Ревнитель веры

— По-твоему, мы должны вот так легко поверить во весь этот бред?! — вспылил спустя несколько секунд молчания Рено, вскочив с места. Этьен, не успевший его удержать, только тихо вздохнул. — Ложь! Сплошная неприкрытая ложь! Ни единому слову не верю! — Ой-ой-ой, вы только посмотрите, как вспетушился-то, — неприятно усмехнулся Дарел. — Это ты у нас тут, значится, самый правый? Может, для разнообразия тогда че-нибудь умное наконец скажешь, а? Рено, нахмурившись, сжал руки в кулаки. Этьен тяжело выдохнул, прикрыв лицо ладонью. — Ты — несчастный, отвратительный человек, — медленно сказал Рено сквозь зубы, — убивший и предавший столько людей, что мне даже страшно представить, выставляющий все это сейчас как какое-то геройство, прикрывающийся какой-то там глупостью про закон… Ты действительно не видишь, насколько ты мерзок? Как ты вообще смеешь так себя вести сейчас после всего, что сделал? Дарел медленно, со вздохом поднялся, спокойно заглянул Рено в глаза. — Слушай, тебе эти парни так сильно мозги промыли, что я тебя за все эти слова даже не виню. Просто хочу, чтобы ты знал, что выглядишь сейчас со стороны очень и очень жалко. Рено оскалился. На скулах у него заходили желваки. Этьен все еще оставался сидеть на земле, прикрывая лицо рукой. — Мне все равно, как я сейчас выгляжу. Совершенно искренне все равно. Я тебя просто спросить хочу: ты правда, ну вот прямо от сердца считаешь, что в твоих поступках есть хоть сколько-нибудь там чести? И тебя совсем не мучает совесть за то, что ты загубил жизни стольких хороших людей? Дарел вдруг рявкнул, рефлекторно схватился за рукоять меча. — Да что вообще такой молокосос, как ты, может знать о чести?! Тупоголовый мальчишка! Возомнил себя святошей, да? Пытаешься мне тут на совесть надавить? Да кто ты, Колесо тебя задави, такой, чтобы указывать мне на то, что правильно, а что нет?! Ты ведь даже понятия не имеешь, о чем говоришь! Тебя там не было! — Мне и не нужно там быть, чтобы понять, что ты клевещешь на невинных людей! Проклятый садист! — Тупоголовый кретин! Мамаша-то, видно, думать не научила! — Моя мать хотя бы не вырастила из меня такую безумную псину! Разъяренное выражение лица Дарела сменилось вдруг совершенно бесстрастным. Он резко и молча схватил Рено левой рукой за ворот рубахи, рывком поднял его над собой, быстро наставив ему на горло обнаженный меч. Рено рефлекторно схватился за державшую его руку, но даже с прижатым к шее лезвием не отвел от Дарела ненавистного взгляда. — Хель, ну конечно… Давай еще и меня. Чтобы потом совсем не отмыться… Дарел премерзко улыбнулся. — Назови меня псиной еще раз, скотская морда, и я так и сделаю. И тут вдруг Дарел выпустил из рук и Рено, и меч, резко осел на землю и, схватившись за голову, тихо взвыл. Рено, упав на живот, быстро зашарил руками в поисках меча. Но, найдя, тут же его выронил, неожиданно сильно вздрогнул и застонал, также схватившись за голову. — Как же вы оба меня достали. Этьен медленно поднялся. Из носа у него вновь выступила кровь, но он больше не обращал на нее внимание. — Как базарные бабы, вот честное слово, — спокойно сказал он, подняв с земли меч и по-ребячески им помахав. — Моя рыба здесь самая лучшая! Нет, твоя уже два дня как стухла, а вот моя зато какая! Ничего подобного, гнусная врунья, ты вообще ничего в рыбе не понимаешь! И так далее. Он отошел в сторону, медленно осмотрелся кругом в поисках возвышения. Приметив небольшой мшистый холмик, довольно улыбнулся и аккуратно возложил на него меч. Рено с Дарелом все так же продолжали тихо постанывать позади. — Этьен, — едва слышно взмолился Рено, — пожалуйста… — Тихо-тихо, друг мой. Потерпи еще немного. Этьен плавно выпрямился, вдохнул побольше воздуха, посмотрел на лес вокруг. Солнце мягко освещало устланную мхом и листьями полянку, раскинувшуюся у основания толстого ствола бука в окружении кустов малины. Солнечный свет, проходя через древесную крону, дробился на земле десятками крохотных кружков, редко подрагивавших при малейшем колебании ветра. Шумно стрекотали где-то в вышине сороки. Этьен, сделав еще один глубокий вдох, осторожно сполз вниз. — Хватит с вас, пожалуй. — Гребаный сайфер, — проскрежетал все так же лежавший на земле Дарел, едва очухавшись, — да я с тебя… Я с тебя, сволочь, живьем шкуру спущу! — Ты слова-то фильтруй, дружище. Или еще раз хочешь? Дарел, бессильно зарычав, начал медленно подниматься. Рено даже не пытался шевелиться. Уткнувшись лицом в сведенные вместе руки, он продолжал тихо лежать на земле, и только дрожавшие плечи выдавали его нынешнее состояние. — Извиняться смысла не вижу, — тяжело вздохнул Этьен, — но хочу заверить, что больше это не повторится. При условии, что вы опять друг на друга не полезете с кулаками. — Да кто ты, Хель, такой, чтобы мне тут условия ставить? — прошипел Дарел, направляясь к поблескивающему на пригорке мечу. — Тот, кто может поджарить изнутри твою дурную башку, например. — Этьен зло сплюнул. — И только попробуй сейчас дотронуться до меча. — Это собственность… — Да ты, сука, думаешь, я с тобой шутки шучу? Я сказал, ты его не тронешь. До тех пор, пока я не решу, что нам всем делать, никто из вас пусть даже смотреть на него не смеет! — Мамочки, — закатил глаза Дарел, скрещивая руки на груди. — Какая важная утка. — Заткнись. Этьен аккуратно поднялся, утер кровь с лица, несмело подошел к Рено. Тот, успокоившись, сидел на земле со скрещенными ногами, бездумно глядя в одну точку. — Эй. Давай отойдем. Рено молча поднялся и, едва не пошатнувшись, сделал шаг вперед. Этьен хотел было положить ему руку на плечо, но, отчего-то вздрогнув, не стал. — Я за тобой слежу, так и знай, — обернулся Этьен к Дарелу. — Попробуешь что-нибудь выкинуть, и я сделаю то же самое снова. Только теперь у тебя кровь из ушей пойдет. — Да пожалуйста. Дарел махнул в его сторону рукой, потянулся к поясу за трубкой. Этьен, несмело вдохнув, сделал шаг следом за Рено. Остановились они у расположившегося невдалеке поваленного ствола, успевшего порасти мхом едва не полностью. Расстояния этого хватало, чтобы Дарел их не услышал, но оставалось достаточным для того, чтобы Этьен мог хорошо видеть полянку, на которой остался меч. Рено спешно сел на поваленную корягу, равнодушно взглянул на Этьена. — Что ты хотел? — Извиниться. — Этьен быстро обернулся в его сторону, поджав губы. Слова давались ему с явным усилием. — Прости... меня. Но все это правда было нужно, чтобы никто из вас не наделал глупостей. Я не хотел так обходиться с тобой. — Без разницы, — пожал плечами Рено. — Как угодно уже можешь обходиться. Мне все равно. Этьен отвернулся. Лицо его на мгновение исказилось. — Я считаю, Дарел говорил правду, — спустя минуту спокойно сказал он. — Я не остановил вашу ссору вовремя, потому что мне нужна была его злость. Помнишь трюк позапрошлой ночью? Так я… — Можешь не объясняться, Этьен. Мне правда плевать. Этьен нахмурился. — Почему?.. — Потому что я и так понимаю, что ты сейчас скажешь. Ты с самого начала был против эотасианцев, у тебя нет никаких причин хотеть им помочь. А с Дарелом ты сдружиться уже успел, я это заметил, поэтому, конечно, ты примешь его сторону. Не знаю, правда, почему ты не позволил ему меня убить. Или сам этого не сделал. Я ведь тут больше не к месту. — Боги, Рено… — Этьен резко сел рядом с ним, схватил его за плечи, повернул всем корпусом к себе. — Зачем ты говоришь такое?.. — Разве это не правда? — Конечно же нет! Конечно же ты здесь к месту. Я ведь делал это для тебя в том числе. Мне жаль, что я поступил так, но мне нужно было наверняка знать, о чем он думает. Ты ведь это понимаешь. Иначе я не смог бы отговорить тебя от твоей самоубийственной… — Ну вот. — Рено скривился, отвернувшись. — Отговорить меня, да? Ради меня же? Прекрати, ради всех богов. Мне уже совершенно невыносимо. Ты это делал только для себя самого. Потому что это тебе нужно, чтобы я никуда не рыпался и остался целехонек, потому что это тебе ведь плохо будет, если со мной что случится. И плевать ты хотел, что я по этому поводу думаю и чувствую. Этьен отстранился. — Это не так. — Конечно, это так. — Рено поднялся. — Боги, как же это все нелепо… Говоришь, ты чужие чувства ощущаешь, как свои? Так почему же тогда тебе при этом на них так глубоко наплевать? — Прекрати. Я не… — Да дай ты уже мне наконец сказать, что я думаю. Мне так это надоело. Почему ты вообще пытаешься меня заткнуть? Может, боишься услышать то, о чем сам уже догадываешься? Рено смотрел на него сверху вниз взглядом пустым настолько, что у Этьена по спине пробежал неприятный холодок. — О чем ты? — Ах, ну наконец-то, — выдохнул Рено, отведя глаза. — Слушаешь меня, неужели! Все-таки я до этого момента дожил! Так вот знаешь, что я думаю? Тебе никогда не было дела ни до кого, кроме себя. Я в этом уже убедился. Поэтому ни единому твоему слову я больше не поверю. Этьен не стал возражать. В ответ он лишь молча опустил голову. — Хотя, знаешь, уже без разницы. — Рено махнул в его сторону рукой. — Это больше не важно. Пойдем, пока этот… Пока он там ничего не учудил. Рено уверенно сделал шаг по направлению к оставленной ими поляне. А Этьен продолжал еще некоторое время сидеть на мшистой коряге, слушая беспорядочный стрекот сорок. И понимая, что собственную боль так ярко, как сейчас, он не ощущал уже давно. — О, голубки прилетели, — усмехнулся Дарел, поднимаясь с земли. Клинок оставался на том же месте, где Этьен его и оставил. — Наворковались уже? — Боги… — Рено вздохнул, отойдя к венчавшему полянку толстому буку. Слева от него, всего в двух шагах, лежал меч. — Ты правда считаешь себя остроумным? — Ну, всяко поостроумнее тебя. Этьен, глядя себе под ноги, медленно прошел к лежавшему на земле мечу, тяжело уселся от него чуть поодаль. Рено откинулся спиной к мшистому стволу, скрестил на груди руки. — Вот так сцена. — Дарел насмешливо цокнул языком, подошел к Этьену ближе, оставив клинок позади себя. — Что вы там такое нарешали-то в итоге? — Ничего, — тихо отозвался Этьен. — Многообещающе, однако. Давай тогда решай сейчас. Этьен молчал, косо поглядывая на блестевшее под солнечными лучами лезвие, чуть скрытое правой ногой Дарела. Голова его была пуста абсолютно. — Дарел… Ты ведь не высказал после своего рассказа никаких требований. — Надо же… — Дарел почесал затылок. — Слово-то какое — требований… У меня к тебе не требования, а, так скажем, дельные советы. Первый из них: не ходи спасать эотасианцев. Все равно ничего не выйдет. У солдат тех, Этьен, отличная психическая сопротивляемость, так что такие штучки, как показанные тобой ранее, на них не сработают. Фактически, ты перед ними беззащитен. — Ясно. Второй совет? — Отдай мне Рено. Этьен на миг обомлел, поднял на Дарела глаза. Рено, до этого равнодушно глядевший на копошившихся в кустах птиц, резко обернулся. — Что? — Ну, что-что… Он такой же крышей двинутый, как Лютовы дураки, ты разве не видишь? Ему среди них самое место. Я тебе этого предъявлять сначала не хотел — ну, вы там друзья, вроде как, все такое… Но сейчас иное дело. Этьен, поверь, он тебя до добра не доведет, нечего тебе с ним водиться. Такой импульсивный эотасианец, пусть и совершенно ничтожный, все равно какую-нибудь пакость учинить может. Я таких уже видел — знаю, о чем говорю. — Эй, ты! — вспылил где-то позади Рено. — Ты хоть понимаешь, что я тебя слышу?! — Правда что ль, орланова задница? Давай-ка ты лучше продолжишь тихонько в сторонке стоять, пока взрослые дяди разговаривают, ладненько? — Погоди-погоди, — неосознанно прыснул Этьен, не отрывая от Дарела взгляда, — а если я откажусь? — Ну, сам посуди — ситуация не на твоей стороне. Ты ослаб после прошлого трюка, еще раз так же мощно у тебя это все не получится. А я, знаешь ли, и без меча много чего могу. Дарел говорил и смотрел холодно, даже несколько равнодушно, будто бы все происходившее было для него чем-то совершенно естественным. Этьен, однако, знал, что Дарел был сейчас страшно раздражен, а потому — опасен. Но слова его были правдой. Этьен неспешно поднялся, все так же глядя на Дарела, выпрямился, неприятно сощурившись. Расстояния между ними оставалось едва ли пол ярда. Взгляд Этьена был всецело сфокусирован на человеке перед ним. Того, что происходило позади Дарела, он не видел. — Ты, значит, решил угрожать? Мне? — Да, тебе. — Дарел язвительно улыбнулся. — А что такое? Или ты не обыкновенный беспомощный трюкач, которого я перед собой вижу, а кто-то покруче? — Пока мы на одной стороне, именно таким я в твоих глазах оставаться и буду. Но только пока мы на одной стороне. — Сторону сейчас выбираешь ты. И лучше уж постарайся выбрать ее правильно. Этьен несдержанно расхохотался, отведя взгляд вправо. Раздражение в воздухе скапливалось над ними все плотнее. Нельзя было теперь сказать точно, от кого оно исходило. — Сторона, значит, боги мои… Да когда ж ты уже пойм… Он резко умолк. Потому что его парализовало. Страхом. Страхом сильным и горьким, знакомым Этьену и прочувствованным им за былое время с лихвой. Страхом, которого он повидал за месяцы похода с Вайдвеном столько, что от одной только памяти о нем волосы вставали дыбом. Страхом, с которым Этьен надеялся не столкнуться больше никогда в своей жизни. Страхом перед приближавшейся смертью. Он услышал, как Дарел сделал неестественно резкий и шумный вдох. Этьен быстро обернулся в его сторону, но тут же об этом пожалел. Потому что смотрел на него больше не Дарел. Смотрел на него человек, чья душа в этот самый миг расставалась с телом. Дарел громко и коротко простонал. Из груди его показался вдруг кончик меча, с которого густыми багряными каплями медленно стекала на землю кровь. Неожиданно он схватился обеими руками за тунику Этьена, упал на колени, утянув его за собой. Безвольно опустил голову ему на плечо. — Я же… как знал… Этьена едва не начинало трясти. Он неслушающимися руками объял голову Дарела; взгляд его оказался направлен прямо перед собой. Туда, где стоял сейчас перепачканный кровью Рено. Страх Дарела, плавно стихавший, сменился вдруг ощущением, отдаленно напоминавшим горечь. А потом все и вовсе пропало. — Как… — Этьен почувствовал, как тело его сотряс рвотный позыв. Дышать резко стало нечем. — Да как же это… Рефлекторно он схватился руками за волосы обмякшего уже Дарела, прижал его голову ближе к своей груди. Меж лопаток Дарела, все так же ярко блистая на солнце, торчал меч. Взгляд Этьена не сходил с Рено. И Рено посмотрел на него в ответ. Чем-то он сейчас и правда напоминал Бераса — в глазах у него словно не было больше ничего человеческого. И Этьен вдруг почувствовал, как едкий страх появился в воздухе вновь. Теперь уже — их общий.