Братья

— Как? Где? Почему? Объясни, что происходит? Нет! Так не пойдет! Он никогда не принимал слова отца на веру. Он всегда требовал объяснений, доказательств, ведь отец должен был понимать, что они — не его солдатики, они союзники, а еще они его дети. И они имеют полное право на уважение. Он всегда боролся с категоричностью отца, он всегда задавал вопросы, он всегда требовал ответы. И раз за разом оставался в проигрыше, потому что Дин неизменно оставался на стороне отца. Это раздражало, выводило из себя, ведь, будь они заодно, сумели бы добиться от отца желаемого, смогли бы сделать так, чтобы он считался с ними, чтобы и он доверял им. Но куда там… — Да? Да, сэр! Да, записываю. Раздражает. — Отец знает что-то, чего не знаем мы, и мы поступим так, как он сказал. — Откуда в тебе эта слепая вера, не понимаю. Ты подчиняешься беспрекословно! Как же он бесит! Эта твердолобость, эта узколобость! Дин никогда не был в состоянии хоть немного, хоть на чуточку открыть глаза и попробовать подумать собственной головой. Дин — зашоренный, не обремененный интеллектом солдатик, который видит в жизни только два пути: неправильный и тот, что указал отец. Так нельзя. Дину придется вырасти так же, как уже вырос Сэм, или же им обоим придется признать, что их пути разошлись окончательно. Что ничего общего между ними больше нет. Он неспособен даже на минутку представить себе, что пришлось пережить Сэму, он даже не пытается понять. Горечь захлестывает Сэма с ног до головы, и он снова и снова вспоминает тот вечер, когда решил окончательно покинуть свою обезумевшую семейку. Да, точно! Он всегда был один, он всегда принимал решения самостоятельно. Он найдет отца, заставит его взять с собой и отомстит той твари, что дважды разрушила его жизнь. А затем вернется туда, где снова сможет жить спокойно. Ведь сможет же… — Хватай брата и беги отсюда. Беги, Дин, беги! Мама гибла едва ли не на моих глазах, наш дом горел. Мне было четыре года. Отец сунул мне в руки сверток с полугодовалым братом и отдал свой первый приказ. Сэмми, как думаешь, что случилось бы, если б я остановился и начал задавать твои любимые вопросы? Я знаю, что слаб, я знаю, что с того самого дня я не могу не выполнить отцовский приказ, и я действительно не понимаю, что ты чувствуешь. Но не смей делать вид, будто бы ты хоть раз попытался понять, что пережил, что чувствую я. Впрочем, какая разница. У меня есть работа.