Новый день

      Девушка встает с кровати и смотрит в окно. Там разгорается рассвет. Все оттенки алого пляшут вдоль полоски горизонта, крася облака над ним. Тонкие разноцветные пласты сияют в небе: фиолетовый, розовый, пурпурный, оранжевый, бордовый, алый.       Она уже давно здесь, прошлое начинает забываться.

***

      Но вчера она сидела на ковре в теплой гостиной, смотрела на пламя искусственного камина и читала книгу маленькой кварианке в небесно-синем скафандре. Та тихонько возилась со своими игрушками и внимательно слушала.       Казалось, надежды нет. Цитадель распадалась на кусочки, а Шепард стояла неподвижно и не могла отвести глаз от разрушенного Президиума. Она никак не могла понять всего, чувствуя, что упускает что-то очень важное.       Властелин уже близко, совсем чуть-чуть, и весь ее привычный мир разлетится на блестящие осколки, а руины Цитадели станут ее могилой.       Хотелось бросить все, сдаться, опуститься на холодный пол и смотреть, как медленно сочится кровь из ран, с каждой секундой уменьшая ее шансы. Но Шепард шла дальше, не потому, что от нее зависит бесчисленное множество жизней, не потому, что она единственная надежда, не потому, что хотела славы, чести, восторженного почитания. Нет, сам этот утонувший в собственном блеске героизм был ей противен, бесконечно отвратителен.       Просто она знала, что те двое, что идут сейчас за ней, просто не дадут ей остановиться здесь, потеряв надежду, они снова поднимут ее и будут шаг за шагом идти к цели вместе. Поэтому она стремилась дальше, просто потому, что их вера в нее была самой большой драгоценностью.       И взглянув в лицо Сарена, потерявшегося в своих убеждениях, и делавшего ошибку на ошибке потому, что не понимал, что делает, Шепард упрямо сломала перегородку между злом и добром, смешав черный с белым.       Что теперь перед ней? Просто серый в разных консистенциях…       Шепард сама себе дала клятву не судить, пока не знает, не делить мир на добро и зло, не бросать друзей в беде и всегда стремиться вверх, чего бы это не стоило.       А потом, когда дитя ушло, на прощание обняв девушку своими хрупкими ручонками, та продолжила свою запись в дневнике.       …и теперь я живу здесь, на Раннохе. До сих пор не понимаю, как они смогли меня уговорить. Кем я стала теперь?       Гаррус заметил, как я прячу пистолет под матрац. Он смеётся, говорит, что война давно кончилась, однако молчит о том, что его винтовка всегда лежит в его комнате.       Мы как тени прошлого, не верящие в настоящее, вечно ждущие подвоха и опасности. Не знаю, смогу ли привыкнуть к такой жизни.       У Тали есть семья, она такая веселая и жизнерадостная, или просто хочет такой казаться. Она прошла войну молодой, не познала всех ужасов. Возможно, сможет забыть, хотя ночные кошмары мучают и ее.       Но у нее есть теперь прелестная дочурка, такая милая и жизнерадостная. И дружит с гетами.       Смотрю на них в окно и понимаю — это символ новой жизни.       Девушка оторвалась от записи и опять посмотрела в окно.       Дитя в синем костюме без маски бежала наперегонки с одним из гетов.       Фиолетовое небо, скалы, каменистая почва, длинные стебли темно-зеленых вьющихся растений.       Краски заката играли на длинных прямых волосах, делая их похожими на гладкий шелк, и стальных пластинах, отражаясь и сверкая бликами.       Как же это красиво.       Девушка вдыхает глубоко чистый воздух кварианской планеты и возвращается к дневнику.       …мне все ещё снится разрушенный Лондон. Как я бежала к лучу.       Помню, я думала, что это будет просто как быстрый и красивый конец. Помню и рывок, и как меня с огромной скоростью вышвырнуло в недра Цитадели. А там только тьма, человеческие останки и такой ужасающий неподвижный смрад.       А потом хриплый голос Андерсона. Я было поверила, что мы вместе со всем справимся. Но он умер. От моей руки. И по ночам я вновь и вновь вижу, как нажимаю на курок, стреляя в своего командира, друга, отца.       А еще вижу Гарруса и Тали, у девчурки шлем залит кровью, и у Вакариана броня вся в неоново-голубой крови. Как же это было жутко.       Девушка снова отрывается от записи. В ее глазах кристальные слезинки, стекают по щекам, оставляя влажные линии, и разбиваются об стол.       Она зажмуривается на мгновение, а потом, пересилив шевельнувшийся где-то глубоко внутри страх, заставляет себя вернуться к записи.       …все рушилось, падало, взрывалось. Меня отшвырнуло к стене, от удара головой потеряла сознание. Я уже думала, все кончится.       Помню наверное только боль, долгую и тупую. Пришла в себя под завалом. Не могла шевелиться. Лежала и думала. Голова как пустая. Даже с трудом вспомнила, как меня зовут. Потом какой-то шорох раздался, голоса. Я кричать пыталась, но только хрипло кашляла. Казалось, ещё немного, и задохнусь. Как меня вытаскивали, не знаю, возможно, опять отключилась.       Но потом…       Девушка остановилась и пошла умыться. Потом включила свет и продолжала.       …Гаррус меня нашел. Искал и нашел.       Открываю глаза — больница какая-то, куча всяких приборов, а он рядом сидит. Как я потом узнала, очень давно, не отрываясь.       Потом пошли долгие месяцы восстановления, половина имплантатов отказала и я сломала обе ноги. Узнав, что летела с обломками с орбиты на Землю, только порадовалась, что не шею.       Землю постепенно отстраивали, но Гаррус не дал мне остаться. Просто это была уже не та Земля, которую я знала, и я впала в депрессию.       И теперь живу на Раннохе вместе с Тали и Гаррусом. Остальные разбрелись, кто куда. А я… А кто теперь я? Уже наверное и не коммандер Шепард, просто неизвестная девчонка, поселившаяся с кварианцами.       А может оно и к лучшему.       Шепард заканчивает запись и оборачивается, слыша звук открывшейся двери.       — Припозднился, турианец, — говорит она, коварно прищурившись.       — Ну, задержался, у меня там…       — Только заикнись про калибровку, — обрывает она, — И о ужине можешь забыть.       Гаррус смеётся в ответ и, обняв Шепард за плечи, смотрит ей прямо в лицо. Девушка краснеет и улыбается, чувствуя через лёгкую ткань туники теплые ладони турианца.       — Шепард, ты такая упрямая… Почти как я, — прошептал он и коснулся лбом ее волос.       Девушка почувствовала себя ребенком, закрыла глаза, и они долго стояли так у открытого окна, не смея прервать свое мгновение счастья.

***

      Девушка с улыбкой отдергивает шторы и смотрит на рождение нового дня. Вчера было таким прекрасным, а сегодня должно быть ещё лучше. Потому что они это заслужили.       И когда к ней зашёл ее турианец, чтобы пожелать «Доброго утра», она, смеясь, поцеловала его в нос.       Их жизнь была очень тяжёлой. Они теряли друг друга, думали, что сейчас наступит конец, разочаровывались, но после этого ещё ярче были их встречи.       Они пережили всю войну для того, чтобы теперь вместе жить в маленьком доме на Раннохе. И пусть все воспоминания остаются, порой вызывают дрожь и возвращаются в ночных кошмарах. Все это потускнеет со временем.       А они будут жить в мире, который сами себе создали, не идеальном, но прекрасном и светлом. И что бы ни было после, память об этом новом рассвете всегда будет с ними.

***

      И кто-то в далеком-далеком мире улыбнулся, перечитав эти строки, перед тем, как пойти дальше.