Black-and-White Demon

      Когда за ним пришли люди в штатском, он не стал оказывать никакого сопротивления. Молчаливый кивок головой, отставленная в сторону разряженная кулеврина и последнее, короткое распоряжение старпому Артуру Кемпбеллу. Команда не несет ответственности за действия своего капитана. А наутро все газеты Анатоля пестрили выделенными заголовками о предотвращении заговора с целью свержения Гильдии. Главные виновники раскрыты и задержаны. Ими оказались герцог Мадцейн — командующий флотом в Нарикии, и бывший ставленник премьер-министра Мариуса Бассиануса, Александр Роу — капитан «Сильваны». Обвинения в причастности к заговору императорского консорта Винцента Алзея, были сняты в связи с его признательными показаниями накануне демарша военных судов и сотрудничеством с властями Гильдии. Герцог Алзей отделался лишь предупредительным наказанием и запретом вылетов флотилии «Урбанус» за пределы Анатоля. Алекс отложил газету на стол, сколоченный из нешлифованных досок, и уставился в противоположную стену. По покрытой влажной, чёрной плесенью кладке, прячась в щелях, суетились мокрицы. Свет в его камеру, из маленького окна для вентиляции под самым потолком, проникал только на закате, ненадолго освещая оранжевыми квадратами пол. Он перевел глаза на крепкую, обитую сталью дверь с массивной рамой, способной выдержать прямой удар пушки среднего калибра. Боятся, значит. Его держали здесь уже неделю почти в полной изоляции. Завернутые в газету кусок сухого мяса и хлеб, были, пожалуй, его единственным средством связи с внешним миром. Никаких посещений кроме одноглазого и жутко недовольного смотрителя, который каждое утро с лязгом открывал дверь, забирал ведро, ставил пустое и кидал, как подачку бездомной собаке, свернутый кусок газеты с едой. Вода в кружке, по обычаю, воняла затхлостью. Алекс не обижался. Он был образцовым заключенным и никогда не провоцировал недовольство тех, кто добросовестно и молча исполняет свои обязанности. Думать он тоже перестал, как только за ним закрылась дверь камеры, удалились шаги сопровождающих, и он остался наедине с четырьмя стенами и мокрицами между камней. Только мысленно одергивал себя, когда образы то и дело навязчиво посещали его в тишине. Где он ошибся и когда было ещё возможно это предотвратить? Бесполезно думать о прошлом — оно не изменится, и ещё более бесполезно думать о будущем; в его нынешнем положении будущее больше от него не зависит. Звенящая тишина и шорохи летучих мышей под потолком навевали усталость, и Алекс закрывал глаза, тревожно засыпая. Ровно без пяти минут шесть утра — время пересменки на «Сильване», — он, по обыкновению, поднимался со стула и прохаживался взад вперёд, разминая затекшие мышцы, и окончательно взбадривался. По прошествии недели — он отмечал дни, вычерчивая на камне засечки снятой металлической кнопкой с ткани кителя, — где-то за пределами этой башни, загудел двигатель транспортного ваншипа. Потянуло пылью и отработанным клавдием. Алекс дернул головой и рефлекторно прокашлялся, подбираясь. Транспортных ваншипов в Анатоле было с десяток; больше не успели построить, и Роу знал их всех по звуку двигателя. Этот — принадлежал Императору. Точнее, теперь уже, Императрице Софии Форрестер-Алзей. Как быстро пролетело время. Кажется, он только наконец-то выспался за десять с лишним лет и вот уже снова про него вспомнили. Неспешные, мягкие шаги и поднимающиеся позади грубые сапоги с заметным пошаркиванием ботинок смотрителя. Два оборота ключа.       — Здесь он что ли? — Винцент Алзей, друг сердечный.       — Тут он, где ж ему быть, — проскрипели в ответ и звякнули ключами, отворяя дверь. В камеру заструился пляшущий свет от нескольких факелов, и потянулись глубокие тени от лишних здесь людей. Алекс чуть прищурился, привыкая к слишком яркому свету.       — Опасных государственных преступников положено приковывать к стене, не так ли? Привет, Алекс. А ты неплохо устроился. Алекс не шевелился и не отвечал, всё так же сидя на стуле и разглядывая лица посетителей. София изменилась. Власть и замужество ей к лицу. Винцент, всё тот же Винцент, ничего нового, всё давно понятно, но забыто в самый ответственный момент. И как практику подписали в академии за отцовскую протекцию, и как корабли новые дали за красивые глаза, и как не расстреляли у стены, после провальной дуэли на кораблях. Скололся, союзничек. Вот только цена его стратегического отступления была слишком высока. Алекс каждое утро слышал отголоски выстрелов, доносящиеся со стороны адмиралтейства. После скорого военного суда расстреливали офицеров армады Мадцейна. Герцог, в отличие от Алекса, не сдался. Его гоняли ещё трое суток, сжимая силами Гильдии и «Урбаносов»; он потерял больше половины флота и был наконец-то дожат и потоплен на границе с Дизитом. И теперь пришли за ним. Алекс смотрел только на Софию. Тяжелые, молочного цвета груди в глубоком декольте поднялись и она вздохнула. Да, ей было жалко капитана. Наверное, на «Сильване» под его командованием это было самое запоминающееся время её юности и свободы. Теперь она обязана была отвечать перед народом и Гильдией. Маэстро Дельфина отдавала приказ только единожды, и за промедление исполнения, боевые крейсеры появлялись над Анатолем и несли разрушения и горе. София всегда была хорошей девочкой и исполнительным подчиненным.       — Капитан Алекс Роу, вы знаете, почему здесь оказались?       — Да.       — Вам есть что сказать или передать, перед тем, как вас сопроводят в зал военного трибунала?       — Нет, — свою партию надо уметь проигрывать достойно. Явно разочарованная София ещё некоторое время ожидающе смотрела на капитана. Вместо упертого молчания он мог хотя бы попытаться выгородить себя, свалить всё на более старшего и опытного интригана Мадцейна — тот всё равно обречен. Вместо спасения этот глупый человек решил умереть героем, которого забудут, не пройдёт и месяца. Не все. София чуть отошла в сторону, позволяя сопровождающим гвардейцам пройти мимо и грубо дернув Алекса за воротник со стула, заковать ему руки в наручники. Она его не забудет никогда. Шрам на её сердце...       Зал военного трибунала, вычищенный до сияющей белизны, напоминал больничную палату, а судьи, в числе которых были им замечены несколько гильдийцев, сидели словно доктора на врачебном консилиуме, выдавая взвешенные заключения по тому или иному пациенту. Алекс уже однажды побывал здесь, по обвинению в уничтожении грузового судна по приказу Мариуса. И рукой этого же премьер-министра все обвинения были сняты, а судно, внезапно, признанно пиратским и перевозящим опасную контрабанду. Его подвели к кафедре и расковали руки. Секретарь принесла лист бумаги, перо и чернильницу, если подсудимый захочет подготовить последнее слово или написать эпитафию. После зачтения заочного приговора, обвиненного выводили через боковую дверь, и через некоторое время с улицы раздавались выстрелы. Алекс положил руки на лист и посмотрел на свои пальцы. Под ногтями скопилась грязь, непозволительное упущение для педантичного человека, кем являлся капитан «Сильваны».       — Вы, Александр Роу, двадцати восьми лет, в звании полковник воздушного флота Империи Анатоль?       — Да.       — Вы управляли дредноутом «Сильвана» будучи в должности капитана в течение семи лет?       — Да.       — Кто вас назначил? — подал высокий голос один из представителей Гильдии. Круглолицый, бледнокожий толстяк с начисто выбритой, яйцеподобной головой.       — Премьер-министр Марисус Бассиянус.       — Бывший премьер-министр, — уточнил сидящий рядом с толстяком высокий и длинный судья, в одежде Анатоля.       — И бывший Маэстро, — покачал головой гильдиец и провел пальцем по планшету. — С какой целью он вас назначил?       — Я выполнял приказ, а не спрашивал о намерениях премьер-министра.       — И всё же, как лично вы считаете, зачем господину Мариусу понадобился свой корабль, да ещё с краденными, гильдийскими технологиями? Вы можете быть откровенны, — толстяк доброжелательно подался вперед и сочувственно покачал головой. — И даже рассчитывать на смягчение приговора. Алекс молчал. Странные вопросы задают. А что если…       — Вы могли бы задать эти вопросы механику краденой силовой установки, Рессиусу Дагобеллу. Лицо толстяка перестало улыбаться и снова застыло непроницаемой маской. И Алекс всё понял. Значит «Сильвану» не смогли захватить. После ареста капитана, Кэмпбэлл увёл корабль в самое безопасное место — в Дизит. В душе Алекс возликовал. Семь лет тренировок, долгих немых взглядов, коротких жестов и команда четко понимает приказ, без единого слова. Лишь бы там и оставались. Глядишь — забудут и выживут.       — За открытое выступление против Маэстро, Императрицы Анатоля и человечности, Вы признаны разлагающим социальную структуру союзного управления между Анатолем, Дизитом и Гильдией, элементом, и приказом военного трибунала от сегодняшнего числа, приговариваетесь к смерти путем расстрела. Приговор будет приведен в исполнение на рассвете. Выслушав, Алекс не шевельнул ни единым мускулом.       — Почему не сейчас? — вяло поинтересовался сухой, как саксаул имперский советник, времён прошлого правления, переведенный в трибунал за некие заслуги.       — Так уже обед, кто будет констатировать смерть? Доктор ушёл на обход, да и мне, если честно, неохота возиться с бумагами до темноты и искать родственников для погребения.       — Вы правы, естественно. Обвиненный, у вас есть последнее слово?       — Нет.       — Уведите его… О, как же болит голова. Вы слышали о погроме на рынке сегодня утром?       — Дикие люди…