Луне лучше знать

      Мадара застонал от облегчения, взмахнув руками к запястьям Сакуры. Она хмыкнула, когда он прижал ее пальцы к своему черепу. Он хотел засунуть их, минуя кость, прямиком в свой мозг. Боль, какой бы мучительной она ни была, всегда можно было игнорировать. Он всегда будет чувствовать ее, но она была такой постоянной, что превратилась в белый шум. Это было просто ожидаемо.       Облегчение от того, что это ощущение исчезло, было невообразимо, но оно также привлекло больше внимания к той боли, которую он уже чувствовал. Это было невозможное сочетание легкости от давления и огромной, острой пульсации.       — Ты делаешь мне больно, — мягко, но убедительно сказала Сакура.       Мадара открыл глаза и ослабил хватку на ее запястьях. Она разжала пальцы, но продолжала прижимать их к его вискам. Ее руки были такими нежными, и только по той причине, что он чувствовал себя обязанным это сделать, он прижал ее ладони к своему лицу.       Пульсирующая боль тоже начала отступать. Ее чакра хлынула в его мозг, за глаза, задерживаясь там — он мог чувствовать изучаемые нервы, которые она дергала и из-за которых она была здесь. Было ужасно, когда в них так ковырялись, но сразу же после четкости зрения, которая появилась после этого, прохлада и свет смели все неприятные ощущения напрочь, как будто он никогда их там не чувствовал.       Мадара даже не осознавал, как сильно ему было больно, но теперь, когда он больше не мог этого чувствовать, на его лице расплылась туманная, неосторожная, беззастенчивая улыбка. Он нуждался в Сакуре хотя бы из-за одного только этого умения.       — У тебя очень много скоплений в каналах чакры вокруг глаз, — сказала Сакура.       Его взгляд блуждал по ней, тщательно рассматривая каждый дюйм ее лица в поисках коварных или недобрых намерений, или любых других уловок, которые могли быть от того, что это гендзюцу, или что она куноичи.       Но ее лицо — на нем нельзя было найти никаких ответов. Оно было непроницаемое, совершенно кукольное. Щеки Сакуры порозовели, но только слегка, как будто она могла придать им этот цвет лишь для того, чтобы отвлечь его. Ее ресницы, которые так очаровательно сочетались по цвету, сегодня казались гуще и длиннее, хотя, возможно, ему это только казалось.       — Ты сможешь это почувствовать, и я думаю, тебе это не понравится, — продолжила Сакура, ее голос звучал мягко, но холодно. — Но если ты позволишь мне, я смогу очистить это скопление и восстановить то зрение, которое ты потерял.       — С чего ты взяла, что я потерял зрение? — требовательно спросил Учиха.       Сакура отпустила его лицо, но Мадара вернул ее руки обратно, крепко сжимая их, чтобы она не попыталась убрать их снова.       — Да, я позволю тебе, — быстро произнес он, и было трудно не заметить ее внезапную улыбку, и он улыбнулся в ответ, поскольку это застало его врасплох.       — Ты теряешь только зрение шарингана, а не своих естественных глаз, — объясняла Сакура, — и это потому, что ты используешь чакру, чтобы ими видеть, и когда происходит накопление чакры, это замедляет скорость, с которой чакра течет через них, тем самым уменьшая скорость, с которой ты можешь двигать своим глазом, а само зрение становится либо туннельным, либо размытым.       — О, — произнес Мадара, и Сакура улыбнулась еще шире.       — Но я знаю, как это исправить, — продолжила она, ее голос звучал намного мягче и ближе, когда она наклонилась вперед. Ее руки были вытянуты высоко над головой, и девушка приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до него. Она сосредоточенно высунула язычок, и Мадара почувствовал ее чакру за своими глазами, которые были окутаны ею так, будто их окунули в ледяную воду.       Внезапно ее чакра отступила, и Сакура попятилась от Мадары с недовольным хмыканьем.       Он с любопытством посмотрел на нее, наблюдая, как она нашла ближайшее дерево — большую сосну, может быть, полтора фута в диаметре, и быстро снесла ее впечатляющим ударом ноги. Та упала в траву, и Сакура поманила его, когда забралась на дерево.       — Какая находчивость, — весело пробормотал Мадара, услужливо вставая перед девушкой так, чтобы его глаза были на уровне ее глаз.       Было волнующе смотреть ей в лицо таким образом. Она была так близко, что при виде нее у него перехватило дыхание. Теперь она слегка нависала над ним, ее взгляд был теплым, любопытным и возбужденным. Он предположил, что для нее было захватывающе наконец-то иметь возможность изучать то, что она хотела, даже если это самое изучение было лишь мельком.       — Может, ты снова активируешь свой шаринган? — спросила Сакура, снова кладя руки ему на лицо. На этот раз она расположила их так, как он держал до этого, — ладони на щеках, кончики пальцев на висках.       Мадара повиновался, и медик даже не вздрогнула от страха, когда его радужки окрасились в устрашающий красный цвет.       Тогда ее чакра вторглась в него, туго натянув каждый нерв в его глазу. Ощущение было неприятным, и руки Мадары чесались оттолкнуть ее. Боль только нарастала — казалось, будто огонь полыхает у него за глазами. Он закрыл их, подавив болезненный стон, когда его глаза начали гореть. Казалось, что вот-вот навернутся слезы, но его глаза были настолько горячими, что он не мог понять, мокрые они или нет.       — Самое худшее почти позади, — тихо сказала Сакура. Одна рука оторвалась от его лица и обхватила затылок, притягивая его еще ближе к ней. Он сделал шаг вперед, чтобы помочь. Он слышал, как она переступает ногами по поваленному дереву, и чувствовал ее мягкое дыхание на своем лице.       Огонь в его глазах, казалось, на мгновение распространился дальше. Мадара поморщился и крепко зажмурился, хотя это мало помогло ему унять боль.       — Я знаю, что больно, — произнесла Сакура еще тише, почти шепотом, как будто говорила эти слова себе, а не ему. Рука на его затылке ослабла и соскользнула сбоку на шею. Ее большой палец успокаивающе погладил по чувствительной коже, и на мгновение Мадара совсем забыл о боли в голове. Он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме ее аромата, ощущения ее дыхания и прикосновения, а также того, как успокаивающе она ворковала с ним, словно он был диким зверем, тем котом, запутавшимся в кустах ежевики.       Боль начала утихать, хотя чакра Сакуры задержалась в каналах позади его глаз. Он ощущал ее, как она облегчает боль, которую причинила, заставляя его чувствовать себя немного сонным, немного вялым.       — Ты не мог бы открыть глаза, пожалуйста?       Мадара так и сделал. Сакура оказалась гораздо ближе, чем он ожидал, — достаточно близко, чтобы он почувствовал себя обязанным отступить на шаг назад, но что-то удержало его на месте. Ее взгляд сосредоточился на нем, и был, как он знал, скорее клиническим, чем ласковым, но настолько мрачным, хотя и нежным, что Мадаре захотелось протянуть руку и коснуться ее лица. Он был уверен, что знает, как прикоснуться к ней, чтобы заставить ее взор смягчиться, превратить его в немного горячий, немного заинтригованный.       Его пальцы дернулись, когда прядь волос упала ей на глаза. Он легко мог бы убрать ее за ухо и позволить подушечкам своих пальцев задержаться на ее щеке.       Но Сакура сама заправила волосы той рукой, которая была у него на шее. Затем она безвольно ее опустила.       — Можешь отключить свой шаринган? — попросила Сакура, ее сосредоточенность была восхитительна. Он чувствовал, что ее чакра все еще двигается у него за висками, и знал, что не должен отвлекать ее такими прикосновениями, пока она циркулирует в его мозге.       Мадара позволил своим глазам снова стать черными, ухмыльнувшись, когда выражение лица Сакуры хоть немного, но смягчилось.       Последний поток чакры промчался по каналам и нервам за его глазами. Он был прохладным и легким, и это заставило Мадару наклониться к Сакуре, его глаза закрылись, прежде чем он вспомнил, что ей надо, чтобы он держал их открытыми.       — Когда ты снова активируешь свой шаринган, твое зрение должно вернуться к тому, каким оно было, когда ты впервые пробудил его, — сказала она, убирая другую руку с его виска.       Мадара снова бы активировал его, но знал, что Сакура предпочитала его таким, а он предпочитал ее, когда она была вся такая мягкая и теплая. Вместо этого Учиха пододвинулся еще ближе, так, чтобы поцеловать ее, если бы она только слегка наклонила голову. Он услышал ее прерывистое дыхание и шарканье ног, когда она решила сделать шаг назад.       Но она не могла этого сделать, не сойдя с дерева. А Мадара ей этого не позволит. Его руки нашли ее руки и сжали их. Его глаза блуждали по ее лицу, надеясь увидеть там только теплоту. Он действительно видел это — удивление и любопытство в ее глазах, жар, от которого ее пульс на мгновение участился.       Он должен был быть поражен, когда она не отстранилась от него. Он был слишком эгоистичен, а она слишком терпелива с ним. Почему она должна позволять ему вот так прикасаться к ней, делить с ней спальник, смотреть на нее с вожделением, восхищением и любовью, которых он даже не должен был испытывать?       — Спасибо, — пробормотал ей Мадара, хотя это вряд ли было уместно. Она сделала для него гораздо больше, чем должна была. Она была не просто помощницей, но и хорошей компанией, красивой, очаровательной, забавной, увлекательной компанией. Ему казалось, что его сердце зажгло, когда он подумал о том, чтобы отпустить ее. Разве это справедливо? Почему бы ей просто не остаться с ним?       Ухмылка тронула ее губы, но его близость не позволила ей превратиться в полноценную улыбку.       — Позволь мне поцеловать тебя, — взмолился Мадара, удивляясь не самой идее, а тому, что эти слова действительно слетели с его губ. Конечно, он думал об этом миллион раз, но когда он поцеловал ее в прошлый раз, она заплакала, и он просто не мог вынести мысли о том, чтобы заставить ее плакать — только не поцелуем.       — Что? — спросила Сакура, и вопрос слетел с ее губ, как облачко сбивчивого дыхания.       Но Мадара знал, что девушка не могла быть слишком удивлена этим вопросом. Она тоже это чувствовала. Она охотно принимала участие в этих прикосновениях, поддразниваниях и флирте, пусть даже немного робко. Неужели она не хочет поцеловать его? Неужели магнит, притягивающий его к ней, в свою очередь не притягивает ее к нему?       Не желая вот так все оставить, Мадара поднял руку, чтобы обхватить ее сзади за шею, как она сделала это с ним. Он чувствовал, как бешено бьется ее пульс под его ладонью, и ее глаза были широко раскрыты, но не от ужаса, а от чего-то такого, что порадовало Мадару достаточно, чтобы он почувствовал легкую дрожь удовольствия, пробежавшую по его спине.       Его большой палец ласкал ее щеку, пробуя ее мягкость. Глаза Сакуры закрылись, когда она подалась навстречу его прикосновению. Мадара усмехнулся бы, довольный собой за то, что так на нее действовал, но его мысли устремились к новым возможностям, новым реакциям, которых он мог бы от нее добиться.       — Пожалуйста, — произнес он тихим шепотом, которому, как он знал, женщины с трудом могли сопротивляться.       Сакура медленно придвинулась к нему, ее ноги шаркали по коре дерева. Ее руки поднялись, чтобы прижаться к его груди, крошечные пальчики дрожали, сжимая его рубашку, чтобы удержаться.       — Но, Саске… — прошептала Сакура удрученно, как будто ей было грустно, что она не может поцеловать его потому, что все ее поцелуи предназначались другому.       — Ему необязательно знать, — сказал Мадара, хотя, если бы представилась такая возможность, он без колебаний ткнул бы маленькому ублюдку этим в лицо. — Это будет нашим маленьким секретом.       Теплое дыхание обдало его лицо, когда она облегченно вздохнула. Мадара наклонил голову еще ниже, позволяя своим губам коснуться девичьей щеки, а затем осторожно — уголка ее рта. Ее кожа была шелковистой и горячей, и Учиха потерял способность беспокоиться о том, что Сакура может не хотеть, когда он снова нежно поцеловал ее в щеку, его пальцы крепче сжались на ее шее.       — Думаешь, я когда-нибудь вернусь в свое время? — задал он ей вопрос, оттягивая неизбежный отказ. Она никогда не согласится на поцелуй и не сделает ничего, чем могла бы предать Саске. — Это кажется невозможным, не так ли?       Выражение ее лица еще больше смягчилось, пальцы сжались на его груди.       — Я не знаю, — призналась Сакура. Он хотел бы знать, дрожит ли она от страха или предвкушения.       — Куда же мне идти? — поинтересовался Мадара, потому что доверял ее суждениям о подобных вещах. — Если я застряну здесь, мне нужно будет где-то осесть.       — Осесть? — удивиленно моргнув, спросила Сакура.       Мадара утвердительно хмыкнул.       — Как только мне удастся найти вторую в мире по красоте женщину и жениться на ней, мне нужно будет найти нам жилье. Как можно дальше отсюда.       Сакура издала короткий смешок, от которого у Мадары потеплело внутри.       — Значит, это ты хотел бы сделать? — уточнила она.       Учиха снова хмыкнул.       — Я бы хотел найти хорошую жену и провести следующие десять лет, заполоняя мир нашими детьми-Учихами.       Кожа Сакуры вспыхнула, но на губах заиграла веселая улыбка.       — Звучит здорово, — призналась она.       — О, — сказал Мадара, его рука опустилась вниз по ее шее к груди. Скользнула по ее ключицам, таким изящным и красивым, коснувшись груди, отчего она судорожно втянула воздух. — Ты даже не представляешь. — его рука легла на изгиб ее талии, скользнув под этот маленький жилет, чтобы коснуться ее горячей, шелковистой кожи.       Мадара снова поцеловал Сакуру в щеку, твердой рукой притянув ее тело ближе к себе и положив ее ей на талию. У нее не было другого выбора, кроме как опереться на него, так что он поддерживал ее на весу.       Он чувствовал, как по всему ее телу пробегают мурашки, как ее сердце бьется, как у пугливого зверька. Она была такой теплой, и ее тело так приятно прижималось к нему.       Ему пришло в голову, что он мог бы уговорить ее на прощальный поцелуй, если бы действительно захотел. Ее тело предавало ее — ее влекло к нему, несмотря на то, что Саске был тем, кого она действительно хотела. В этом не было ее вины, хотя это заставило его задуматься, будет ли она вообще вспоминать его, когда будет с Саске. Если он коснется ее в нужном месте и поцелует так хорошо, что она увидит звезды, тогда, возможно, он навсегда сохранит частичку ее сердца. Возможно, она никогда не сможет поцеловать Саске, не думая при этом и о нем.       — Ты и правда красивый.       От удивления у Мадары замерли пальцы, хотя губы тронула улыбка. Ее щеки все еще были красными, но Сакура продолжала смотреть ему в глаза, что вызвало у него малейший трепет. Он всем телом почувствовал тепло.       — Ты заставляешь меня чувствовать себя очень красивой, так что я просто решила отплатить тебе тем же, — сказала Сакура, ее голос восхитительно дрожал от волнения. Делала ли она когда-нибудь раньше такие комплименты мужчине? Мысль о том, что он может быть первым, заставила его сердце на мгновение сжаться. — Второй самой красивой в мире женщине действительно повезло.       Мадара усмехнулся, и от его дыхания волосы на затылке Сакуры встали дыбом.       — А вот Саске счастливчик, не так ли? — он коснулся кончиком носа ее и почувствовал, как она мягко вдохнула. Было так заманчиво поцеловать ее, хотя он знал, что должен отодвинуться, но просто не мог.       Сакура промурлыкала каким-то низким голосом, и он представил, как несет ее обратно в свою пещеру и пытается заставить ее издавать все эти звуки.       — Пожалуйста, Подсолнух, — сказал он. — Позволь мне тоже побыть счастливчиком, хотя бы на минутку.       Сакура наклонила лицо, такое нежное и красивое в рассеянном свете леса. Ее глаза, отражавшие этот свет, как в калейдоскопе, мерцали сотнями оттенков зеленого, полностью стирая все представления о красоте, которые Мадара мог иметь раньше.       А потом она поцеловала его. Ее губы, дрожащие и розовые, прижались к его губам с нежным пылом — первый поцелуй, который она подарила мужчине, и этим мужчиной был он.       Желание поднять ее на руки, чтобы она обхватила ногами его за талию, глубоко шевельнулось в его животе. Он не мог этого сделать, потому что знал, что ему захочется прижать ее к ближайшему дереву, сорвать с нее эту ее обтягивающую одежду и расцеловать каждый дюйм ее кожи.       Однако она была маленькой и слишком хрупкой, чтобы он мог так грубо обращаться с ней. С ее небольшим опытом поцелуй был до боли нежным, ее губы, зубы и язык действовали немного неуверенно.       Мадара запустил пальцы в ее волосы, ласково поддерживая ее, как цветок, которым она и была — его подсолнухом. Он отдался поцелую, его язык скользнул по ее губам, показывая ей, как она могла бы доставить ему удовольствие, если бы захотела.       Ее тело таяло в его объятиях. Сакура испустила полувздох-полустон в его рот, и от этого звука жар начал медленно накапливаться в низу живота Мадары. Он уже чувствовал, что его член становится твердым, и ощущение ее рук, отчаянно вцепившихся в его грудь, заставляло его сердце биться быстрее.       Наконец она оторвалась от него, тяжело дыша. Ее щеки были розовыми, а губы влажными от его поцелуя. Глядя на нее такую, Мадара вдруг почувствовал, что она могла бы попросить его о чем угодно, и он с радостью согласился бы сделать это для нее. Может быть, его сердце было немного мягче, чем должно было быть, но он понимал, какой драгоценностью была Сакура. Было бы очень жаль, если бы она не получила всего, что хотела. Грех было бы потерять ее.       — Давай я отведу тебя обратно в Коноху, — предложил он. Ей это могло показаться уловкой, чтобы задержать ее еще на некоторое время, и он не мог отрицать, что хотел этого. Но что еще важнее, так он мог держать ее подальше от Саске.       Сакура смотрела на него с теплотой и смущением. Ее жадный взгляд опустился к его губам, и Мадара заставил себя не целовать ее снова сразу же. А потом, вспомнив, что она говорила ему о его зрении, снова активировал шаринган.       Выражение ее лица не изменилось, когда его глаза стали красными, но разница была как день и ночь. Он мог видеть все, каждую ресничку, каждую веснушку, каждую прядь сахарной ваты, обрамлявшую ее лицо. Ее глаза вдруг показались ему похожими на галактики — зеленые спирали и туманности, и даже намеки на золотистый мед, мелькающие между ними, словно звезды.       Смотреть на нее было все равно, что смотреть на солнце. Стоит ли ему так долго смотреть на нее, не моргая? Ему казалось, что он видит нечто такое, чего не должен был — нечто, не предназначенное для него.       А потом Сакура кивнула, даже не задаваясь вопросом, почему он хочет сопроводить ее обратно в Коноху, почему откладывает поиск пути домой.       Мадара мог бы объяснить ей это, если бы Сакура спросила. Куда бы он пошел без нее? Она была его единственным проводником здесь. Не было никого, кому он еще мог бы довериться. Он не хотел расставаться с ней, но будет уважать ее решение, если ей надо уйти от него. Как он уже говорил ей раньше, он был не ее проблемой.       Но прежде чем он успел что-то сказать, Сакура снова прижала руки к его лицу и поцеловала его.       Ее пылкость удивила Мадару, и внутри него разгорелся настоящий пожар. Он застонал, когда она бесстыдно втянула его нижнюю губу в свой ротик, нежно покусывая крошечными зубками. Руками, которые, казалось, жили отдельной жизнью, он с силой сжал ее талию и поднял в воздух.       Ее ноги тут же обвились вокруг его талии. Сакура вцепилась в Мадару с отчаянием, все ее тело дрожало, практически гудело от нервной, сексуальной энергии. Он ласково исследовал руками девичье тело, прикасаясь ко всем местам, способным утешить и возбудить ее. Он чувствовал, как ее промежность прижимается к его животу.       Когда она вновь оторвалась от него, по ее лицу можно было безошибочно прочитать вожделение и благоговейный трепет.       — Ого, — пробормотала Сакура, а Мадара рассмеялся и протянул руку, чтобы убрать непослушную прядь волос с ее лица. Это было совсем не хорошо — он был так же плох, как и она с этим проклятым котом. По крайней мере, она не дала тому кличку.       — Ладно, подсолнух, давай вернем тебя в Коноху, — произнес Мадара, опуская ее на землю.       — Подожди, — остановила его Сакура, хотя и без колебаний вложила свою руку в его и отступила назад, в траву. — Что ты собираешься делать теперь? Ты придумал план Б?       — Нет никакого плана Б, Сакура, — сказал Мадара чуть резче, чем планировал. Было несправедливо, что ему придется выяснять все самому, когда он даже не был уверен, как вообще сюда попал. Как найти рациональное решение иррациональной проблемы?       — Не волнуйся, — успокоила его Сакура. — Мы что-нибудь придумаем.       — Мы?       — Конечно, мы, — легко ответила она. — Если мы собираемся вернуться в Коноху, я могу спросить Цунаде-саму о путешествиях во времени. Она может что-то знать, или знать кого-то, кто что-то знает. Может быть, даже Какаши-сенсей мог бы помочь.       Мадара выдернул свою руку из ее ладони.       — Я не могу вернуться в Коноху, — сказал он. — Я читал все эти твои книги по истории. Я знаю, что я сделал и что обо мне думают.       Сакура нахмурилась.       — Цунаде-сама доверяет мне, — пояснила она. — Если я объясню ей ситуацию, она поймет.       — Нет, — твердо произнес Мадара. — Да и как она сможет? Когда три Сенджу побывали на посту Хокаге, а клан Учиха полностью уничтожили? Я должен верить, что у нее найдутся причины захотеть помочь кому-то из Учих, тем более мне?       Сакура нахмурилась еще сильнее, и Мадара поднял руку, чтобы обхватить ее шею сбоку.       — Тебе, я полагаю, она поможет, — сказал он немного мягче. — Спроси ее, о чем надо, но, пожалуйста, не упоминай моего имени. Моя репутация уже погублена. Мне не пойдет на пользу, если люди будут думать, что я пришел из прошлого, чтобы похитить ученицу Хокаге.       Сакура ничего не ответила, опустив голову. Теперь, когда она снова стояла на земле, Мадара совсем не мог видеть ее лица и внезапно почувствовал раздражение. Он немного подождал, давая ей время подумать, но нетерпение его быстро росло.       — Сакура, — позвал он, щелкнув пальцами.       Ее глаза метнулись к нему.       — Извини, — сказала она и поднесла руки к своим губам, прижав к ним кончики пальцев. — Я немного отвлеклась.       — Хм, — тихо промычал он. — Полагаю, ты не привыкла к такой страсти, а?       Ее губы задрожали, хотя было неясно, от смеха или от чего-то еще.       — Если мы будем продолжать практиковаться, уверен, ты к этому привыкнешь, — объявил Мадара.       — А ты к этому привык?       Он склонил голову набок, слегка усмехнувшись той дерзости, с которой Сакура задала свой вопрос.       — Возможно.       Она скривила губы в немного хмурой ухмылке.       — Ты гораздо опаснее, чем я думала, — сухо сказала она.       — Я? — Мадара рассмеялся.       — Неужели я веду себя глупо? — спросила Сакура, хотя он не ожидал, что она адресует этот вопрос ему.       — За то, что поцеловала меня? — уточнил Мадара. — Вряд ли. — он положил пальцы ей на талию и нежно провел ими по ребрам. — Это просто означает, что ты нормальная здоровая женщина.       — Желание поцеловать тебя делает меня нормальной здоровой женщиной, — сказала она, отталкивая его руку. — Собственно, делать это было довольно глупо. Я не могу позволить тебе соблазнить меня.       — Детка, если бы я хотел соблазнить тебя, мы бы трахнулись уже тысячу раз.       Сакура сердито посмотрела на него, но по тому, как покраснели ее щеки и резко перехватило дыхание, Мадара понял, что она не испытывает ненависти к тому, как это прозвучало.       — Ты практически умолял меня поцеловать тебя, — вскипела Сакура.       — Ну да, разумеется, — сухо согласился Мадара. — При условии, что я либо вернусь в свое время, либо расстанусь с тобой по другой причине, я не прощу себе, если не получу от тебя хотя бы один настоящий поцелуй. Это ведь вроде как мое право, не так ли? Ты — матриарх клана Учиха, а я — его глава. В каком-то смысле ты вроде как принадлежишь мне.       — Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала, — отрезала Сакура. — Я не матриарх Учиха, и даже если бы я ею была, я не была бы твоей, а даже если бы и была, это не означает, что ты имеешь право целовать меня.       Мадара был ошеломлен резкостью ее голоса, хотя и не подал виду. Сакура только что целовала его с такой нежностью и страстью. В том, что она может быть такой непостоянной, не было никакого смысла, если только она не чувствовала себя виноватой.       И если это так, он считал, что не должен сделать все еще хуже для нее.       Это было действительно странное чувство, когда она кричала на него и все же не испытывала к нему ничего, кроме сострадания.       — Нет, ты не моя, — тихо пробормотал Мадара, — но мне было бы очень приятно, если бы была.       Теперь же Сакура, казалось, была несколько ошарашена и почти не способна это скрыть. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, не нашла подходящих слов, и быстро закрыла его снова.       — Идем, Подсолнух, — произнес Мадара. — Давай отведем тебя домой.