Под крылом дракона

Весь последующий день я почти ни на минуту не отходила от Джалу — стерегла его сон, как Оле-Лукойе, только вместо зонта в руках у меня была смоченная в прохладной воде тряпица, которой я время от времени промакивала пылающий жаром драконий лоб. Все мои потребности на время словно притупились: не хотелось ни спать, ни есть, а уж последнее было для меня так странно, что пару раз в беспокойстве щупала свой лоб на предмет температуры — не подхватила ли, часом, какой заразы. Даже Зазу забеспокоился — попытался было соблазнить меня сухой лепешкой с куском изрядно плесневелого сыра и огрызками вялой зелени, но безуспешно. Вместе с аппетитом как-то незаметно испарился и страх, все это время мешавший дышать, раздиравший грудь, будто я умудрилась наглотаться чертополоха. На смену страху пришла, свернулась теплым котенком под сердцем надежда и с каждой минутой все крепла. В первые часы после нашей с Зазу неумелой первой помощи, Джалу было совсем плохо: он метался по кровати, комкал простыни и все пытался содрать повязки своими белыми, костистыми, словно бы похудевшими всего за сутки руками. Я хватала его за скрюченные ледяные пальцы, похожие на корни больного дерева, шептала что-то успокаивающее. Всякий раз, когда я говорила ему: «Тихо, тихо, маленький», дракон сначала хмурился, недовольно поджимал губы, не открывая глаз, но после засыпал быстро и крепко. Все это время Джалу не приходил в сознание, лишь один раз, больно схватив меня за руку, когда я пыталась протереть покрытое испариной лицо, напугал до смерти, притянув к себе близко-близко и заглянув в глаза. Взгляд у дракона был бессмысленный и мутный, но потрескавшиеся губы произнесли четко: «Ми Джа! Ми Джа…» Помню легкое саднящее чувство, словно кольнули иглой под сердце. Я спросила у Зазу, кто это — Ми Джа, но тот сразу куда-то заторопился и исчез. Не выдержал, правда, дольше пяти минут — вернулся, сел в ногах дракона, мрачный и нахохленный. Больше я не спрашивала. Он здорово помогал мне: кипятил воду, приносил свежие тряпки. Пару раз пытался закатить истерику, но я сурово пресекала поползновения, швырнув в него подушкой. А когда я с радостным возгласом сообщила, что у Джалу начинает спадать жар, замковой залихватски заломил тюбетейку набок и исполнил прямо посреди комнаты такой танец, что Шляпник со своей джигой-дрыгой обзавидовался бы! С Хуубом, ревностно восседавшим все это время у меня на плече, отношения у Зазу все так же не клеились: на первых порах, даже приходилось их разнимать – безобразники все норовили наброситься друг на друга, как бойцовские петухи. Так что к вечеру я чувствовала себя заведующей то ли детского сада, то ли дурдома, не знаю уж, что страшнее. Когда Джалу наконец открыл глаза и надтреснутым голосом попросил воды, я думала, что разрыдаюсь от счастья, но все, на что хватило моего скупердяйского организма — это маленькая усталая слезинка, скатившаяся из уголка глаза куда-то к виску. Я придерживала дракона за голову, пока он жадно пил. Страшно хотелось наброситься на него с бесцеремонными объятьями, но дракон выглядел таким измученным и слабым, что я решила повременить со слоновьими нежностями. - Хозяин… - замковой, свернувшись калачиком у ног Джалу, сладко посапывал, прядая ушами и время от времени бормоча своему хозяину что-то обожающее. Я умиленно покачала головой. Утомился, бедолага. - Лис… Отставив миску с недопитой водой, я присела на край кровати, наклонилась ближе к Джалу — слабый голос был едва слышен. - Живой… - дракон улыбался мне потрескавшимися губами. Я взяла его за руку, погладила не ледяные, как прежде, а уже чуть теплые пальцы. - Живой-живой. Что со мной сделается… - А это что? - Джалу скосил глаза на тряпки, обильно пропитанные отваром. Я отметила про себя, что кровь уже не проступает, но все равно неплохо бы сменить повязки. - А это мы с Зазу тебя лечим. В глазах дракона промелькнул нешуточный страх. Левое веко слегка дернулось. - И я до сих пор жив? - Именно поэтому ты и жив! - оскорбилась я. Мне вдруг стало обидно до чертиков. Нет, ну надо же, беспокоишься за это хвостатое, не спишь, не ешь, душу, можно сказать, в каждую тряпочку с лекарством вкладываешь, а в ответ не только никакой благодарности, но и еще и грязные инсинуации! - Спасибо. Я поперхнулась возмущением, быстро отвернулась, надеясь, что Джалу не заметил вспыхнувший на щеках румянец. Кажется, краснеть по поводу и без повода уже становится плохой привычкой, а ведь раньше невозмутимости моей физиономии даже на школьных собраниях мог позавидовать самый злостный двоечник… Джалу завозился, попытался приподняться, но я не позволила, властно прижала за плечи к кровати. - Двигаться нельзя, раны могут открыться. Дракон хмыкнул. Дернул подбородком в сторону комочка у своих ног. - Тебе Зарзарзуба ключ дал? Я насупилась, поджала губы, чувствуя себя советским партизаном на допросе. - Выпороть бы вас розгами на соленой воде… — не дождавшись ответа, Джалу забрал у меня руку, принялся разминать пальцы. - Детей бить нельзя, - со вздохом напомнила я. - Могу в углу постоять. - Постой, - покладисто согласился Джалу. - Что, прямо сейчас? Я завертела головой, выглядывая ближайшие углы. Таковых насчиталось аж четыре штуки, один другого гаже — в паутине и порослях мха. - Позже, - Джалу был сама доброта сегодня, - лучше расскажи что-нибудь. - Что, например? - Не знаю, - Джалу широко зевнул, хрустнув челюстью, - сказку… Я бросила на дракона недоверчивый взгляд. Шутит? Или издевается в своей обычной манере? - Про красную шапочку могу… - неуверенно предложила я. - Лесная дева в красном плаще? - скривился Джалу. - Эту знаю, небылица. Скажи, ты бы пошел в лес, облюбованный на зиму стаей лютозверей, без оружия и с недельным провиантом в корзине? Вот и я бы не пошел. - Про золотую рыбку могу… - начиная закипать, сказала я сквозь зубы. - Рыба-злато? - дракон чуть приподнял бровь. - И эту знаю, совсем уж глупость. Во-первых, я уверен, под личиной рыбы был джунья — один из духов моря, во-вторых, в любом рыбацком поселении даже дитя знает, что с джунья связываться — себе дороже, потому что желания исполняют из рук вон плохо, а плату требуют жизнью… Чушь в общем! Сочинителя на мыльный отвар! - Ах, чушь?! - взвилась я, подскакивая, как ужаленная. - Значит, все мои любимые детские сказки — чушь, да?! Дракон улыбался, сонно и расслабленно глядя на меня из-под полуприкрытых век. Похоже, он откровенно забавлялся, дразня меня. Я снова примостилась рядом, чувствуя, как бесследно исчезают последние капли раздражения. Все же я очень рада, что этот чешуйчатый жив и может снова тянуть губы в ехидной ухмылке. - Может, хороших сказок я и не знаю, - сказала я со вздохом, - но вот парочку хороших стихов могу вспомнить. Дракон улыбнулся чуть шире, скептично выгнул бровь. - И учти: это мой любимый поэт, Иосиф Бродский, так что только попробуй сказать что-нибудь плохое — натравлю Хууба! Я попыталась быть грозной, но, судя по насмешливому взгляду золотистых полумесяцев из-под трепещущих ресниц, у меня это не особенно получалось. Сцепив пальцы в замок и сделав глубокий вдох, я стала декламировать, старательно выговаривая слова и чувствуя себя совсем как десять лет назад, когда я стояла на стуле перед всей детсадовской группой в жутком костюме Снежинки и рассказывала что-то про зайчика и елочку — страшное унижение, но Дед Мороз (тогда я еще в него верила) сулил в подарок крылатую лошадь… Кстати, с подарком меня тогда надули — лошадь оказалась игрушечной. Но это уже неважно. Ведь судьба подарила мне дракона… Самого настоящего. Мир пятерни. Срез ночи. И мир ресниц. Тот и другой без обозримых границ. И наши с тобой слова, помыслы и дела бесконечны, как два драконьих крыла. В последнюю секунду я не сдержалась, чуть переврала оригинал, заменив «ангельские» крылья на «драконьи». Так мне показалось уместней… Дракон спал. Грудь вздымалась ровными, сильными толчками, лицо было спокойным, складки у губ разгладились, и теперь казалось, что на простынях передо мной лежит даже не юноша — мальчик. Я склонилась над Джалу, поправила одеяло. Легонько коснулась губами прохладного чистого лба. Спи, дракон. Пусть тебе приснится мир – тот самый, что без обозримых границ…