Ревнитель веры

К лесу, в котором, как полагал Этьен, засел отряд с эотасианцами, они сумели подобраться лишь к тому моменту, когда кругом воцарилась глубокая ночь. Идти им стало несравнимо сложнее, нежели днем. Пусть сверху на них и глядела Белафа, но света ее оказалось недостаточно, чтобы сделать видимыми все преграды на их пути. Они шли практически без отдыха целый день, не успев за все прошедшее время даже толком поесть, но усталости не чувствовали совершенно. Мысли их занимал только приближающийся исход и осуществление их нехитрого плана. Пусть он и был придуман наспех, но Этьен искренне им гордился, то и дело проворачивая его в голове и едва сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться. План виделся ему совершенным в своих деталях и, казалось, ничто не могло пойти в итоге не так. Этьену очень хотелось бы, чтобы Рено точно так же разделял его уверенность, но увы. Каждая мысль об осуществлении спасения эотасианцев едва не бросала его в дрожь, но причиной тому был вовсе не страх. Рено было слишком стыдно осуществлять нечто подобное, слишком неудобно перед собственным богом. Но Этьен был уверен, что как раз-таки преодоление подобного стыда Рено и было сейчас нужнее всего. Этьену было его жаль. Что бы Рено ни натворил в прошлом, что бы он ни сделал сейчас, но такого удушливого и дикого чувства вины, что стало сейчас словно бы его частью, он не заслуживал. Но Рено испытывал еще надежду на искупление, видевшуюся ему сейчас буквально центром всего, и Этьену нравилось это сознавать. Нравилось в большей степени потому, что в глубине сердца Рено хотелось искупить вину вовсе не перед своим богом, но перед самим собой. И придуманный Этьеном план, как считал сам Этьен, превосходно мог ему в этом помочь. Правильно говорил Дарел: слишком долго оба они были лишь игрушкой в руках своего бога. И Этьену доставляло искренне блаженство сознавать, что наконец-то, пусть и в дурацком метафорическом смысле, они с ним поменяются местами. Рено, конечно, прекрасно сознавал этот мотив плана Этьена. Но, кажется, не винил его. В конце концов, понимал он намного большее, чем могло показаться с виду. Они шли по лесу все дальше и дальше, петляя меж уродливых черных деревьев и едва не спотыкаясь о валявшиеся в округе ветки и вылезавшие на поверхность корни. В воздухе над ними витало какое-то словно бы вынужденное предвкушение грядущего. Но оба они брали от этого чувства максимум. — Этьен?.. — Чего? Рено отвел на мгновение глаза, скупо улыбнувшись. — Я ведь до сих пор не знаю, куда ты шел до того момента, как мы встретились. Под ногами у них мягко скрипела подстилка из хвойных иголок и мха. Белафа, лениво выглядывающая из-за еловых верхушек, одаривала их едва уловимым холодным светом. Явственно пахло хвоей. Этьен глубоко вдохнул. — Да никуда я не шел, — тихо рассмеялся он. — Просто вышел прогуляться. В конце концов, я практически год не видел вокруг себя ничего, кроме пивных кружек и столов в таверне. Рено прыснул со смеху. Совершенно искренне, как показалось Этьену. Они шли дальше, петляя меж раскидистых еловых ветвей и вслушиваясь в уханье сидевшей где-то над ними совы. В какой-то момент Этьен, до этого улыбавшийся, резко помрачнел. — А ты бы правда бросил меня тогда ради эотасианцев? Рено мгновенно остановился, вгляделся Этьену в глаза. Лунный свет мягко падал ему на лицо. Молчали они непривычно дольше обычного. — Конечно же нет, — с улыбкой отозвался наконец Рено. — Это была провокация. Всего лишь очевидная провокация, на которую ты, к сожалению, так легко купился. Он сделал шаг вперед, все так же не прекращая улыбаться. Этьен, почесав макушку, в какой-то момент громко усмехнулся и ступил за ним следом. — А ведь умеешь ты все-таки мстить. Когда для них обоих стало очевидно, что отряд находится от них всего в нескольких минутах ходьбы, Рено неожиданно остановился. По выражению его лица становилось очевидно, что к тому, что должно было случиться, он еще не был готов. Этьен понимал его. Впрочем, и самому ему еще нужно было собраться с духом и подавить свое возбуждение для лучшей концентрации. Поэтому, конечно, от краткого привала Этьен не отказался. Они уселись на холодную и влажную землю, предварительно подложив под себя свои опустевшие сумки. Весь паек, собранный у мельника, они успели уже истратить. Когда они смогут поесть в следующий раз, их сейчас не особо интересовало. Глаза Этьена привыкли уже к темноте, поэтому разглядеть лицо Рено ему не составляло труда. Тот сидел перед ним, подобрав к себе колени, и задумчиво рассматривал свой медальон, на котором отражались редкие следы лунного света. Казалось, на разговор он не был сейчас настроен совершенно. Но только Этьен захотел подать голос, как вдруг Рено его опередил: — Я… Я много в последние дни думаю о Вайдвене. Голос его звучал тихо и неуверенно. Этьен вздохнул. — Еще бы. Я последний год только о нем и думаю. — Я не могу до конца понять, как мне следует к нему относиться. — Рено выпустил медальон из рук, взглянув наконец на Этьена. — Казалось бы, он — святой моего бога. Он попытался возвести к величию свою страну, и пусть я и не знаю его истинных целей, но наверняка и насчет Дирвуда у него были исключительно светлые идеи. С другой стороны, на своем пути он совершил многое из того, что выходит за рамки моего понимания. Но все это — лишь две стороны. В сущности же я понятия не имею, кем он на самом деле был. И иногда меня это мучает. — Знаешь, — тяжело выдохнул Этьен, — я ведь был с ним лично знаком. И все равно я задаюсь ровно теми же вопросами. Рено улыбнулся, и улыбку эту Этьен сумел прочитать по одним лишь его глазам. — Да, за прошедшее время ты говорил о нем многое. Но так и не сказал мне самого главного. — О чем это ты? — Возможно, — Рено отвернулся, — мне и не следует спрашивать тебя о таком. С учетом… всего. Но я правда хочу знать. Хочу знать, как на самом деле ты к нему относишься. На короткий миг Этьен замер, широко раскрыв глаза. Казалось бы, отношение его к Вайдвену за прошедшие три дня уже должно было стать для Рено очевидным. Или же очевидным должно было стать то отношение, которое Этьен сам хотел ему показать?.. Все-таки Рено и правда видел его насквозь. Сделав глубокий вдох, Этьен опустил глаза. Если честно, никогда он не думал, будто бы сможет кому-то однажды об этом рассказывать. Но, как правило, за последнее время откровенничать перед Рено ему стало легко. — Я… — Этьен шумно выдохнул. Даже сейчас слова давались ему с большим усилием. Но он все-таки продолжал говорить. — Я любил его. Боги… Боги, как же я любил его. Еще с самой первой встречи. Пусть из-за него и умерло все, что я знал прежде, но он же сам и подарил мне новую надежду. Меня раздражала его манера держаться, я терпеть не мог его речей, мне противны были многие его действия. Но его свет… Его яркий, его удивительный свет был без преувеличения единственной причиной, по которой я оставался жив. Я убивал за этот свет, я пошел ради него на преступление, я терпел... самые страшные вещи. И я страдал от невозможности подойти к этому свету как можно ближе. Все время я нуждался в нем, словно в воздухе, но никогда не мог честно в этом себе признаться. Этьен прерывисто выдохнул, переводя дух. Рено молчал. Потому что знал, что это еще не все. — Я сумел осознать это лишь потом, когда дезертировал, когда война уже была кончена. Когда для этого признания оказалось уже слишком поздно. И я себя за это возненавидел. Подумать только: если бы я нашел в себе силы признаться самому же себе в этом раньше, все для меня могло сложиться иначе. Возможно, я бы погиб вместе с Вайдвеном, но, прояви я хотя бы немного больше терпения, я бы наверняка все понял. Все то, что он хотел мне показать и из-за чего так тщательно не подпускал к себе еще ближе. Но в итоге я сам же все и испортил. И теперь, кажется, уже никогда ничего не пойму. Когда он закончил и отвернулся, не желая показывать то, что было у него сейчас на лице, Рено почему-то усмехнулся. Без какой-либо издевки, но, казалось бы, совершенно неуместно. — Зато я, кажется, кое-что наконец понял, — улыбчиво произнес Рено. — И что же ты понял? — Кажется, Вайдвен все же и правда был исключительным человеком. Потому как… Тебе не приходила в голову мысль, что всем этим он всего лишь пытался дать тебе силы быть независимым? Этьен молчал. В сущности, ему действительно нечего было на это сказать. Рено, не дождавшись его ответа, со вздохом поднялся. Обернувшись на Этьена, он практически незримо ему улыбнулся. — Если и так, — все же сдался Этьен, отведя глаза, — мерзкие же у него, однако, были методы. — Может быть. Но в конце концов... Кто разберет, что там творится в головах у этих святых? Этьен несдержанно рассмеялся. — Возможно, мы это скоро узнаем. Отблеск костра перед ними забрезжил не более, чем через десять минут пути. Оба они, завидев его, практически синхронно с облегчением выдохнули. Но двигаться дальше не спешили. В особенности делать этого не спешил Рено. — Жаль, что ты все-таки потерял свою палку, — вздохнул Этьен. — Такая важная деталь. Была бы. Рено тряхнул головой. — Ты ведь веришь, что мы преуспеем? — тихо спросил он, взглянув на Этьена. — Конечно. Рено, глядя на него, улыбнулся. Так честно и лучисто, как не делал этого, кажется, ни разу за все прошедшие три дня. — Тогда… — Продолжая улыбаться, он снял с себя медальон и уверенно протянул его вдруг Этьену. — Тогда возьми это. Этьен, нахмурившись, едва от него не отшатнулся. — Ты чего это? Он ведь для тебя важен. Как я могу? — Когда-то, — вздохнул Рено, все с той же улыбкой глядя на медальон, — он стал для меня символом обретения веры. Пусть таким же символом он станет и для тебя. Рено тряхнул им перед лицом Этьена, мотивируя его все-таки взять побрякушку. Простояв несколько секунд в раздумьях, в конце концов Этьен все же принял его. — Но веру в кого я, по-твоему, должен сейчас обрести? — Не знаю, — простодушно пожал плечами Рено. — В кого ты захочешь. Взглянув себе на грудь, Этьен понял, что эотасианский символ на его тунике стал совершенно невидим под толстым слоем грязи и засохшей крови. Тихо усмехнувшись, он надел на себя медальон. По лицу его неожиданно пробежала тень улыбки. — В таком случае... Магран подойдет? — Дурак. Рено, усмехнувшись себе под нос, сделал шаг вперед, не сводя взгляда с крохотного огонька вдалеке. Коротко рассмеявшись, Этьен поравнялся с ним. Лес вокруг них молчал, словно зачарованный. — Но, — нахмурился спустя минуту затишья Этьен, — отдав мне медальон, как же ты будешь уверен в том, что Эотас сейчас с тобой? — Поверь, мне и не нужна эта уверенность. Рено положил ему на плечо руку. В глазах у него ярким отблеском отразились вдруг искры. — Все получится, — уверенно сказал он. — Что бы ни случилось, у нас все получится. — Я знаю, — улыбнулся Этьен. — Ведь сейчас все зависит только от нас.