Нет повести печальнее на свете

— Стала известна программа фестиваля, — сообщил Сарданапал. Магфорд ставит мюзикл «Нотр-Дам де Пари». Бабаи — «Юлия Цезаря». Снежные духи, ожидаемо, «Снегурочку»… Музы — мюзикл «Десять женщин», по аналогии, с «Восемью женщинами». Афганские джинны — спектакль «Али-Баба и сорок монстров»… Так, тут еще шесть постановок — «Мама миа», «Орфей и Эвридика», «Призрак оперы», «Алый первоцвет», и, кхм, «Колобок». Наша пьеса в программе значится как «Ромео и Джульетта: Шекспир на века». — Звучит эффектно, — одобрила Медузия. — И смотреться будет эффектно, — заметил Поклеп. Слова его звучали искренне — он уже проникся и учил свою роль. — Бейбарсов! — шипела Таня, — немедленно покинь мою комнату! На самом деле, ей не так уж и хотелось, чтобы он покидал ее общество, но — дело принципа. — А как же необходимость репетиций? — мурлыкнул некромаг. — Я не буду с тобой наедине репетировать, — покраснела Таня. — А как же «почти люблю»? — Так «почти» же… Бейбарсов закатил глаза. — Бери сценарий, Гроттер. Я не хочу, чтобы из тебя вышла самая бездарная Джульетта. Несмотря на возражения, репетировать Тане понравилось, поскольку именно «репетициями» можно было без зазрения совести оправдать то, чему они благополучно предавались на ее кровати. Теперь, чтобы целоваться с некромагом, не требовалось ни выбирать, ни решать, ни думать об обязательствах перед Ванькой, еще считающимся ее парнем… К тому же, «репетировали» они вполне по сценарию: обменялись сюжетными репликами, Бейбарсов по инструкциям Гробыни скинул рубашку, навис над Таней… А далее они немного увлеклись. На кровати «репетировать» оказалось намного удобнее, нежели на скамейке. Девушка самозабвенно обнимала некромага за голые плечи; его руки были где-то под ее майкой, его губы скользили по тонкой шее, спускались к груди и вновь возвращались к ее рту… Лиф давно валялся где-то рядом с рубашкой Глеба — то есть, очень далеко. — Стань у окна, убей луну соседством, Она и так от зависти больна, Что ты ее затмила белизною… — выдохнул Бейбарсов, целуя кожу за женским ушком. — Я таких слов в сценарии не помню, — прошептала Таня. — Такие слова были в оригинале. Ответ ее вполне удовлетворил, и некромаг мысленно поблагодарил папу, говорившего «Учи Шекспира, сын — вырастешь, пригодится». Бейбарсов благополучно задрал ее майку и почти приложился губами к обнаженным женским прелестям, как дверь еле слышно скрипнула. — И что вы тут делаете? — поинтересовался Ванька. Ветеринар стоял у порога, скрестив на груди руки; Бейбарсов ухмылялся — его хватательные конечности все еще обнимали Гроттеровский стан… — Мы… репетируем, — нашлась Таня. Ойкнув, она принялась спешно поправлять майку. Валялкин скептически вскинул бровь. — И какую сцену? — Балкона… — Что-то я не помню таких действий в этом эпизоде, — скептически заметил маечник. — Значит, другую сцену. — Уже правдоподобнее. Только ТАКИХ действий я тоже не помню… — Это была творческая импровизация, — пробормотала Таня. Ванька кивнул и принялся заворачивать рукава на свитере. — В таком случае, я тоже хочу прорепетировать с некромагом. Сцену дуэли Ромео и Тибальта. С творческой импровизацией. — Извольте. Бейбарсов накинул рубашку. Забыв про связь зеркала, Ванька долго и со вкусом душил некромага — а потом рухнул рядом. На шум заглянула проходящая мимо Склепова. — Решить вопрос с магической связью Бейбарсова и Валялкина, — сделала пометку в блокнотике режиссер-постановщик, — иначе последний не переживет «гробницу». Гротерша, подними лифчик с пола! Не являй всем свой грустный второй размер. — Вань, а ты зачем пришел? — осторожно спросила Таня, когда тот очнулся. — Интересный, надо сказать, вопрос к своему парню… Я пришел сказать, что нам нужно взять паузу в отношениях! На период подготовки и проведения фестиваля. Потому что спокойно смотреть на то, как твою девушку на виду всего стадиона будет тискать какой-то некрохрен, я отказываюсь! Пока Таня хлопала глазами, а Валялкин — дверью, «некрохрен» размышлял, стоит ли спускать ему данный оскорбительный эпитет. Поскольку все вышло в пользу самого «некрохрена», тот решил для разнообразия побыть добрым. — Продолжим репетировать? — невинно поинтересовался он, когда они вновь остались одни. — Иди к черту!!!