Как-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь

Ханна хочет, чтобы ее любили. Хорошая девочка Ханна носит длинные волосы и не красится. Потому что учительница говорит, что красятся только шлюхи. Потому что учительница потащила одноклассницу в туалет прямо во время урока. У одноклассницы были слишком длинные черные ресницы – что за разврат? В старшей школе красятся только сильные духом. Такие как Катарина. Катарина вообще всегда идет против правил. Она ярко красится, курит, прогуливает уроки и спорит с учителями. Ее родителей постоянно вызывают к директору, но они никогда не приходят. А других школ в Виндене нет, поэтому и выгнать ее никто не может. Ханна завидует Катарине. Она тоже хочет краситься, но Ханна не настолько сильная, чтобы бросить вызов всему обществу, плюнуть ему в лицо. Поэтому Ханна крутится рядом с Катариной, а обществу она показывает неприличные жесты из-за спины. Ханна быстро учится быть лицемерной и вести войну тайком. Чтобы никто не узнал. Например: стащить у отца деньги, пока он на работе; на эти деньги купить капроновые узорчатые колготки, которые не видно под штанами; разговаривать с нелюдимым мальчиком, когда никто не видит; соврать об изнасиловании и свалить это на Регину. Ханна уверена, что никто об этом не узнает, поэтому она врет так нагло. Ханна делает это, потому что ей больно. А больно ей потому, что никто ее не любит. Все вокруг так удивляются: почему она вышла замуж за невзрачного Михаэля? Почему? Что ты в нем нашла? Ханна отвечает просто - потому что он ее любит. Михаэль таскает ей цветы и не может сдержать улыбки. Он краснеет и начинает запинаться, когда они разговаривают. Он почти никогда не подходит первым и первым же никогда не прощается. Ханна утопает в его любви. Ханне хорошо настолько, что она соглашается выйти за него и почти не злорадствует, что Катарина еще не вышла. Впрочем, когда на ее свадьбе Катарина ловит букет, а через месяц демонстрирует обручальное кольцо, злорадство превращается в зависть. Но у нее есть Михаэль. Ханна крутит им, как хочет, а он словно и рад крутиться для нее. Хочу то, се, пятое, десятое – пожалуйста, все для тебя, милая моя, дорогая, любимая, единственная. Ханне хорошо. Ханне хорошо двадцать лет, а потом Михаэль сходит с ума. Он всегда казался ей немного странным, будто не от мира сего, но этим и цеплял. Ханна не обращала внимания на пристрастие к снотворным, на непонятные слова, которые он бормотал во сне, на нелюдимость. Это все было не так уж и важно, пока она чувствовала себя любимой. Отправляя его в психиатрическую больницу, Ханна чувствовала себя брошенной. Незащищенной. Одинокой. Когда он вернулся, все вроде бы стало прежним, но что-то поменялось. Михаэль все больше замыкался в себе, подолгу просиживал в своей мастерской и никого туда не пускал. Он уволился, все меньше выходил на улицу. Как будто чего-то боялся, но не говорил – чего. Ханна пыталась. Честно, до последнего. Вытащить на прогулку, на родительское собрание к сыну, на субботник, куда угодно. Пыталась окружить своей любовью, которой становилось все меньше, потому что откуда ее брать, если тебе ее не дают? Глядя на приплясывающих Ульриха с Катариной, празднующих годовщину, Ханна хотела выть от зависти. У нее ведь тоже так было, совсем недавно, всего-то несколько лет назад. Почему это закончилось? Почему ее снова никто не любит? Ханна получила порцию своей любви, быстрой, скомканной, грязной, но хотя бы такой. Это было куда больше, чем она получила от мужа за последний год. На следующий день Михаэль повесился. Через неделю в психушку укатил уже Йонас. Ханна снова осталась одна. Никем не любимая. Ульрих забегал к ней в свободное время. Вместо пробежки утром, вечером, в машине, на парковке. Она урывала крохи, но это лучше, чем ничего, говорила она себе сначала. Крох вскоре стало мало. Зависимость, остановленная Михаэлем, сейчас росла в геометрической прогрессии, махом покрывая пропущенные годы. Ханна чувствовала, что ее ломает, как в прошлом, и ничего не могла с этим сделать. Она не может себя контролировать. Она пыталась. Ничего не вышло. Может быть, Ханне было бы легче, если бы она получала больше любви. Ульрих никогда не давал ей достаточно. Он даже никогда не говорил об этом. А когда сказал, ей уже было не нужно. Да и тогда соврал. Ханна не настолько глупая, чтобы верить словам отчаявшегося человека. Раньше Ханне легко давалась ложь. Главное – верить в нее самой. Ханна не верит себе, когда рассказывает Катарине про их роман с Ульрихом. Ханна не верит себе, когда говорит, что в маленьком городке все друг за друга горой. Ханна смотрит в глаза полицейскому и лжет. Он знает, что она лжет. И она знает, что он знает, что она лжет. Это такой фарс, что ей стоит больших усилий не рассмеяться ему прямо в лицо. Ох уж эта лицемерная вежливость (только из-за которой, впрочем, полицейский не обвиняет ее во лжи). Иногда Ханна думала, что проще покончить с собой. Она уже пыталась, да только смелости никогда не хватало. Казалось бы, что сложного? Нажми на курок, и все закончится. Быстро, боли не почувствуешь. Она не смогла. Поэтому, видя разочарование в глазах повзрослевшего сына, о самоубийстве Ханна даже не думает. "Тебе никто не нужен", - он говорит это так горько, что ей становится плохо. Это неправда! – хочет ответить она. Мне нужен ты, мне нужен твой отец, мне нужны родители, мне нужны друзья, нужны, нужны! Вернитесь ко мне! Куда же вы все ушли? Почему вас нет? Почему я одна? Ханна молчит. Потому что не Ханне никто не нужен – Ханна никому не нужна. А она просто хочет, чтобы ее любили. Ханна смотрит на Ульриха и вспоминает, как лишила себя работы, чтобы его уничтожил Александр. Ей грустно и смешно, потому что Ульрих уничтожил себя сам, без ее вмешательства. Поворачиваясь к нему спиной, нарочно громко цокая каблуками, она чувствует себя отомщенной. И готовой, наконец, отпустить. В этот раз окончательно. Ханна, конечно, замечает, как посматривает на нее офицер полиции. Так на нее всегда смотрел Михаэль и никогда – Ульрих. Она вспоминает, что Эгон один вырастил дочь, и думает – почему бы и нет? Вернуться обратно она всегда успеет. Если захочет. В конце концов, там она никому не нужна. Ханна попытается еще раз.