Нет повести печальнее на свете

Три дня до фестиваля — Граждане! Последний прогон! Представьте, что вы уже перед зрителями! Выкладываемся от и до!!! Иначе я вас всех зарою прямо после феста!!! — У нас еще три дня есть, — недовольно заметила Пупсикова, которой приходилось играть сразу две роли — благо, обе небольшие. — Завтра начинают прибывать другие труппы, и нормально все отрепетировать возможности уже не будет. Им тоже нужно привыкнуть к нашей сцене, — вздохнула Склепова. Телеведущая была неожиданно серьезна. Даже не язвила — быть может, потому что второй день хлестала валерьянку вперемешку с корвалолом. Шлейф от нее стоял характерный: ее начали узнавать уже не по кокетливому стуку дорогущих каблучков, а по особому аромату, появляющемуся за тридцать секунд до ее появления... — Мы на какой день выступаем-то? — вопросил Семь-Пень-Дыр: у него еще были кое-какие приготовления и бизнес-идеи, которые хотелось бы реализовать. Вопрос состоял в том, как сделать все максимально легально… Ответила ему Катя, в данный момент изучающая утвержденную программу фестиваля. — На третий. Самыми последними, после лысегорской команды и магфордцев. — По крайней мере, будем знать, что учесть и над чем работать, — оптимистично заявил Ягун. — Главное, что на таком контрасте наш возможный провал станет очевиден… Последние слова принадлежали Лизе Зализиной. В успех постановки она верила слабо — в особенности потому, что главная роль принадлежала столь ненавидимой ею Гроттерше. — ...Синхронно! Молодцы! Поклеп Покепыч, Ваш выход! Жикин! Гуня старательно читал монолог принца Датского, Гроттерша с Душимышкиным танцевали вальс, а потом объяснялись друг другу в любви, Тибальт Иван страдал от кровосмесительной страсти и валялся трупом рядом с Меркуцио… Музыка звучала вовремя, светооператор Маша не косячила. Все шло по отработанному сценарию. Склепова была довольна. Два дня до фестиваля Таня металась по комнате практически в костюме Евы — нижнее белье особой значимости не придавало. Некромаг, растянувшийся на кровати, взирал на любимую девушку с ленивым, но нескрываемым интересом. Все ее прелести он уже видел и даже облапал, но определенные границы еще не пересекал: в этом он напоминал волка на охоте, терпеливо выжидающего добычу. Все равно сожрет, знал хищник. Присутствие Бейбарсова в ее комнате уже воспринималось, как обыденность. Она даже стесняться его перестала. Почти. — Где мои драные джинсы?! Где мои свитера?! — вопила Таня. — Склепову спроси. Тебе не надоело в тряпье таскаться? Чем тебя та симпатичная блузка с вырезом не устраивает? — А ничего, что сегодня Пуппер приехал, и для него эта блузка — как красная тряпка для быка?! Бейбарсов вздохнул и телепортировал ей одну из своих черных рубашек. С учетом того, что он был почти на две головы выше, одеяние отлично прикрыло очаровательную, на его взгляд, пятую точку… — Таниа, май диа… В комнату заглянул Пуппер: помяни черта, обязательно заявится с утра. Картина, открывшаяся перед ним — разлегшийся на кровати некромаг, Гроттер в полузастегнутой рубашке и более ни в чем — недвусмысленно намекала, что тот пришел не вовремя. Извинившись, покрасневший англичанин сообщил, что зайдет позднее… — Можешь вообще не заходить, — заметил бравый победитель Тантала, когда дверь за сыном Англии захлопнулась. — Бесовская одежа, — пробормотала Таня, натягивая Склеповские джинсы — мало того, что заниженные, так еще и обтягивающие все, что можно и что нельзя. — А мне нравится, — заметил Бейбарсов. — Тебе все понравится, особенно если самому дать это снять, — пропыхтела девушка. Бейбарсов восхищенно присвистнул, поражаясь ее проницательности. — Гроттер, а ты, что называется, «рубишь фишку» — сейчас же так выражаются? — Бейбарсов, иди в задницу! — отмахнулась Таня, и некромаг тут же парировал: — Если только в твою. Глядя на огромные, с дырки от бублика, глаза любимой, Глеб прикусил язык и подумал, что прежде времени ее пугать не стоит… День до начала фестиваля Все гостевые комнаты были переполнены. Некоторые труппы, вроде бабаев или афганских джиннов, решили проблемы с собственным заселением глобально просто: разбили шатры в Заповедной роще. И у Тарараха, помимо занятости в постановке, возникла еще одна головная боль: как сделать так, чтобы никто не сожрал ни одно редкое животное… Занятия на эти дни отменили. Кое-кто из старших курсов помогал в организации постановки, остальные возились с гостями. Неприкаянные младшие курсы нарушали дисциплину — и, подумав, их отправили отмывать трибуны перед скорым прибытием гостей… Все свободное время труппа Тибидохса репетировала. Репетировала так старательно, как не репетировала прежде: все, наконец, прониклись важностью момента. Склепова оказалась права, когда говорила, что их прогон был последним — прибывшие для выступления команды поделили между собой сцену вплоть до минуты… Что Таню радовало — Пуппер к ней не лез от слова «вообще»: только периодически смотрел с другого конца зала грустным, задумчивым взором. Если Таня Гроттер переодевалась при некромаге — толку лезть в их отношения уже не было.