Я не прощу себя, если ты это сделаешь

      День был уже в разгаре. И сегодня в журнале стояло дежурство в поликлинике. Лиза боялась не успеть в клинику, но посчитала, что за два часа она сможет уложиться в срок и принять всех пациентов, если ускорится. А полчаса должно хватить, чтобы добраться к назначенному времени на процедуру прерывания беременности. Она так и не нашла в себе сил поговорить с Рихтером. Она даже не видела его пару дней. Два сложных случая с беременными из-за которых он не приходил домой, ночуя в больнице, где его тоже было не сыскать. Создавалось такое ощущение, будто он намеренно скрывается от неё.       — Лиза, ты тут?       Никольская ещё не идентифицировала чей это был голос, но сердце её застучало быстро до невозможности, и уже было готово выпрыгнуть наружу. Но в открытую дверь просунулась лысая макушка онколога.       — Ваня? — скрыть расстроенные интонации в голосе ей не удалось. — Да, я тут.       — Можно?       — Конечно, проходи, — онколог сразу же сел на один из стульев для посетителей. — Если это быстро. Я уже собираюсь в поликлинику, сегодня моя смена, — Лиза сгребала какие-то бумажки со стола, складывая их в тёмно-зелёную папку и собираясь выходить из кабинета.       — Стой. Я за этим и пришёл, — Лиза посмотрела на Родионова с удивлением. — Подожди… Ты что… Плакала? Это из-за Рихтера?!       Иван Алексеевич нарочито строго посмотрел на Елизавету из-за чего она отвела взгляд, пряча заплаканные глаза.       — Да, то есть нет. Вернее, не совсем, — промямлила она. — Он не пришёл домой ни в понедельник, ни вчера… Трубку не берёт, в кабинет не заходит. Я ищу его по всей больнице. Его нет нигде! — Елизавета Дмитриевна с громким хлопком швырнула ещё не закрытую папку с бумагами на стол для переговоров, из-за чего несколько листов с тихим шуршанием вылетело на пол. — Ты представляешь? Я не понимаю, что вообще происходит!       — Ммм… — понятливо протянул врач, поднимаясь со своего места, покачивая головой, выражая таким образом какую-то поддержку. — Может ты просто не там искала?       — А где? В его кабинете, в ординаторской, в туалете, в палатах с пациентами в коме… Я даже ездила к нему домой! — от отчаяния Лиза даже топнула ногой, которую быстро отдёрнула, потому что наступила каблуком на один из выпавших документов.       — То есть, ты начала не с его квартиры. Давно вы живёте вместе? — Родионов сел в кресло главного врача, отвлекая Никольскую разговором.       — Ваня, если ты решил поиграть в Рихтера, давай в следующий раз, сейчас я очень спешу, у меня сегодня много дел, — раздражённо проговорила взвинченная Лиза, рваными движениями она подобрала все свалившиеся листы, затем, резко выпрямившись, она сделала замечание своему подчинённому: — И встань из-за моего стола! Что ты там забыл?       — А ты никуда не спешишь, — рука аккуратно потянулась к ящичку, так часто выдвигаемому Никольской, и тихо открыв его, Родионов незаметно заглянул туда.       — Вааааня. Не трогай мой стол, — врач сразу же поднял руки в мировом жесте, как ни в чём ни бывало, ничем не выдавая тот факт, что все доказательства, нужные ему и Рихтеру, он уже увидел.       — Рихтер меня прислал, чтобы я передал тебе, что сегодня он работает в поликлинике за тебя, — Лиза, с шокированным взглядом, просто не смогла подобрать слов, чтобы выяснить в чём причина такой щедрости.       В кармане Родионова завибрировал телефон.       — Подожди, — Иван принял вызов. — Да, Андрей. Да, ты снова был прав, — он бросал на Лизу взгляды исподлобья, а в следующий момент его глаза удивлённо округлились. — Что?! Конечно, я сейчас же ей скажу. Ага. Да, давай.       — Что он сказал? — сердце в очередной раз начало биться чаще.       Не важно, что он сейчас сказал Родионову, она хотела услышать от Андрея хоть слово, хоть полслова… Кто бы знал, как сильно Лизе хотелось услышать его голос прямо сейчас, увидеть его вечно небритое лицо, почувствовать прикосновения его тёплых и до невозможного нежных рук на своём теле, ласковое, едва ощутимое дыхание, несущее с собой слабый аромат кофейных зёрен, на своей шее. Его не было рядом всего пару дней, но, казалось, словно без него эти дни превратились в вечность.       — Чтобы ты носа из кабинета не показывала до конца рабочего дня.       — Но я не могу. Сразу после приёма у меня дела… В другом месте, — сказала растерянная Никольская, так грубо вырванная из своих мыслей, но, как только до неё дошёл весь смысл ситуации, растерянность мгновенно переросла в возмущение: — И вообще! Почему он решает за меня? Если хочет мне что-то передать, пусть придёт и скажет мне это лично. Всё я ушла.       Никольская подхватила свою папочку с бумагами и направилась к выходу, но в дверном проёме её схватил под локоток Родионов, вторая рука обхватила запястье. Он так резко вскочил, спеша её остановить, что стул главврача, на котором он сидел до этого опрокинулся на пол. Лиза, конечно, испугалась громкого звука, но ещё больше её напугал онколог, в глазах которого читался всепоглощающий страх. Она попыталась выдернуть кисть, крепко зажатую мужскими пальцами, но попытка была тщетна. Мешали ещё и крепко зажатые в руке документы.       — Ваня, что ты делаешь? Отпусти.       — Нет, — твёрдо отрезал Иван Алексеевич, вцепившись ещё сильней.       — Ты делаешь мне больно! — почти истерично сказала главврач.       — Прости, — врач ослабил хватку, но полностью не отпустил. — Сядь, пожалуйста.       — Ты слышишь меня? Я и без того опаздываю.       — Я сейчас позвоню Рихтеру. Сядь и подожди, — обычно мягкий голос онколога заиграл металлическими нотками.       Лиза опешила, следуя за Ваней, ведущим её к диванчику. Родионов набрал номер, и пока шли гудки, налил и подал недоумевающей Лизе стакан воды.       — Алло, Андрей. Да. Да. Вот и скажи ей это сам.       Иван изумлённо посмотрел на экран телефона. Елизавета Дмитриевна, которая до этого момента молча ожидала, теперь нетерпеливо поинтересовалась:       — Ну? И что он сказал?       — Если очень коротко, то он назвал кого-то из нас идиоткой и бросил трубку. Думаю, он сейчас придёт. Давай подождём.       Мыслительный процесс чётко отразился на лице главврача. Она закусила губу, переводя взгляд с двери на телефон, который держал в руках Родионов. В конце концов, она обессиленно выдохнула, положила документы рядом с собой и, откинувшись на спинку дивана, сдалась и устало прикрыла глаза. Сделала глубокий вдох, а на выдохе тихо произнесла:       — Ладно.       — Вот и замечательно.       Онколог достал из кармана тихо пиликнувший телефон.       — Э… Лиза?       — Ммм?.. — тихо промычала она немного охрипшим от усталости голосом, не открывая глаз.       — Я выйду ненадолго. И тут же вернусь. Хорошо?       — Угу.       За врачом с тихим щелчком закрылась дверь. А затем раздался звук проворачивающегося в замке ключа. Лиза вмиг распахнула глаза, быстро побежала к двери и дёрнул ручку. Дверь была закрыта.       — Родионов! Что это за шутки? Выпусти меня немедленно! Я… Я… Я буду жаловаться на тебя!       За дверью раздался издевательский смех. Этот смех она не перепутала бы ни с чем на свете и узнала из тысячи. Это был Рихтер.       — А кому ты собираешься жаловаться, я могу узнать?       — Рихтер! — практически прорычала Лизавета Дмитриевна. — Открой дверь сейчас же.       — А если нет? — с вызовом прозвучал наглый голос из-за двери.       — Тогда я открою сама. У меня вообще-то есть ключ, если вы не забыли, дорогие мои. Детский сад какой-то.       — Ну-ну. Могу только пожелать удачи, — и издевательский добавил: — Дорогая моя.       Лиза услышала, как закрывается и запирается дверь, ведущая в приёмную.       — Родионов. Ваня… Андрей? Рихтер! Не смей уходить! — Никольская в панике била ладонью дверь, но в приёмной не было ни единой живой души, которая могла бы её услышать.       — Вот ведь… — едва упокоившись, Лиза достала ключ из своего халата, но он категорически отказывался вставляться в замочную скважину, видимо, Рихтер оставил ключ, который он взял, прямо в замке.       Секретарша не брала трубку, а на вахте сбрасывали сразу же, как только понимали, что звонит главврач.       — Что б тебе пусто было! — Никольская металась по закрытому кабинету, как тигр в клетке, держа в руках телефон.       — И я тебя тоже люблю, Лизонька.       — Любишь?! — Лиза сразу возмущённо закричала в трубку, даже при том, что не сразу поняла то, что случайно набрала номер диагноста. — Это ты ТАК меня любишь?!       — Да. Настолько сильно, что не даю тебе натворить глупостей, — голос диагноста был до раздражающего спокойным и расслабленным.       — Творишь их за нас двоих? Боишься, что для одной пары будет перебор?       — Ты выспалась? — до необычного мягко вдруг спросил Рихтер. — Отдохни. И, кстати, не пытайся кому-либо позвонить. Все, кто мог бы тебя открыть, предупреждены, поэтому просто отдыхай и жди пока я приду. И дай мне хотя бы устное разрешение на кесарево. Срочно.       — Зачем? Какой срок? — такая резкая смена тем слегка выбила Елизавету из колеи.       — Нормальный. У Олеси резус-конфликт. Можно было бы подождать пару недель, но вчера у пациентки началась лихорадка, ломота в суставах и судороги. Не всё сразу, конечно, но картина сложилась не самая хорошая. Я поэтому и ночевать не пришёл, всё думал, что же это может быть. А сегодня пришли результаты мазков на паразитов. Оказалась, что у неё малярия. Она просто убьёт плод, который, в свою очередь, будет убивать её, если мы не пойдём на этот рискованный шаг.       — А согласия матери тебе недостаточно?       — Я просто интересуюсь твоим мнением, — такой ответ на поставленный вопрос, увы, оказался неверным, потому что дал повод вернуться к первоначальной теме разговора.       — Сейчас ты, значит, моим мнением интересуешься, а, когда дверь закрывал, оно тебе было неинтересно.       — Какая ты сегодня сообразительная. Почти как я.       — И почти такая же невыносимая.       — Лиза. Успокойся. Не нервничай.       — Подожди, не бросай трубку. Что там с… Ларисой? — некоторое раздражение промелькнуло в голосе.       — Игоревной? — Елизавета даже стала дышать ровнее и, Рихтер этого, конечно, не видел, но её плечи, до этого напряжённые, мгновенно расслабились. — С ней всё тоже оказалось довольно непросто. Была ложная беременность, дали направление к психиатру и отправили домой. Но она сама почувствовала, что что-то не так и пришла обратно. Тоже куча анализов, кипа бумаг и так далее. Болезнь Вильсона-Коновалова. Оказалось, что только часть всех симптомов была вызвана психическим заболеванием, а все остальные стали следствием болезни Вильсона. Так что пришлось помучаться. Пока ей совсем плохо не стало, она отказывалась от того, чтоб мы проверили сетчатку на наличие колец Кайзера-Флейшера. Ей просто повезло, что они у неё образовались. Болезнь ведь может протекать и без их наличия.       — Ты поэтому не пришёл домой?.. — ответа не последовало, потому что он уже прозвучал до этого в ходе беседы, и Лиза задала следующий вопрос: — Андрей, почему я должна сидеть в кабинете? Кажется, эта минута молчания тянулась вечно, а ответом на вопрос стали короткие гудки.       — Ну, отлично. И сколько мне тут ещё торчать? — женщина с размаху села на диван, постепенно всё же расслабляясь, не находя выхода из этой патовой ситуации.       Оставалось лишь плыть по течению. Голова была тяжёлой от мыслей и усталость, накопившаяся за несколько практически бессонных, волнительных ночей, всё же дала о себе знать. Лиза и не заметила, как её сморил сладкий сон.

***

      — Андрей, ты можешь объяснить, что происходит? — несмотря на то, что друг был с тростью, Родионову всё же приходилось делать крайне большие шаги, чтобы не отставать. — Я ничего не скажу Лизе, обещаю, но я хочу хотя бы сам понять зачем тебе это всё? Это дежурство, этот запертый кабинет… Что у тебя в голове, Рихтер? Я начинаю думать, что ты сошёл с ума от своих таблеток…       — Я не употребляю их уже несколько месяцев.       — Ты не… Что?! Значит, от их отсутствия, определённо, — сделал вывод Родионов. Рихтер закатил глаза и нажал на кнопку вызова лифта тростью.       — Не ты ли так долго хотел, чтобы я перестал их употреблять? Кстати, пациентка, которая сегодня придёт на осмотр ко мне, а должна была к Лизе, больна краснухой. Не думаю, что стоит объяснять чем взаимодействие с такой больной чревато для беременных? Всё. Я ушёл работать. Тебе тоже следует этим заняться. Я слышал легенду о том, что некоторые врачи даже получают за это деньги.       — Видел хоть одного такого счастливчика?       Андрей Александрович молча уехал на лифте в поликлинику, а Родионов ещё несколько минут стоял у лестницы, думая о чём-то своём. Потом же со смирением в голосе, глядя на закрытую дверь лифта, произнёс:       — Вот и я нет.

***

      — А мне говорили, что будет женщина… Главный врач. А вы кто?       — Мало ли что вам там сказали. Я, по несчастливому стечению обстоятельств, конечно, не женщина, хотя меня такое положение дел вполне устраивает, зато я тоже врач, пусть и не совсем главный, и тоже работаю в этой больнице. И на будущее, вопросы в этом кабинете задаю я.       Отвечаю только лишь в порядке большого исключения. Давно у вас эта сыпь?       — Пару дней. Я недавно купила новые благовония… Это может быть аллергией на них?       — Только если вы их ели или втирали в кожу. Вы же не?..       — Нет-нет. Что вы? Такое не могло прийти в голову даже мне.       Андрей Александрович многозначительно пожал плечами, дав понять, что и такие случаи в его практике бывали.

***

      С тихим щелчком открылась дверь. В кабинет бесшумно зашёл Рихтер. Увидев Лизу спящей, он даже перестал опираться на трость, чтобы её стук ненароком не разбудил Никольскую. Она дремала, согнув ноги в коленях и подложив ладони под щёку, испачканную потёкшей тушью. Андрей Александрович поставил какую-то средних размеров корзинку на пол у двери и, недолго думая, накрыл Елизавету своим пиджаком, а потом приземлился на свободный краешек дивана около её ног и, отложив трость к подлокотнику, прикрыв глаза, откинулся на мягкую спинку. Кончиками пальцев Рихтер аккуратно, невесомыми движениями поглаживал Никольскую по икрам. Ресницы женщины затрепетали, она перевернулась на спину и потянулась.       — Прости, я тебя разбудил? — хриплым голосом поинтересовался Андрей Александрович.       Его рука тем временем соскользнула вниз по её ноге. И хотя он больше не касался Лизы, кожей она всё ещё чувствовала тепло ладони, словно Рихтер продолжал всё также нежно её ласкать.       — Зачем ты это сделал? — Лиза приподнялась на локтях, чтобы иметь возможность видеть глаза Андрея, когда он будет отвечать, но Рихтер сидел с закрытыми глазами и запрокинутой головой       — А зачем ты плакала?       Ответ вопросом на вопрос Лизу крайне разозлил, в большей степени потому, что в этот момент она практически физически ощутила насколько растрёпаны и спутаны волосы на её голове, как сильно помята одежда и особенно белый рабочий халат, в который она укуталась, когда засыпала, как сильно стянуто лицо в тех местах, где слёзы, смешавшись с тушью растекались по её щекам, оставляя вместо себя нечёткие тёмно-серые дорожки.       — Рихтер, отвечай, — требовательно сказала Лиза, одновременно пытаясь тыльной стороной ладони левой руки, как бы стереть это неприятное ощущение сухости со своих щёк, хотя она и понимала, что это бесполезно, такие действия помогали ей слегка успокоиться.       — Просто… — несмело начал Рихтер и сразу замолк, продолжить свою мысль он смог только через несколько секунд, каждая из которых показалась Елизавете Дмитриевне целой вечностью. — Долго думал и решил, что я не прощу себя, если ты это сделаешь.       — Сделаю что? — удивлённая таким обтекаемым ответом Лиза села на противоположном краю дивана, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.       Хотелось заглянуть Рихтеру в глаза, будто там мог прятаться ответ, но взгляд Андрея был устремлён в потолок. На его, по обыкновению, небритом лице красовалась уже такая привычная самодовольная ухмылка. В следующий момент Лиза слегка вздрогнула, ведь пронзительные серо-голубые глаза, будто заглянули в каждый уголок души.       — Знаешь, — задумчиво сказал он. — Я не стал тебя торопить. Терпеливо ждал, пока ты мне всё расскажешь. Даже придумал пару шуток и как буду потом буду за них извиняться перед тобой. Долго и страстно.       Лиза крепко обхватила свои колени руками и хотела опустить взгляд, но по необъяснимым причинам продолжала жадно вглядываться в лицо диагноста. Молча. Не решаясь перебивать его объяснений.       — Я ждал до вчерашнего дня. Даже начал предполагать, что я всё надумал сам и ошибся, но вчера я проходил мимо стойки регистратуры и совершенно случайно увидел пришедшее тебе напоминание о визите в клинику. Причина там не указывалась. Поэтому сегодня ночью мне пришлось покопаться в твоей почте. И всё для чего? Чтобы узнать, что ты собираешься на аборт! Убить ребёнка, которого так ждала, так хотела. О котором я так хотел узнать от тебя, с небольшим опозданием изобразить дикий восторг, сделать вид, что даже не подозревал. А ты всё это сломала, — он осуждающе посмотрел в её глаза и продолжил: — Думал, обдумаешь всё и расскажешь мне сейчас… Принёс этот букет дурацкий…       Рихтер кивнул головой на корзину, стоявшую у входа. Лиза проследила за его взглядом. В корзине красовался до невозможности красивый букет из нежно розовых роз и голубой гортензии. Елизавета Дмитриевна ошарашенно моргала.       — М-мне? — неуверенно спросила Лиза, переводя шокированный взгляд с цветов на Рихтера и обратно. — Ты?       Такая её реакция, Андрея Александровича откровенно позабавила. Он стремительно приблизился к ней и деликатно коснулся губами её виска. Сел рядом и обнял, уткнувшись носом в шею, опалив жарким дыханием. Сначала она напряглась, но быстро расслабилась в таких нежных и таких родных руках и обняла в ответ, крепко прижавшись щекой к сильному мужскому плечу.       — Нравится?       — Очень, — едва различимый шёпот, который Рихтер больше почувствовал, чем услышал.       — Я рад, — практически неощутимый поцелуй в макушку. — Не плачь, пожалуйста. Всё уже хорошо. И будет только ещё лучше. Только пообещай больше без глупостей. Обещаешь?       — Обещаю. Я просто подумала о том, что очень глупо было не сказать тебе. Не думала, что ты отреагируешь так. Просто подумала, что не смогу без тебя, — она замолчала, не решаясь продолжить.       — Я готов меняться ради тебя. Готов быть достойным тебя. Мне правда этого хочется. Ты только не плачь, — он всё время успокаивающе гладил её по спине.       — Кажется, я действительно люблю тебя, Рихтер.       — Я тоже тебя люблю, Лиза. Абсолютно точно и бесповоротно.

Любовь заставляет нас не только принимать кого-то таким, какой он есть, но и меняться ради тех, кто, как нам кажется, нашей любви достоин. Меняться для того, чтобы стать достойными чьей-то любви. И несмотря ни на что, дышать любимым…