Вопреки судьбе

      — Сара, умоляю тебя, не допусти казнь Аннет. Я люблю ее больше жизни, которой я уже и без того лишился. Она — мой последний лучик света, — сквозь слезы говорил Эйтон.       — Она — самая грязная крыса из всех, каких я только знала, — ответила я, рассматривая выступившую от порезов стекла кровь на ладонях, — исключено. Я отрублю ей голову собственными руками, если это потребуется.       — Не надо, прошу…- сквозь слезы протянул погорелец, — я люблю Аннет несмотря ни на что.       — Идиот! Научись наконец отличать непроглядную ложь от настоящей любви!       В этот момент в комнату ворвался врач, который, увидев оторванные повязки и лицо мастера, с выпученными глазами начал по новой обрабатывать раны. Что же, мне здесь больше делать нечего, поэтому вскоре я уже стояла в подвале напротив травницы, которую под руки держала охрана. И все же, если Эйтон каким-либо образом узнает, что я казнила эту дрянь, то мои цели можно окончательно убирать из головы. Было бы лучше просто устранить Аннет так, чтобы она не путалась под ногами.       — Я, Сара Розенберг, готова вынести вам приговор, — обратилась я к белобрысой, — Вас ждёт заключение на год в тюрьме Филадельфии. Напомню, что вы обвиняетесь в покушении на гражданина с особо тяжким ранением, а также Вы смели обмануть прислугу дома губернатора. Мой вердикт обжалованию не подлежит.       — Но…я ведь не хотела его убивать, мисс, — снова заблеяла Аннет своим паршивым голоском.       А все уже, поздно. Обвиняемой тут же натянули мешок на голову и поволокли к запасному выходу. Я же не спеша поднялась на первый этаж, где мне предстояло разобраться с ещё одним вопросом: как у Аннет оказались ключи? А именно, ключ от моей комнаты и балкона. К слову, он есть только у трех человек в этом доме: у меня, у моих родителей и…у Гарри! Сама себя я не запирала, а родителей нет дома, так что мой прежде верный компаньон оказался самой настоящей крысой. Главное сейчас — не дать ему сбежать, ибо он знает очень многое, а вот я даже представляю, насколько длинный у него язык.       Ко мне сразу же подлетела Розика, видимо поражённая тем, что я не на балконе. Не став дожидаться конца ее удивления, я спросила:       — Добрый день, Розика. У меня нет времени на разъяснения, так что просто ответь мне, где Гарри.       — Я не видела его со вчерашнего дня, но знаю, что сегодня утром он говорил с Аннет, — служанка заметно погрустнела, — но сейчас Гарри уже как пятнадцать минут ожидает тебя. Хочет поговорить. По крайней мере, так говорят остальные рабочие.       — Хорошо… спасибо тебе, Розика. Я пойду.       И правда, компаньон с виноватым лицом топтался у двери в мои хоромы, нервно переступая с ноги на ногу.       — Сара, извини бога ради, — торопливо начал он, — просто выслушай.       — И тебе здравствуй, Гарри. Валяй, — я облокотилась о стену.       — Вчера вечером я пошел в служебный дом, чтобы спросить с работников отчёт о выполненной за день работы. Или хотя бы удостовериться, что работа делается. И тут мне приспичило за одно к Аннет сходить. Ну, а она как начала мне что-то лепетать, что, наверное, и ключи украла. Если ты только сможешь меня извинить…       — Смогу. Такая дрянь, как Аннет, любому зубы заговорит. О чем она говорила тогда?       — Рассказывала о своих темных делишках с травами и жизни с Эйтоном, — ответил компаньон, — видимо, у нее все ещё оставалась надежда на сладкую жизнь за твой счёт, ибо Аннет убеждала меня в том, что богата. Также упомянула, что все деньги заработала путем обмана клиентов и регулярной кражей денег из кошелька погорельца. Мол, он то не заметит — денег ведь валом, а ей большая доля перепадет.       — Ага, а вот это уже интересно. Считай, что мы в расчете, Гарри. И да, на будущее — соответствуй разумом своей должности, — я резко оторвалась от стены и без стука вошла в соседнюю комнату.       Эйтон встретил меня стальным взглядом, но все-таки сказал:       — День нынче не такой уж и добрый. Да, Сара?       — Для твоей Аннет как раз-таки добрейший, — с не меньшей колкостью в голосе ответила я, — пребывание в тюрьме лучше пребывания на девятом кругу ада, как мне показалось. К слову, я что-то упустила момент, когда мы перешли на «ты», не находишь?       — Да, извини…те.       — И все же давай уберем манерности из наших последующих бесед, — я улыбнулась.       — Как знаешь. Но Аннет не достойна заключения…       — Ну вот опять началось, — уголки моих губ разом вернулись на свое место, уступив место поистине разъяренной гримасе — она несколько часов назад, увидев, насколько низко ты пал, с немалой долей жёлчи отвернулась от тебя. Она не смогла тебя принять. Более того, раньше Аннет пользовалась тобой. Никогда не замечал отсутствие должной суммы денег в кошельке или недостачу в кассе собственного магазина? А действительно ли ты после всего этого уверен, что она тебя хотя бы секундочку любила?!       — Я понимаю это, Сара. Но не так просто отказаться от своих собственных чувств.       — А обманывать себя значит легче?       Вопрос был риторическим — это было очевидно.       — Ты права, и мне нечего тебе возразить. Но понадобится слишком много времени, чтобы я смог это по-настоящему признать, — его голос был наполнен унынием, а глаза, полные горя, смотрели в одну точку. Лишь пересохшие губы шевелились, дабы не оставлять меня без ответа.       — Я не представляю, насколько тебе сейчас плохо, Эйтон, — я осторожно взяла его ладонь в свою, — мне жаль, что все оказалось настолько плохо. Но ещё хуже жить в вечном обмане и иллюзиях, и мы оба это знаем. Тебе следует побыть одному, но знай, что я всегда буду рядом.       Я осторожно освободила его руку из хватки и тихо вышла из комнаты. Возможно мои слова и были резкими, но мастер хотя бы разумом признал мою правоту. А пока что неимоверно хотелось на воздух, ибо сегодняшние проблемы успели изрядно надоесть. По пути к выходу я встретила врача, который нёс очередную бадью с отваром и тряпки, чтобы ещё раз перебинтовать погорельца.       — Извините, — я остановила торопящегося работника, — мистеру Гольдшмидту уже можно выходить из комнаты?       — Ох, госпожа, — начал запыхавшийся врач, — после сегодняшнего инцидента пострадало только лицо, а после мы его тщательно обработали. Остальные же участки начали заживать. Горячка прошла, мастер в здравом уме уже как несколько дней. Я бы не рекомендовал, но, если так надо, то выходить можно.       — Отлично. Вижу, вы как раз к Эйтону. Передайте ему новость о возможных прогулках, а также передайте, что я крайне не советую пренебрегать данной возможностью. Свободны!       И доктор продолжил свой путь, быстро поднимаясь по лестнице и расплескивая отвар на ступеньки. Я же тем временем вышла во двор и побрела в тот самый парк с фонтаном, где каких-то три дня назад говорила с Розикой. Картина не изменилась: идеальная тишина, которую нарушает разве что вода, мерно переливающаяся в фонтане. А я приземлилась на ту самую скамейку, предвкушая долгие раздумья. Хотя, сегодня я настолько устала, что все мысли разом растворялись в голове, словно дым. Хотелось просто созерцать вид, наслаждаясь спокойствием. Ведь этому месту ничего не грозит, потому так беззаботно. И действительно, что может случиться с водой в каменной конструкции? Разве что лягушки заведутся и будут нарушать всеобщую безмятежность громким кваканьем по утрам.       Оранжевое солнце уже почти скрылось за горизонтом, а небо стремительно темнело. Я не спеша поднялась с лавочки и пошла к дому. Донельзя привычный маршрут: вход в здание, лестница, второй этаж и последняя комната коридора. Когда я зашла в свою скромную обитель, то первым делом мне захотелось отпереть балкон. Я подошла к прикроватной тумбе, чтобы достать ключ, ибо в обиходе он мне не нужен. В глаза сразу бросилась недавно купленная фигурка цирка. Видимо, в тот день я настолько устала, что даже не стала ее прятать от посторонних глаз. Достав из ящика ключ, я ненароком прихватила и декорацию с собой.       И вот, спустя несколько мгновений, я наконец-то нахожусь на своем балконе, на который попала через дверь, а не черт знает как. К слову, уже окончательно наступила ночь, так что я невольно залюбовалась звездным небом, как вдруг слева послышался идентичный щелчок замка. Мой сосед не заставил себя ждать — через пару секунд Эйтон уже стоял на своем балконе, облокотившись об трость. В его глазах читалось горе, да и я особо не веселилась. Никто из нас не хотел говорить… или же просто не решался. Но спустя несколько минут, Эйтон все же решился прервать тишину:       — У вас в руках интересная работа, — погорелец повернул голову в мою сторону, — что-то символизирует?       Уж не знаю, спросил ли мастер это из действительного интереса, или просто ради прерывания неловкого молчания, но, тем не менее, я ответила       — Да. Место, где зародилась моя любовь, которой не суждено было сбыться.       — Значит, мы в чем-то похожи.       — Ошибаешься. Разница в том, что мы любили друг друга.       Эйтон не стал что-либо отвечать или возражать, поэтому мы продолжили взирать на темное небо, усыпанное миллиардами ярких звёзд.