлюсь, это умение создавать гигантскую мухобойку прямо из воздуха! Магистр в очередной раз тяжело вздохнул, вытряхнул пепел из трубки в граненую вазочку и посмотрел мне прямо в глаза. - Ты очень способное дитя, Лис, - его голос был тихим и размеренным, как тиканье часов. - Когда я впервые встретил тебя, то подумал, что сам Создатель пожелал одарить меня прекрасным учеником. Никогда прежде я не видел, чтобы столь юный и неопытный отрок был способен вызвать и удержать первозданный огонь без защитных перчаток… Зардевшись, я опустила голову. Похвалы магистра Крама случались не чаще, чем снег над Лаосской пустыней, и оттого были еще приятнее. - И я нисколько не жалею, что стал твоим ментором. Но иногда, Лис, вот как сейчас, ты очень меня огорчаешь. В ответ я лишь виновато шмыгнула носом. Если задуматься, мое поведение все время доставляет ректору неприятности. Вспомнить хотя бы кражу кабинетного гремлина магистра Нойрика, организованную мной два года назад, а еще разгром анатомической аудитории и порчу драконьего скелета. Это обернулось страшной выволочкой для меня и двух «коллег» по эксперименту, зато теперь мне точно известно, что на кончике драконьего хвоста могут поместиться пять сонных гремлинов и три студента! Жаль, Джалу этого уже не узнает… А магистр факультета бытовой магии Гойдо Шу до сих пор всякий раз нервно сглатывает при виде меня, наверняка вспоминая, как сутки простоял в виде ледяной статуи, после того, как я случайно использовала на нем вычитанное в запрещенном разделе библиотеки заклинание. Ну как «случайно»… - Я очень не хочу, чтобы ты растрачивала свой талант попусту, - низкий голос ректора вернул меня к реальности. - Разве я препятствовал, когда ты отклонила мое весьма щедрое предложение поступить на факультет созидательной магии и выбрала совершенно бесполезную драконологию? Нет, потому что всегда уважительно относился к твоему мнению. Но сейчас, Лис, ты ступила на неверную тропу. Видит Создатель, меньше всего на свете я хочу, чтобы однажды за тобой пришел Инквизиторский Надзор и арестовал за саботаж и распространение провокационных теорий! Я закусила губу. Мне нечего было возразить этому мудрому и доброму человеку. Пусть даже его взгляды, как, впрочем, и любого гражданина Империи, были затуманены лживой политикой Сената, но в одном Амадэус Крам точно прав: если я продолжу и дальше выдвигать откровенно провокативные идеи, простым исключением из академии для меня это не кончится. Нужно искать иные пути… - Я даю Вам еще один месяц, студентка Крам. Тема доклада – вольная. Вопросы, жалобы, предложения? - Никаких, господин ректор, - вздохнула я. - Я свободна? - Как ветер в горах, - усмехнулся магистр. Я сгребла с письменного стола неаккуратно разбросанные листы синопсиса, спрятала в студенческую кожаную сумку через плечо и, сохраняя на лице выражение достоинства и сдержанной скорби, покинула ректорский кабинет. *** В коридоре было свежо и одновременно тепло, сквозь широко распахнутые створки высоких витражных окон лился солнечный свет и нахально проскальзывал прохладный весенний ветерок. Впереди громко хлопнула дверь — из аудитории вышли двое незнакомых студентов с нашивками факультета магической поэзии, толкаясь локтями и отвешивая друг другу несильные подзатыльники, скрылись за углом. Поудобнее перехватив тяжелую сумку, набитую учебниками, я вздохнула. Наверняка эти счастливчики преспокойно сдали свои доклады и теперь с чистой совестью будут кутить в «Пьяном быке» или «Толстой цыпе» - излюбленных студенческих пабах. И все-таки, при всей его правоте, три тысячи проклятий на макушку этого зловредного Амадэуса Крама! Каким, интересно, образом я должна уложиться с докладом в жалкие четыре недели, если над прежним корпела ровно три месяца и две бессонные ночи? Еще и тему новую выбирать, учитывая, что все хорошие уже давно разобрали, а про остальные можно разве только неприличности на заборах писать… Методичное постукивание лбом об стену быстро привело в чувство. Нет уж! Ничто не испортит мне единственный за две недели вольный день! Собираюсь сегодня бузить в режиме «полной программы» — то есть с разбиванием пивных кружек в ближайшем пабе, незаконным распитием спиртных напитков прямо на улице, целым сонмом напуганных благообразных старушек и непременной дракой с каким-нибудь занудой с алхимического факультета. Полная решимости осуществить свои наполеоновские планы, я направилась к центральным дверям Академии. Консьерж — древний, скрюченный, как столетняя ива, но все еще крепкий старичок — мирно посапывал над книгой. Стараясь его не разбудить, я вышла, тихо прикрыв за собой тяжелую дверь. Бархатные солнечные лучи обласкали лицо, а свежий ветер, принесший с собой неповторимый аромат булочек с соседней Пекарной улицы, наполнил рот слюной, а сердце — легкостью. Шагая вдоль тополей, выстроившихся в строгую армейскую шеренгу, к железным витым воротам, я благодушно насвистывала какой-то незамысловатый мотив. Жизнь казалась уже далеко не такой отвратительной, как всего пару минут назад. - Ты опять постриглась, как мальчишка? - ледяные пальцы прикоснулись к затылку. Я взвизгнула испуганным поросенком, резко развернулась, машинально выставив перед грудью, как щит, наплечную сумку. Светло-серые лукавые глаза за полоской стекла насмешливо оглядели меня с ног до головы. - Дей, раздери тебя саламандра, ну что ты подкрадываешься, как дикая кошка?! - возопила я, театрально прижимая ладонь к левой стороне груди. - Ты похожа на воришку, стянувшего рубиновую пепельницу из ректорского кабинета, - заметил Дей, одаривая меня одной из своих фирменных кривых, как анатомические ножницы, усмешек. - Больно нужно, - проворчала я, все еще пытаясь успокоить сердце. - Клянусь Создателем, общение с тобой рано или поздно сведет меня в могилу! Не понимаю, почему мне еще «молоко за вредность» не выдают? - Твоя вредность, не то что молока – медали заслуживает, - с серьезным видом кивнул парень. Я лишь обреченно вздохнула, позволяя Дею галантно забрать у меня тяжелую сумку. Никогда бы не подумала, что умудрюсь сдружиться с сыном тальзарского кэра, аристократом, да к тому же студентом факультета боевой магии — а эти снобы, как известно, нас, драконологов, на дух не переносят и вообще относятся не уважительнее, чем к козявке в носу. Деймус Гракх был удивительным образчиком всеобщего любимца и объекта ненависти одновременно. Иногда мне казалось, что я — единственный камикадзе, способный выдержать тяжесть его переменчивого, как столичная погода, характера. Впрочем, кажется, сегодня он был настроен весьма благодушно. Громыхнула молния, и первые холодные капли шлепнулись на лицо. Я задрала голову — над островерхой крышей Академии Магии сгустилась черная грозовая туча, время от времени полыхая электрическими разрядами. Туча росла на глазах, толстой гусеницей ползя в сторону жилых кварталов. Многочисленные жители, прогуливающиеся мимо ворот, без малейшего удивления на лицах, принялись раскрывать цветные зонтики, так что вскоре улица стала походить на гигантскую грибницу волнушек и сыроежек. Помнится, при первом знакомстве с тальзарской модой меня поразило откровенное пристрастие горожан к этому средству защиты от непогоды — они брали с собой зонты всегда и везде, а в гардеробе столичного модника их насчитывалось не меньше десятка — на все случаи жизни. Казалось, типичный житель Тальзара скорее забудет надеть подштанники, чем не возьмет с собой зонт, пусть даже ему всего-то понадобилось выйти за хлебом. Но вскоре я поняла природу столь нежной привязанности. В самом центре столицы располагалась Академия Магии, в стенах которой нередко проводились различные эксперименты, в том числе и с управлением погодой. Именно это, а вовсе не мифический алкоголизм королевского метеоролога, провоцировало неожиданные осадки, вроде снега в разгар лета или ливня погожим весенним утром. - Рагхарово племя! - неизвестно кого обругала я. - Зонтик забыла… - Я взял, - Дей раскрыл над нашими головами большой черно-синий купол. - Куда теперь? - В «Пьяного быка», - прогундосила я, обнаружив вдруг, что мой обонятельный орган на перемену погоды отреагировал совсем уж неприлично, вознамерившись, видимо, получить звание «самого сопливого носа в мире». - Семейство Хо обещалось быть к обеду, а Шенрияра после недавней выходки в «Цыпе», все равно больше ни одно приличное заведение на порог не пустит. - Будь на то моя воля, я бы его из зверинца не выпускал, - холодно сказал Деймус. Я открыла рот, намереваясь заступиться за жертву заочных репрессий, но меня прервал дождь, забарабанивший по зонту с такой яростью, словно имел к нему личные счеты. Трактир «Пьяный Бык» располагался в трех кварталах от Академии. Я еле успевала за Деем, идущим в своей привычной манере: широким, размашистым шагом. Он был на добрых три головы выше меня, и наверняка со стороны мы смотрелись довольно комично, особенно в момент, когда я тайком пыталась дернуть его за волосы, стянутые в блестящую черную косу, бьющуюся по лопаткам во время ходьбы. Я схватила Дея за рукав, одновременно подтягивая полы своего файтона. Традиционная студенческая форма из черной, плотной, словно бы прорезиненной ткани, напоминающая узкий плащ с декоративной полоской серебристых пуговиц, нашитых от высокого ворота до самого подола, идеально защищала как от жары, так и от холода – будто живая, подстраивалась под температуру тела и окружающей среды. Островерхий капюшон, при желании закрывавший лицо до самого подбородка, вне экспериментальных кабинетов я, как и большинство студентов, носила откинутым. Почувствовав на своей руке мою озябшую лапку, Деймус чуть замедлил шаг, позволяя подстроиться и перестать наконец шаркать конечностями по мозаичной мостовой. Я незаметно поглядывала на него, получая истинно эстетическое наслаждение от созерцания аристократической бледной кожи, высоких скул и носа с легкой горбинкой. Редкие капли попадали на очки из цельной полоски дымчатого стекла и тут же испарялись. Разумеется, Дею не нужна была никакая коррекция зрения, но он справедливо полагал, что в очках выглядит солиднее и взрослее. Надо признать, файтон шел ему неимоверно, чего нельзя было сказать обо мне — черный цвет и невыгодный фасон превращал мою тушку, и без того не блещущую особой мягкостью форм, в нечто совсем уж плоское и непривлекательное. Меня до сих пор частенько путали с противоположным полом, что, впрочем, не особенно расстраивало — есть множество гораздо более весомых поводов всласть порыдать в подушку… Несколько встречных горожан, выглядывая из-под зонтов, приветственно приложили пальцы к козырькам кепи, в ответ мы с Деем слегка поклонились — студентов Академии Магии в столице уважали, любили и самую чуточку побаивались. Спустя четверть часа мы наконец подошли к дверям «Пьяного быка». На испещренной косыми струями дождя вывеске красовался явно довольный жизнью бык сочного красного цвета, ловко сжимающий раздвоенным копытом пивную кружку, причем подозрительный пятачок и нахальная морда делали его похожим на типичного гоголевского черта. Я резво перескочила из-под зонта под широкий металлический козырек. Сквозь приоткрытую дверь доносился ровный гул человеческих голосов, звон столовых приборов и одуряющий запах жареного со специями мяса. Я обернулась к Дею, тот не спешил складывать зонт. - Идешь? - неуверенно спросила я, подтягивая ворот файтона как можно выше — порывы ветра становились все холоднее. Парень отрицательно мотнул головой. - Нет, у меня еще есть дела. - Какие дела, Деймус? Сегодня же вольный день! Дей неопределенно хмыкнул, извлек из бездонных карманов файтона тонкие кожаные перчатки, медленно натянул на руки, придерживая плечом ручку зонта. - Ты ведь не забыла, что завтра зачет по Инквизиторскому праву? - Забудешь тут, - проворчала я, опасливо пятясь к двери. Не дай Бог-Дракон, этому извергу еще взбредет в голову потащить меня в библиотеку зубрить тоскливые нормативные акты… С некоторых пор Дей самовольно принял на себя обязанность подтягивать мою далеко не идеальную успеваемость, то и дело сползающую, как растянутые штаны. И если сенсей из него вышел по всем канонам, в меру строгий и мудрый, то более разболтанного и безответственного падавана, чем я, мир, наверное, еще не знал… - Мне бы очень не хотелось, чтобы ты провалилась, Лис, - сказал Дей, и я немедленно представила, как от его зябкого голоса под дверным козырьком намерзает гигантская сосулька и с грохотом падает мне на макушку. - Да я своими знаниями порву комиссию на тальзарский флаг! - надулась я, подбоченившись и выпятив грудь. Мое заявление не возымело должного эффекта — в ответ Дэймус лишь презрительно фыркнул. - Ну-ну. Общение с плебсом не идет тебе на пользу. Я нахмурилась, сердце екнуло в неприятном предчувствии. Дей не первый раз «радовал» меня неожиданной сменой настроения и взглядов на окружающий мир, но сегодня это было совсем некстати. - Плебсом? Какая муха тебя укусила? Они ведь наши друзья! - Ты такое наивное дитя, Лис. До сих пор не поняла, что дружбу придумали те, кому это выгодно? - сквозь зубы процедил Дей. - Шенрияр, этот любитель набить брюхо за чужой счет… или вертихвостка Нисса — думаешь, они бы стали так к тебе липнуть, не будь ты родственницей ректора? Я закусила губу. Да, действительно, всем в Академии я официально была представлена, как троюродная племянница Амадэуса Крама, по причине слабого здоровья прожившая детские годы в провинциальном городке Туана на юге Империи. Ничего удивительного, что первое время мне не хватало половника и двух мухобоек, чтобы отбиться от желающих завести выгодное знакомство. И все же в бескорыстность своих нынешних друзей я верила безоговорочно. - Ты так боишься остаться одна, что заводишь дружбу со всяким, кто посмотрит на тебя хоть немного приветливо? - продолжал Дей низким, вибрирующим от плохо скрытой ярости голосом. - Убиваешь бесценное время с кучкой бездарных идиотов, растрачиваешь талант на всевозможную ересь, вроде этой твоей «драконологии», как будто крылатые твари заслуживают чего-то большего, чем быстрая смерть… Не прерывая, я молча разглядывала враз сделавшееся некрасивым лицо. Очень четко стали видны, скрытые прежде надменностью, неприглядные детали: слишком глубокая ямка на подбородке с побагровевшим от ярости шрамом, раздутые крылья чрезмерно крупного хищного носа, едва заметно выдвинутая вперед из-за неправильного прикуса нижняя челюсть, тонкие губы — две белые полосы, выгнутые брезгливой дугой. Да, из-под напудренной маски, так редко снимаемой Деем, явственно пробивалось нечто, весьма далекое от красоты или изысканности, присущей чистокровной аристократии. И я знала, что было тому причиной, и что за тайна вот уже несколько лет гложет моего друга изнутри, как лихорадковый червь. Знала, и потому молчала, никак не отвечая на злые выпады. Выплюнув последнее хлесткое слово, Деймус резко развернулся и зашагал прочь. Я не стала провожать его взглядом, открыла дверь и быстро скользнула в теплый, ярко освещенный и пропитанный вкусными запахами трактир.