Две любви одного офицера

      — Восстание подавлено, господин генерал. Мятежники были захвачены врасплох в районе села Устимовка, где по ним был нанесён пушечный огонь. Руководитель восстания — подполковник Муравьв-Апостол — арестован и скоро будет доставлен в Петербург. Его младший брат Ипполит во время боя покончил с собой…       Трагическая история Черниговского полка просочилась в имение Щербатова в середине месяца. Её рассказал один из адъютантов, что служил в городской канцелярии, куда стекались все новости из уголков мира. Известие об очередном мятеже потрясло Алексея Григорьевича настолько, что несчастный генерал слёг с очередным приступом в постель и несколько дней находился у края гроба.       Он, как и многие, отказывался верить в то, что русский офицер осмелился пойти против присяги, нарушив ту священную клятву, что давал перед каждым сражением ни раз. Но больше всего Щербатова пугало само имя — имя главного мятежника… — Сергей Муравьёв-Апостол. Человека, которому отдал руку горячо любимой племянницы…       Но теперь… теперь всё было в прошлом… Помолвка была расторгнута в один день. Имя изменника было запрещено произносить в стенах господского дома — дома, где родилась красивая, но трагическая любовь…       Несчастная Анна Павловна ежедневно находилась возле спальни дочери, умоляя впустить её. Она даже сумела простить ей столь дерзкий побег, из-за которого сама чуть не слегла с сердцем, и сейчас всеми силами молилась о том, чтобы её любимая девочка не повторила участь дядюшки.       Но старания её были напрасны…       Бедная Анна уже которые сутки не выходила из комнаты, напрочь отказываясь впускать к себе даже служанку. Дни и ночи она сидела на белоснежной постели, обхватив колени руками. Холодные слёзы, не прекращаясь, оседали на бледных щеках, превращая бархатную кожу в почти прозрачную. Дневной свет давно стал врагом, а зажигать ночью свечу девушка и вовсе боялась. Стоило яркому пламени осветить уголки спальни, как её начинала бить лихорадка. Свеча каждый раз напоминала о роковом вечере в селе Трилесы и тех ужасных словах, что слетали с Его холодных губ… Он не горел к ней прежними чувствами… Он отказался от неё… Она прочла его чёрные мысли в его серых глазах… И даже сейчас, когда она добровольно оставила его, всё равно чувствовала ту боль расставания, что вернулась с ней из злополучной деревни и никак не хотела притупляться…       — Семён, немедленно ломай дверь! Я приказываю, живо ломай дверь! — Снаружи доносились стенания матери и топот ног конюха, но красавица не на секунду не отрывалась от своих рук. Внезапно замок стал трещать и через несколько минут буквально был вырван с «корнем» могучими мужскими руками. Собрав остатки сил, Анна Павловна бросилась к кровати дочери и, что есть мочи, стиснула девушку в объятьях. — Аннушка, милая. Я прошу тебя, не надо печалиться. Бог мне свидетель, мы все тебя очень сильно любим. Только я прошу тебя, возьми себя в руки. Вернись к нам. — Мать крепко прижимала её к себе, покрывая красное лицо поцелуями. Измученная переживаниями и бессонными ночами, Анна лишь нехотя прикоснулась к материнскому запястью, дабы немного ослабить хватку, но мысли её блуждали где-то далеко, отчего она не желала смотреть в глаза матери. — Ему теперь уже никто не может, — продолжала шептать помещица, всё также обнимая её, — даже мы уже не в силах что-либо изменить. Доченька, я умоляю тебя, не надо хоронить свою жизнь вместе с ним. Он изменник… Он предатель… Он предал не только императора, но и нас всех. Понимаешь, всех нас… Даже тебя… Понимаешь, Анна? Анна?!       Барыня резко оторвала её от себя, желая услышать хоть какой-то внятный ответ. Но вместо этого из губ девушки вырвалась всего одна фраза:       — Я ехала к нему, а его там нет…       Последующие часы она без устали повторяла про себя эти слова, не желая говорить что-то ещё. Те слова, что были сказаны в далёкую декабрьскую ночь. В последнюю для них с Сергеем ночь… К вечеру у неё открылась горячка, после которой она и вовсе впала в беспамятство. Обеспокоенные помещики послали в город за лекарем. Седовласый старичок, что прибыл ровно через час, осмотрев её, пришёл к неутешительным выводам, но чтобы никого не огорчать, сказал, что барышня пережила нервное потрясение и через неделю непременно выздоровеет. Алексей Григорьевич с Анной Павловной с подозрением, но всё же поверили. Но Анна уже всё поняла и ей ничего не оставалось, как медленно готовиться к своему неизбежному концу…       Она слабо верила, что сможет поправиться. И в глубине души даже не желала этого. Ведь какой теперь в этом смысл, если жизнь её остановилась в белоснежном доме с чёрным крыльцом…       Недели за неделями протекали в мучительных болях и страшном жару. Временами у неё случались минуты просветления, и она тихо про себя молилась. Молитвы хоть и облегчали физическое состояние, но вырвать душевную боль они были не в силах…       А в одну из ночей она и вовсе обострилась…       — Барышня… Барышня… — При звуке знакомого голоса Анна слабо открыла глаза, замечая при тусклом свете взволнованное лицо Даши. Слабость в теле хоть и блуждала, но несчастной хватило сил, чтобы понять — всё происходит наяву. — Я прошу прощения, но вам тут письмо. Сказали, это важно.       Вместо ответа больная протянула дрожащую ладонь. Как только хрупкие пальцы соприкоснулись с помятым листком, девушка неспешно его развернула, углубляясь в чтение. Глаза равнодушно пробежались по строчкам, а на шее выступила вена.       — Этот час наступил, — прошептала она, ели шевеля полусухими губами.       — Что, простите?       — Ничего, — ответила Анна, не удостоив наперсницу взглядом. — Принеси мне горячего чаю и о письме никому ни слова. — Служанка была удивлена столь внезапной просьбе, но, чтобы не волновать лишний раз барышню, поспешила скорей исполнить приказ.       Как только за ней закрылась дверь, Бельская тяжело вздохнула, слегка поморщившись от боли в груди. Сие письмо было сейчас ни кстати, но ей ничего не оставалось, как смириться с очередным для себя кошмаром.

Вчера ночью Мария Петровна благополучно разрешилась от бремени сыном…

      Единственные слова, что содержал в себе жалкий клочок бумаги…

***

      Придерживая подол чёрного плаща, она уверенно шла по внутреннему двору Петропавловской крепости. К комендантскому дому. Июльское солнце беспощадно палило голову, отчего волосы под капюшоном пропитались влажным потом, а его безжалостные капли потоком застилали глаза, отчего незваная гостья сих мест часто моргала.       Но не об этом сейчас думала Мария Ермакова, когда шла по исхоженной узниками местности.       Мысли её были рядом с тем человеком, ради которого она пожертвовала частью своей жизни. Частью самой себя. Покинула на свой страх и риск тайное укрытие, где жила последние месяцы, чтобы просто увидеть Его и сказать главную фразу «У тебя есть сын». Но примет ли он у неё эти слова? Особенно сейчас, когда приговор уже вынесен, и петля скоро замкнёт свой круг…       — Мне необходимо видеть коменданта! — громко заявила она караульному, как только, спустя энное количество времени, переступила порог нужного ей дома. Пожилой господин в военной форме, разговаривавший в момент её появления с сослуживцами в углу приёмной, тотчас умолк и подозрительно обернулся, желая осведомиться о посетительнице, которая посмела потревожить покой крепости. Несколько раз кашлянув, он тяжёлыми шагами подошёл к ней, смиряя суровым взглядом. Юная особа показалась ему недурна, однако, даже её хрупкая наружность не вызывала у мужчины доверие.       — Кто вы и как вообще посмели сюда прийти? — грозно осведомился он, спрятав руки в белых перчатках за спину.       — Я — Ермакова Мария Петровна, — уверенно ответила девушка, ничуть не страшась сурового взгляда. — У меня разрешение на свидание с подполковником Муравьёвым-Апостолом. — С этими словами она протянула свёрнутую в трубку бумагу, скреплённую красной печатью. Мужчина подозрительно сдвинул брови и переглянулся с караульным, но тот в ответ лишь пожал плечами.       — Как вам удалось это добыть?       — Не имеет значение. Главное здесь не наличие сего пергамента, а цель моего визита. И я прошу вас пригласить сюда коменданта крепости, которому я всё подробно объясню.       — Первое ваше желание уже исполнено, — с ухмылкой ответил господин, принимая из рук свёрток. — Позвольте представиться — генерал от инфантерии Сукин Александр Яковлевич. — На его приветствие девушка лишь поджала губы и сделала лёгкий реверанс. Генерала её манеры немного рассмешили, но собравшись с духом, он подошёл к ней ближе и, слегка понизив голос, спросил: — Всё же ответьте, зачем вы здесь? Вы хоть понимаете, с кем просите свидание?       — Да, — всё также невозмутимо ответила Ермакова. — Я понимаю и не отказываюсь от своей просьбы… — На последних словах голос её дрогнул. Слова Александра вновь напомнили ей о том, что это Последний день, когда она осмелится заговорить с Ним, посмотреть ему в глаза и просто дотронуться. Она здесь. Она не отвернулась от него… в то время, когда это сделал родной отец и невеста, что клялась ему в вечной любви…       Просьба молодой дворянки казалось генералу странной, и в какой-то момент он даже подумал, что это может быть ловушка с целью освободить заключённого. Опасного заключённого. Он долго не соглашался, несмотря на важность пергамента, но настойчивость посетительницы и подпись одной влиятельной персоны в конце текста документа убедили его в том, что лучше согласиться. Дабы потом не пожалеть.       — В Алексеевский равелин, — распорядился Александр Яковлевич, отдавая бумагу караульному, — прошу следовать за моим помощником, Мария Петровна. — Ответом ему был молчаливый кивок. Так она пыталась сдержать слёзы, что готовы были прорваться наружу.       Но надо было держаться… Надо было держаться… Вновь подобрав подол плаща, она вышла вслед за караульным, направляясь, по слухам местных старожил, в одну из самых страшных тюрем крепости. По дороге она не обронила ни слова. И даже жара не смогла вызвать в ней желание попросить флягу с водой.       Тюрьма находилась не так далеко как ей казалось. Всего лишь на противоположной стороне крепости. Но для Марии этот путь был сравним с вечностью. При виде угрюмого здания она незаметно сглотнула и резко помотала головой, дабы избавиться от мысли, что там содержат тех, кто пошёл против государя. Тех, кто должен поплатиться за это собственной жизнью… А ведь она там тоже… могла оказаться… Если бы не помощь со стороны надёжных людей.       Стража хоть и была удивлена присутствием столь юной девушки, но, изучив документ и выслушав указания её сопровождающего, была вынуждена подчиниться.       — Только недолго, — грозно предупредил начальник стражи, идя вместе с барышней по тёмному коридору тюрьмы. — Бумага хоть и важная, но у меня приказ. А мне моё место, знаете ли, дорого.       С этими словами он остановился перед железной дверью и отстегнул от пояса связку ключей. Предварительно открыв маленькое дверное окошко, дабы удостовериться во вменяемости арестанта, мужчина вставил ключ в замок и несколько раз повернул. Дверь медленно отворилась, и девушка тут же зажмурилась, чтобы избавиться от очередного приступа дурноты.       — Проходите.       Поборов себя, она переступила порог небольшой камеры, устремляя взор на застеленную серым покрывалом железную кровать. Посередине в белой рубашке сидел узник, удручённо запустив в чёрные волосы руки. Казалось, он и не заметил, что сейчас в этой камере он уже не один. А может быть думал, что посторонний шорох эта очередная иллюзия, что ворвалась в его голову с мыслью о скорой смерти…       С минуту Мария стояла в полном оцепенении, смотря на знакомую фигуру, что теперь значительно отличалась от благородного стана любимого заметной худобой. Ей до сих пор казалось сном, что мужчина, чьим мужеством и благородством она не раз восхищалась, теперь сидит в клетке, словно пойманный зверь. Обессиленный и лишённый надежды на спасение… Что путь назад для него отрезан навсегда…       — Здравствуй. — Она робко прошептала слова приветствия, продолжая всё также стоять у входа. Но её слова оказались бессильны. Молодой человек её словно не слышал, и лишь слабое шевеление пальцев в волосах было доказательством того, что он всё ещё дышит. — Серёжа. Серёж. — Вдохнув побольше воздуха, Мария медленно подошла к нему со спины, положив на плечо руку. В какой-то момент, видимо почувствовав тепло, Сергей слегка вздрогнул, но, однако, не спешил обратить на неё взор. — Серёжа, милый. Любимый мой, посмотри на меня, пожалуйста. Видишь, я здесь. Я с тобой.       Она нежно провела свободной рукой по чёрным волосам, что теперь небрежно торчали в разные стороны. Дотронувшись до левой части лба, Мария почувствовала пальцами застывшую корочку и с ужасом поняла — Он был ранен. Вероятно, во время сопротивления войскам государя. Но эта рана нисколько не портила его внешний вид, а лишь в очередной раз подтверждала Его слова — Он просто так никогда не сдаётся…       — Не трогайте. — От прикосновений влажных пальцев мужчина словно заново ожил и, поморщившись от боли, дёрнулся в сторону, дабы избавиться от неприятных ощущений. На его действия девушка ничуть не смутилась и лишь в очередной раз с сожалением вздохнула.       — Давай я промою. — Она кинулась было к кувшину с водой, как делала это ни раз, но в этот момент рука Сергея крепко схватила хрупкое запястья, сжимая до красных отметин.       — Не стоит, — грубо прошипел он. — Мне легче уже всё равно не станет.       Мария беспомощно прикрыла глаза, лишь бы воздержаться от лишних возражений. Внезапно она почувствовала, как вторая рука узника легла на её плечо, заставляя обратить на него взор. Она с удовольствием исполнила эту просьбу, ведь это была главная её мечта, которой юная красавица дорожила на протяжении долгих лет. Даже тогда, когда он горел порывом её саму лишить жизни. Их взгляды, наконец, встретились. В очередной раз. И к своему удивлению Мария заметила в них привычную решимость и твёрдость духа. Даже сейчас, когда уже всё кончено, эти качества не покинули его…       — Зачем ты пришла сюда? — осведомился он, внимательно следя за её мимикой. — Решила порадоваться, что не сидишь в соседней камере?       — Я прошу тебя, не говори так, — чуть не плача, прошептала девушка. — Ты даже не знаешь, что мне пришлось перенести, когда узнала, что восстание проиграно. Ты не представляешь, какой для меня была мука осознать то, что дело всей нашей жизни было уничтожено на проклятой площади руками нашего врага. А когда узнала про твой арест, то и вовсе не хотела жить.       Не выдержав, она медленно прислонилась к его груди, позволяя белой рубашке впитать солёные слёзы. Сергея её слова не удивили, а наоборот дали свободу смеху.       — У тебя неплохо получается сочинять красивые истории, моя милая Машенька, — ухмыляясь ответил он. — Но пора признаться, что для тебя главным было ни восстание, ни забота о России, а желание утвердиться в обществе. В политической силе общества. Ведь я помню, как ты мечтала уехать во Францию, как мечтала добиться места при французском дворе, но для этого тебе нужны были те, кто поможет добиться поставленных целей. — Двумя пальцами он взял её подбородок, шепча в самое лицо: — Тебе нужен был предатель, который мог бы всё это устроить.       — Ты так сильно меня ненавидишь, Серёж, что готов предъявить мне даже самые гнусные обвинения? — Шмыгнув носом, она вопросительно смотрела в его серые глаза, и знакомая ухмылка говорила сама за него. — Но, между прочим, я единственная женщина, которая по доброй воли разделяла твои взгляды и идеи. И к моей глубокой радости, в отличии от Неё, я смогла подарить тебе наследника. Потому что… моя любовь обладает смелостью… И моё дворянское происхождение не дороже, чем твоя жизнь.       Услышанные слова вызвали в Сергее необычайное волнение. До нынешнего дня он ни разу не вспоминал о малыше, но сейчас был потрясён. Мария не избавилась от младенца. Она дала ему право появиться на свет. А значит, жизнь Его на эшафоте не закончится. И он будет жить, пока бьётся сердце частицы его души.       От волнения он встал с кровати и стал мерить углы комнаты. На мгновение его лицо озарила улыбка, отчего мужчина даже густо покраснел.       — Как ты назвала его? — робко осведомился Сергей.       — Серёжей, — с удивлением от радости возлюбленного ответила молодая мама. — В честь тебя. — В ответ на эти слова Муравьёв-Апостол резко остановился и медленно обернулся к ней, гордо выпрямившись.       — На кого похож?       — На тебя, — всё также улыбаясь, ответила девушка. — Такие же серые глазки. Та же улыбка. Я искренне верю, что когда он вырастит, он будет таким же смелым и отважным, как ты и… — Но на последних словах ей пришлось резко замолчать. Счастливое выражение лица мужчины мгновенно преобразилось, превратившись в восковую маску. А улыбки словно и не было.       — Как жаль, что я не дам ему возможность почувствовать мою отцовскую любовь. Своими кровавыми подвигами я обрёк его на ужасное существование, и если он когда-нибудь узнает обо мне, то будет проклинать меня всю свою жизнь. А ведь всё, что я совершил, это было ради тех, кого любил. В том числе и ради него. — Сергей удручённо опустился на кровать, устремляя взгляд в серый угол камеры. Пальцы нервно теребили друг друга, на глазах выступила скупая слеза. И он спешил скорее отвернуться, дабы не казаться слабым в глазах женщины. — Я всегда считал, что вы предательница, Мария, — прошептал он спустя несколько секунд, — но в итоге оказался таким же предателем, как и вы.       — Это неправда, — возразила она, вновь кладя руки на плечи мужчины. — Ты никого не предал. Ты просто желал для них счастья, вот только способы выбрал неверные.       — Ты была не лучше, — прошептал Сергей. — Вот только я не могу понять, как тебе всё же удалось избежать ареста? В тот момент, когда большая часть заговорщиков уже была арестована. Да ещё родить ребёнка. — Слегка дрожа, он вопросительно посмотрел на неё, но девушка лишь опустила глаза. — Говори! — Его громкий голос вызвал лишь волны дрожи, но зловещая фраза, что скрывалась в её тёмной душе, не желала слетать с губ.       Она не желала признаваться в том, что в день восстания на Сенатской площади самовольно покинула особняк, при этом заперев Антипа в подвале. А на следующие сутки она вместе с ним и вовсе покинула город, остановившись в деревне, где жила семья денщика. Там глухой январской ночью и родился на свет Серёжа.       Лучи летнего месяца постепенно уползали с маленького окна камеры с решёткой. А вместе с ними постепенно таял Последний день мятежника. Он тяжело дышал, удручённо провожая солнце. Потому что «завтра» для него не наступит. Он не знал, когда именно случится возмездие, но чувствовал, что это произойдёт ночью или же ранним утром. С досадой он чувствовал, что желание подарить стране свободу так и осталось желанием. Что вместо свободы сотни трупов товарищей, несостоявшаяся свадьба, загубленная жизнь малыша, тюремная камера и… эшафот…       Мария всё также тихо лежала у него на груди, лишь изредка всхлипывая. Сергей нежно гладил её чёрную головку, пытаясь тем самым немного согреться. Он уже и не помнил, когда ласкал свою милую Машеньку, своего маленького друга. И ему до сих пор не верилось, что дружеская любовь оставит по себе такой огромный след, перемешав в себе измену, ненависть, боль.       В двери послышался звук открывающегося замка. Она крепко сжала его руку, испустив неслышный стон отчаяния.       — Свидание окончено! — На голос часового девушка не откликнулась. — Прошу на выход, барышня. — Чувство долга для солдата оказалось превыше всего. Переступив порог камеры, он уверенно взял её под локти и почти с силой оторвал от узника.       — Прости меня, слышишь, прости. Помни, я всегда любила тебя. Всегда. Я не предала тебя и никогда не предам. — Последние слова она прокричала уже в коридоре, с болью в глазах наблюдая за тем, как закрывается железная дверь, а за ней исчезает фигура Сергея…

***

      Петропавловская крепость постепенно заполнялась холодным рассветом. Он был поистине холодным, даже несмотря на то, что по-прежнему господствовало лето. По-прежнему начинали свою песнь совсем ещё юные птенцы, а Нева по-прежнему пускала свои воды в Петербург. Он был холодным в душах Тех, кто наблюдал за кронверком крепости, где глубокой ночью была установлена виселица.       Чёрная карета была для Анны чёрной тюрьмой, что мешала совершить очередные необдуманные поступки. Но слабость после долгой болезни не смогла стать преградой, которая удержала бы в четырёх стенах. И сейчас, превозмогая боль, она была здесь — в крепости, что навеки вечные оборвёт жизнь человека, который был главной отрадой в её судьбе. Который стал жертвой предательства. Её предательства.       Она помнила, как обвиняла его в измене, в неспособности понять. Как упрекала за стремление к славе и кричала в лицо оскорбительные слова. И как покидала накануне рокового восстания… Но теперь она понимала, что сама проявила слабость. Что нужно было согласиться на «жертву» и быть с ним до последней капли крови…       Краем глаза она скользнула по кучке людей, что стояли недалеко от кареты, замечая среди них знакомую фигуру. Она была укрыта знакомым плащом и со слезами смотрела в ту же точку, что и Анна. Немного прищурившись, Бельская заметила, что Мария в руках держит какой-то свёрток, который немного… шевелился. Внезапная мысль поразила воображение девушки, и словно в доказательство из-под тоненького одеяльца на свет показалась маленькая ручка, что нежно ухватилась за шнурок капюшона матери. Но Мария даже того и не заметила…       Внезапно вдалеке замаячили белые фигуры, что медленно приближались к эшафоту. И в этот момент им обеим стало трудно дышать. Две женщины, две разные любви одного офицера с глубочайшим ужасом наблюдали за тем, как он спокойно поднимается на деревянную платформу и гордо смотрит в толпу. Он не плачет и даже не молится. В его глазах нет ни единой капли раскаяния. А на губах царит знакомая улыбка. Та улыбка, что заставляла будоражить ни одно девичье сердце. На мгновение он оборачивается к Мишелю, что стоит рядом и, кажется, немного боится. Но под заботливым взглядом старшего товарища немного успокаивается и уже спокойно смотрит на бледные лучи рассвета. Ведь они умирают за великое дело, а за великое дело умереть не страшно.       Неожиданно раздался плачь младенца, и несчастная Мария только сейчас смогла обратить на него свой взор. Откинув уголок одеяла, она слегка приподняла мальчика, целуя в лобик. Серёжа был неспокойным, а утренний холод и толпа незнакомых людей это беспокойство только усиливало. Оторвавшись от сына, Мария вновь посмотрела на виселицу и испытала самый настоящий шок. Сергей смотрел прямо на них. Появление сына немного подкосило его, отчего он немного качнулся, но всё-таки сумел удержаться. В первый и в последний раз своей жизни он увидел маленькую частичку себя. Она была на него удивительно похожа. Так сильно, как говорила об этом Мария. Не понимая зачем, мужчина медленно обернулся в сторону, замечая чёрную карету с чёрными лошадьми. Она стояла довольно далеко, но благодаря идеальному зрению он смог разглядеть в окне силуэт женщины… Под сердцем что-то кольнуло и он тяжело вздохнул…       Раздались звуки барабана. Петербург, глаза толпы, сына перекрыла белая ткань, следом за ней на шею повесили тяжёлую табличку, на которой значилась его фамилия. Руки перетянули тугой верёвкой. Палачи взяли под локти и велели встать на скамейку, потому что петля была привязана слишком высоко. Он подчинился, потому что на этот раз сопротивляться уже действительно было бесполезно. Петля легла шею и туго затянула свой узел. А ещё спустя секунды скамья ушла из-под ног, но… предсмертной агонии не случилось. Вместо неё послышался грохот, и Сергей сам не понял, как полетел куда-то вниз и больно ударился телом обо что-то твёрдое. Острая боль прошлась по всему организму. Верёвки лопнули, из губ потекла кровь. Стащив с себя колпак, он с ужасом понял, что лежит на дне ямы в груде досок. Слева не менее перепуганный Рылеев, а справа красный от потрясения Каховский.       — Что произошло? — осведомился один из исполнителей приговора. — Почему они сорвались?       К приговорённым подбежали солдаты и одного за другим с силой вытащили из ямы. От дикой боли в ноге Сергей резко зашипел, когда один из караульных крепко схватил за лодыжку. От напряжения он запрокинул голову вверх, и сердце в нём словно оборвалось. На перекладине висели два тела. Одно из них ещё шевелилось, нервно дёргая ногами, а второе плавно качалось… То был Мишель… Но уже без тени жизни… Судьба отказалась даровать ему прощения… Отчего он умер сразу…       — Что-то мне подсказывает, что мы тотчас свидимся, — не отрывая взгляда от друга, вполголоса прошептал Муравьёв-Апостол.       — Несчастная страна, где они даже не знают, как тебя повесить. — Фраза, брошенная Рылеевым, вызвала волну среди генералов, что приехали лично засвидетельствовать казнь. Кто-то отпрянул назад, крепко схватив поводья лошади, а кому-то даже стало дурно, отчего он приложил к сердцу руку.       — Он жив. Он жив, — Анна отчаянно дёргала ручку кареты, пытаясь вырваться наружу. Когда ей это, наконец, удалось, она, не скрывая радости, понеслась к месту эшафота, дабы вымолить у Сергея прощения и с упоением прикоснуться к родной груди.       — Барышня! Барышня, нельзя! — Перед ней возникло двое караульных, скрестив перед самым лицом винтовки. Рядом с ней неизвестно откуда оказалась и Мария, что крепко прижимала к себе ребёнка. Обе они пытались прорваться к своему любимому мужчине, но солдаты уверенно держали оборону.       — Его ведь не казнят, — задыхаясь, кричала Бельская, не в силах потерять последнюю надежду. — Господь простил его. Я умоляю вас, пустите меня к нему.       Один из караульных ответил:       — Господь простил, а император нет…