Лучше, чем "замечательно"

      Взмах ногой. Кручение. Движение рук, придающие энергию для разворота. Взмах. Кручение. Руки. Взмах. Кручение. Руки в идеальной позиции. Взглядом все время ловит одну-единственную точку, останавливаясь на ней тысячную долю секунды, чтобы удерживать баланс, и вновь продолжать крутиться. Но нет, не выходило. Она помнила технику безупречно, но от чего-то Генри Кавилл не желал покидать её мысли, а сознание, которому наскучил строгий балетный счёт, словно специально возвращалось к их поцелую, ощущения которого до сих пор были настолько реальными, что начинала кружиться голова, и она падала, сбиваясь и зарабатывая синяки, которые после она, сидя на своей кровати, будет растирать согревающей мазью с лёгкой дурацкой улыбочкой влюблённой девушки.       Насчитав в последний раз двадцать восемь фуэте подряд перед очередным падением, Фрейя, в общем-то, осталась собой довольна. Через три недели она должна сделать тридцать два безупречных, но девушка была уверена в том, что ей на это хватит и двух дней — как только завершится их свидание с Генри, и она вернется на тренировку на следующий день, она сможет на четыре часа прогнать его из своих мыслей, чтобы безупречно выполнить программу. Она даже не знала, почему тренирует именно эту фигуру, учитывая, сколько сил на это тратилось и сколько боли приносило, учитывая, как много ей еще нужно привести в форму, перед свиданием она могла как раз заняться теми движениями, которые не оставили бы на ее теле столько синяков и следов.       Наверное, чёткая схема действий, вызубренная лет в тринадцать, стала для неё своеобразной мантрой или успокоением, к которой она обращалась каждый раз, когда нервничала. Все ведь просто. Когда единственные слова, которые ты произносишь одним движением губ, без звука, выучены наизусть, в голове кроме них, во время вращения, ничего и не остаётся. Вот только сегодня, вопреки всем правилам, медитация не удавалась, так что легче не становилось. Взмах ногой. Кручение. Движение рук. Взмах. Генри Кавилл. Движение рук... Черт, кручение! Удержалась на одной ноге. Новый Взмах. Кручение. Первое свидание. Падение.       Поняв, что до тех пор, пока она не встретит Генри сегодня, она так и не сможет выбросить его из своей головы, хотя бы на время, Фрейя махнула новому хореографу проклятого проекта о том, что она на сегодня предлагает закончить. Рене поднялся с пола, на котором сидел, наблюдая за ее тренировкой и давая рекомендации и указания, поднялся и подошел к подруге. Они знали друг друга уже… Лет десять, если не больше. Учились вместе в школе в Оксфорде, пусть и в разных классах из-за разницы в два года, потом также вместе перешли в Солсбери, где, взрослея, начали общаться уже куда больше. Вместе занимались балетом и даже один сезон отыграли вместе, когда Фрейя только доросла до исполнения роли, и пока Рене не выпустился, были партнерами в балете, который Фрейя вспоминала сейчас, и которым Рене руководил.       Фрейя, остановившись у станка, дёрнула ленту балетных туфель, которая опоясывала её ногу и стянула пуант, с шипением разминая пальцы. Кое-где появилась кровь, но не так сильно, как обычно, так что ей даже повезло. Сняв второй пуант и переложив их на табурет возле зеркала, Фрейя остановилась и, закинув одну ногу на станок, по очереди размяла стопы и пальцы ног и перевела взгляд на часы. Генри обещал быть через пару часов, так что у нее как раз есть время на то, чтобы доехать до дома и привести себя в порядок после тренировки.       Рене даже пообещал ее подбросить, не сильно зудеть под ухом, когда она будет собираться, и исчезнуть из ее квартиры раньше, чем Генри появится, и Фрейя очень надеялась, что все эти обещания ее друг исполнит. Правда, Шарлотта, которая знала исключительно о дате свидания, да и то, случайно, потому что изначально Фрейя никому не хотела ничего рассказывать, уже поджидала их на пороге дома девушки. Шарлотта в этом доме еще даже не была, поэтому, только войдя вслед за Фрейей и Рене, произнесла не очень соответствующее интонации «ох, очень милое место», и предложила съездить в Стокманн в ближайшее выходные за чем-нибудь декоративным и милым. А Рене Шарлотту в этом предложении поддержал и даже предложил свою помощь, хотя Фрейя и сама знала, что несмотря на приличный вид ее квартиры и даже отдельный вход(!), это место все равно далеко от идеала и пока даже не пахнет домашним уютом.       Оставив друзей вдвоем в своей спальне, Фрейя скрылась в душе, где собиралась вместе с верхним слоем кожи, который несколько минут нещадно терла губкой, смыть с себя все кровавые следы изнурительных тренировок, а вместе с тем хоть немного привести мысли в порядок. Это их первое свидание, но в этом совершенно точно не будет ничего страшного.       Фрейя, одевшись, после того как под присмотром Шарлотты высушила и уложила волосы легкими локонами, выглянула из-за ширмы, отделявшей шкаф и небольшой уголок комнаты от остального пространства спальни, и показалась Шарлотте и Рене, которые растянулись на ее кровати, словно знали друг друга всю жизнь, хотя познакомились то, всего-ничего, пару или тройку месяцев назад, и едва ли когда-то без Фрейи общались.       — А это не слишком… ну, повседневно?       — Мы решили, что не хотим ничего пафосного и супер-высокого, — пожала плечами Фрейя, разворачиваясь к зеркалу и еще раз себя оглядывая. Вспомнив предыдущую неделю тренировок, Фрейя поморщилась, только представив, что с элегантным платьем или миленькой юбкой ей пришлось бы надеть туфли на каблуке вместо удобных и любимых кроссовок, она едва ли не издала тяжелый вздох и поняла, что надела бы что-то подобное даже если они не обсуждали бы с Генри, куда можно пойти в Оксфорде. Но то ли он был предусмотрительным и дальновидным, то ли просто любил комфорт больше желания произвести впечатление получше.       Хотя, о каком впечатлении могла идти речь? Они знакомы уже год, и в каких только состояниях не успели друг друга видеть: и сонными, и помятыми, и больными, и уставшими, и один только Сан-Диего чего стоил, не говоря уже про остальные триста шестьдесят дней, за которые они вопреки всему и несмотря ни на что, похоже, умудрились друг в друга влюбиться.       — Не слушай ее, все идеально, — отмахнулся вернувшийся в комнату Рене, передавая Шарлотте кружку кофе, которую та, хоть и возмутилась его замечанием, все же приняла. — Сомневаюсь, что в восемнадцать вообще можно не идеально выглядеть.       — О, как-нибудь обязательно продемонстрирую, — ехидно отозвалась Фрейя, поглядывая на часы. Она смогла управиться меньше, чем за полтора часа, а уже была полностью собрана, включая даже готовую маленькую кожаную сумочку, в которой было припасено все для сохранения идеально-небрежного образа, как бы парадоксально это в целом ни звучало. — Кстати, заметно, что штаны на мне немного висят?       — Ты ее загонял, негодяй! — обратив внимание на джинсы Фрейи, возмутилась Шарлотта и тут же метнула сердитый взгляд в сторону Рене.       — Вообще-то, меня назначили всего три дня назад, и если бы все эти три дня я принудительно не заканчивал ее тренировки, затаскивая ее в машину и укладывая спать, вообще не представляю, что было бы с этой звездой-трудоголичкой. Ты слишком мало ешь для своей программы тренировок.       Шарлотта и Рене потратили еще несколько минут на шутливые споры между собой, которые, похоже, не злили, а изрядно веселили их обоих, и в итоге переключились на Фрейю, напоминая ей, что не стоит работать до потери пульса. Оба, конечно, понимали, что сейчас, в ожидании своего первого свидания с парнем, имени которого Рене даже не знал, но о котором и сама Фрейя, и даже Шарлотта отзывались так тепло и с такой улыбкой, Фрейя едва ли будет слушать хоть что-то из сказанного кем-то другим. Наверняка, если бы кто-то упомянул имя этого парня, то Фрейя непременно включилась бы в разговор, или как минимум прислушалась к разговору друзей, но никто не собирался над ней так издеваться. Каждый из друзей уже был в длительных серьезных отношениях, и несмотря на то, как давно это было, каждый из них до сих пор, в тайне ото всех, с небывалым трепетом хранил именно эти воспоминания, как все начиналось: первое, такое волнующее, соприкосновение пальцев, первые объятия, первый поцелуй и первая шутка, понятная только для вас двоих, первые фразочки, возникшие из какого-то разговора, который уже и не вспомнить, несмотря на то, что эти дурацкие фразочки до сих пор, спустя несколько лет, заставляют вас безумно и совершенно непонятно для окружающих хохотать.       И Шарлотта, и Рене любили эти свои воспоминания, и пусть никто этого не говорил вслух и не собирался, глядя на то, как их маленькая серьезная девочка-звезда, никогда не думавшая ни о чем, кроме работы, сейчас витает в облаках, накручивая уложенный локон на палец, и думает о покорившем ее красавчике, оба ее друга тихо надеялись на то, что и этот парень будет «тем самым». Рене не был сторонником отношений «раз и навсегда», но, похоже именно это с ним и случилось, и кольцо, красующееся на пальце со дня его шестнадцатилетия, только было тому подтверждением и разрушением всех его подростковых и неокрепших убеждений. Шарлотта тоже едва ли увлекалась кем-то всерьез до того, как встретила отца Фрейи. Может, это и походило на ошибку выжившего, пусть так, но этот вариант был лучшим и идеальным, и именно его они и желали своей юной подруге.

***

      Генри почти не бывал в Оксфорде, за исключением редких и непродолжительных поездок, так что, сойдя с магистрали на обычные дороги города, он остановился на ближайшем свободном парковочном месте и ввел нужный адрес, который Фрейя отправила в сообщении. Они не видели друг друга пять дней — с момента, как Фрейя уехала из Лондона, подарив ему поцелуй на прощание. И мужчина, ожидая следующей встречи, понял, что никогда в жизни, ни с одной девушкой, не нервничал так, как сейчас.       Она, конечно, сама поцеловала его. Но за эти четыре дня она могла тысячи раз все обдумать и понять, что их разница в возрасте все-таки пугает. Она могла прийти к мысли, что не хочет портить их рабочие отношения, а Генри видел у нее легкую одержимость профессионализмом. Она могла обнаружить, что он не так уж ей и симпатичен, и все, что произошло, произошло исключительно из-за того, что они слишком долго находились слишком близко друг к другу. Все, что угодно могло случиться за эти дни, за которые они почти и не говорили, видимо, культивируя свои страхи вместо того, чтобы выдохнуть, дождаться встречи и поговорить обо всем, о чем нужно и о чем хочется.       Продолжая быть где-то в своих мыслях, он пытался следить за дорогой и указаниями навигатора, так что времени на разглядывание Оксфорда не оставалось совсем. Но как только он получил оповещение навигатора о том, что осталось повернуть, и место назначения будет прямо перед ним, он огляделся в поисках парковочного места. На его счастье это была середина рабочего дня в жилом райончике, поэтому для его машины места было предостаточно. Сверившись с часами и поняв, что прибыл он вовремя, он бросил быстрый взгляд на себя в зеркало заднего вида в машине, взял букет и, выйдя из машины, открыл дверь для Кэла, радостно выпрыгнувшего на улицу в ожидании встречи с Фрейей, по которой, похоже, соскучился и он.       Генри поднялся по внешней лестнице на второй этаж двухэтажного дома, остановился у нужной двери и поднял к груди букет цветов, на выбор которых потратил, наверное, минут сорок, утомив флориста. Но, поглядывая на букет в пути, он невольно думал о Фрейе и о том, как это букет ей понравится. Он даже чем-то отдаленно ее напоминал — маленькие и нежные бутоны эустомы были под стать своей будущей обладательнице, а множество зелени с мелкими листками, которых Генри попросил добавить побольше, как раз давали мысли о молодости и свежести, олицетворением которых и была Фрейя. Нет, флорист однозначно добавил его в черный список за все эти размышления произнесенные, кстати, вслух, разве что без указания ее имени.       Как только Фрейя открыла дверь, то тут же удивленно распахнула рот, а в следующую же минуту прильнула к нему с крепким объятием. Обхватив его торс и удобно устроив ладошки на его спине, она уткнулась подбородком в его грудь, так чтобы они оба могли смотреть в глаза друг друга.       — Я скучал по тебе, — шепнул Генри, изогнулся и дотянулся до лба девушки с легким поцелуем. А она, желая его поцелуя, подалась на встречу, чтобы его губы поскорее коснулись ее кожи.       — Это совершенно взаимно, — ответила ему Фрейя, так и не прекращая объятие на пороге дома, совершенно не обращая внимание на то, что их кто-то может заметить.       Они потратили несколько минут на теплое объятие, наплевав на планы. В конце концов, Генри, как Фрейе казалось, был не из тех, кто обожает четкие расписания за границей рабочего дня, так что, если они и имели какие-то определенные временем планы на этот вечер, они вполне могли позволить себе эти несколько минут в теплом объятии.       Когда они смогли наконец разомкнуть прикосновение и на краткое мгновение разорвать взгляд глаза в глаза, Фрейя взяла его за руку и провела в дом, взяв в свободную руку букет цветов. Она понятия не имела, есть ли у нее любимые цветы, но сейчас, глядя на эту нежность, облаченную в зелень и крафтовую бумагу, подумала о том, что Генри попал в точку. Она понятия не имела, как именно он это сделал, но теперь эти цветы стали ее любимыми, однозначно и окончательно.       — Цветы просто великолепные, — шепнула Фрейя, сворачивая на кухню утягивая за собой мужчину — она так и не перестала держать его за руку, с тех пор как мгновение назад они переплели пальцы вместе.       — Надеюсь, они будут радовать тебя все время до моего следующего визита, — негромко ответил мужчина, мимолетно оглядывая кухню и почти сразу ловя девушку в новые, крепкие и такие жизненно необходимые объятия. — Я, вообще-то, думал, что мне предстоит забирать тебя на свидание у твоей семьи, но ты… одна?       — Да, переехала почти сразу, как вернулась от тебя, — кивнула Фрейя и положила ладошки на его лицо, обхватывая его и притягивая к себе, чтобы кончики их носов соприкасались, что для них обоих стало — вероятно, с этого же момента, точно так же, как и с цветами — жестом необъяснимой и безграничной нежности.       Его, наверное, немного задело, что Фрейя не попросила его о помощи, но, встав на ее место, понял, что и сам бы, наверное, засмущался просить о чем-то подобном, да еще и перед первым свиданием. В этот момент все словно обнулилось — как будто целого года знакомства между ними не было, и всех прекрасных, веселых, теплых моментов, связанных с этим годом, тоже не было. И только после этого свидания они, вероятно, и смогут решить, оставить ли в памяти минувший год и продолжить дальше, с его учетом, или разойтись в разные стороны.       Вот ответ, почему он так нервничал. Он не столько боялся, что все может пойти не так, сколько опасался, что все прекрасные воспоминания померкнут, а он совершенно не желал с ними расставаться. Впрочем, сейчас все эти мысли, пожалуй, можно было отбросить — Фрейя совершенно точно была рада его видеть, и начиналось их первое свидание хорошо.       Они вышли через несколько минут, после того как Фрейя поставила цветы в воду, а они еще какое-то время потратили на объятия и поцелуи, которые едва ли смогли бы позволить друг другу в людных местах. Генри вежливо поинтересовался, не против ли девушка, если на нем будет скрывающая лицо кепка. Фрейя, пожав плечиками, согласилась, что ничего в ней страшного нет, и пусть лучше он будет на ближайшие несколько часов только ее, чем они разрушат атмосферу романтики и таинства встреченными фанатами, которые знают его как Кларка Кента или уже ожидают его в роли Геральта из Ривии.       Следующие несколько часов они провели в прогулке по Оксфорду, и пока Фрейя рассказывала о тех местах, где они гуляли, что помнила из своего детства, Генри, почти не переставая, шутил и заставлял ее хохотать, так что к тому моменту, как они дошли до университетского парка на несколько акров, Фрейя чувствовала, как неплохо натренированные мышцы живота начинают ныть во время ее смеха.       Они говорили о детстве, пытаясь узнать друг о друге побольше, хотя у обоих было ощущение, что они и без того прекрасно друг друга знают. Тем не менее, и Генри, и Фрейя с любопытством задавали уточняющие вопросы к каждой рассказанной истории друг друга, не переставая веселить друг друга, о каких серьезных событиях и моментах они бы ни говорили.       Фрейя почти не отпускала руки Генри и постоянно поднимала глаза, чтобы взглянуть на него. Чего таить, ей нравилось на него смотреть. Ей нравилось видеть его улыбку, такую искреннюю и счастливую, которую она видела ощутимо реже во время съемок — примерно половину времени она видела его уставшим или сосредоточенно повторяющим какие-то реплики или действия во время постановочного боя. И пусть другие говорили о том, что Генри один из самых веселых людей, Фрейя на момент съемок все-таки в этом сомневалась. Этим же вечером она убедилась в том, что это не только один из самых веселых людей, что она когда-либо встречала, но и просто один из лучших людей. Он был внимательным к ней и всему, что она говорила. Он был осторожен и аккуратен в прикосновениях к ней.       — Кажется, мы пришли, — произнес Генри, выходя с девушкой с одной из тропинок парка на большой луг, обычно использующийся спортивным кампусом как второе поле для гольфа, но сейчас переданное для проведения фестиваля.       — А что здесь происходит? — уточнила Фрейя, поняв, что не помнит возведенной сцены в этом парке, на которой сейчас уже расставляли свет, и вокруг которой были разложены бескаркасные кресла и пледы, на части которых уже собирались парочки и небольшие компании.       — Я поискал балетную неделю, на которой ты выступаешь, а оказалось, что это огромный фестиваль студенческого искусства на всю осень, — пояснил мужчина. — И сегодня ночь инди-музыки. Подумал, тебе понравится.       — Идеально, — шепнула девушка, пока они шли к одному из организаторов фестиваля чтобы узнать о свободном месте, и остановившись на мгновение, поцеловала мужчину в щеку, привстав на цыпочки.       Он смущенно заулыбался, как ее самый настоящий подросток-ровесник, кажется, даже на щеках выступил легкий румянец. Генри, отпустив руку девушки, приобнял Фрейю, прижав к себе покрепче и оставив след быстрого, краткого и нежного поцелуя на ее виске.       Пара расположилась на одном из мест в отдалении и вскоре им принесли заказанную Генри корзину для пикника с еще одним пледом на случай, если кто-то замерзнет ближе к ночи. Посетителей было не слишком много, видно часть студентов еще только-только собиралась на кампусе после летних каникул, а может сами организаторы решили сделать ставку на комфорт и свободное пространство посетителей, а не на их численность. Впрочем, и Генри, и Фрейя, переживавшие за узнаваемость, только радовались этому факту. Весь их вечер и правда был предоставлен только им двоим, от чего оба получали пусть и небольшое, и неявное, но все-таки удовольствие.       Фрейя устроилась в объятии Генри, чтобы они могли продолжить свои тихие перешептывания, но шепот то и дело прерывался нежными, аккуратными, очень краткими, словно сделанными украдкой, поцелуями на коже друг друга. Во время парочки песен, которые, видно, обоим особенно запали в душу, Генри звал девушку на танец, а на ее удивление и напоминание о том, что танцевать он не любит и клялся никогда этого больше не делать еще неделю назад, Генри только смеялся, нашептывая на ушко девушки, что все, что он не любил до этого момента — не так уж и важно, если это делает ее хоть немного счастливой. А эти простые, медленные танцы на траве университетского поля для гольфа возле их пледа с парой горящих свечек, однозначно делали ее счастливой. Генри видел, как горят ее глаза, и понимал, что для него это все было не так уж и трудно, а пара вальсирующих движений с девушкой, в которую он влюблен, никогда не сравнятся с той счастливой улыбкой, которую он получал в знак благодарности.       — Я оплошал и позволил девушке сделать шаг первой, когда моя милая великолепная девушка устала моей инициативы ждать, — улыбнулся Генри и поднес ее пальчики к губам, нежно коснувшись их и заставив ее умиленно выдохнуть и приникнуть холодным носиком к его горячей шее. — Так что все следующие сто-сто пятьдесят шагов беру на себя и буду работать на опережение.       Его слова заставили Фрейю захохотать, так что ее счастливый смех и самого Генри заставил заулыбаться.       — Это например? — спросила, с кокетливой и абсолютно беззастенчивой улыбкой Фрейя, вложив свою ладошку в руку Генри и позволив ему сплести их пальцы вместе.       — Например, поцеловать тебя на нашем первом свидании, — шепнул мужчина, когда его губы находились в дюйме от ее лица. Фрейя, тая и утопая, не отводила взгляда от его глаз.       Кажется, впервые смотрела в них так осмысленно. Даже различала эту почти незаметную для большинства посторонних гетерохромию, которую находила очень милой. Может, он и провел какое-то время с комплексами на этот счет лет двадцать назад, но сейчас она готова была нашептывать ему, что его глаза — самые прекрасные из всех, что она успела увидеть за последние восемнадцать лет. И это был не преувеличенно влюбленный комплимент, а чистая — да, все так всегда говорят — и самая настоящая правда. Она почти не смотрела на сцену, ради уважения к выступающим, иногда прислушиваясь, а почти все время смотрела на Генри, искренне не желая отводить взгляд.       — Ой, а можно я заимствую у тебя еще минуту инициативы? — спохватилась Фрейя, поняв, что за созерцанием его глаз забыла спросить о главном. — У тебя есть планы на завтра?       — Да не особенно, — пожал плечами Генри, насколько это было возможно в полу лежачем состоянии.       — Тогда, может, останешься у меня? Ну, у меня есть еще один диван в гостиной… А завтра мы могли бы съездить на прогулку на ипподром моего отца, — предложила Фрейя, гадая, согласится Генри или нет, и насколько его смутит предложение спать на диване, а не с ней, которое она постаралась произнести и прямо, и вскользь одновременно, понятия не имея, как мужчина вообще к обсуждению таких тем относится.       — Ого, у твоего отца есть ипподром?       — Да, здесь недалеко, в границах графства. В какие-то дни он, конечно, сам там бывает, но вроде бы в этот четверг у него были другие планы, а спортсмены еще не начали сезон после перерыва, — пояснила Фрейя, надеясь, что в комплексе завтра будет и правда не слишком много посетителей.       Ей нравилось, что даже сейчас, в людном парке на концерте они были вдвоем. Ту неделю у него дома они постоянно были вдвоем. Ей безумно нравилось это чувство — не делить его ни с кем и не ощущать на них обоих взглядов узнавания. Точнее, этот взгляд предназначался бы Генри, а она понятия не имела, насколько ревнива будет на самом деле, поэтому просто пока радовалась тому, что не было ситуаций, способных вызвать у нее ревность.       — Отлично, я согласен, — шепнул с очаровательной, сражающей наповал, если это еще не сделал его взгляд, улыбкой Генри и, потянувшись к ней, остановился, зависнув, едва-едва не коснувшись уголка ее губ своими губами. — Теперь уж точно моя очередь.       Фрейя рассмеялась прямо в его губы, позволяя поцеловать себя и отвечая на его нежность своей почти сразу, как только прошел смех. Она не была экспертом в первых свиданиях, но была уверена, что это — лучшее из всех возможных. Они слушали молодые студенческие инди-группы, лежали на траве, не размыкая объятия и постоянно держась за руки, а с этого момента еще и почти безостановочно целуясь. И это были не те неудержимо страстные поцелуи, которых она насмотрелась в кино, а скорее что-то запредельно нежное и теплое, что ничуть ее не пугало, не смущало и даже не заставляло напомнить и себе, и Генри, что они в людном общественном месте. Все как-то забывалось в теплом объятии мужчины и под ласковым покрывалом ночи, которая скрывала лица и эмоции всех присутствующих. Все забывалось, а каждая эмоция и каждое ощущение, что он ей дарил, оставались.