Отпуск следопыта

В ночной тишине и безделье навалились запоздалые, бесполезные угрызения совести, и Арагорн вертелся без сна. Что ни делает дурак, все он делает не так! Арагорн так и не нашел утешительных слов для Владыки Элронда, тот оставался расстроен и сердит. Потом поддался на хитрости Гэндальфа и ввязался в безнадежное дело. Маг-то и сам не уверен ни в домыслах своих, ни в успехе поисков этого мерзкого Голлума… А что подумают об Арагорне его гондорские товарищи? Чего доброго, решат, что он сбежал, отчаявшись бороться с мордорскими полчищами! Ох, нет, это слишком. О Гондоре лучше не вспоминать… Да что далеко ходить! Он и со здешними сородичами, которые почитают его как короля, обходится не лучшим образом. Явился на пару дней — и опять в бега! А как жестоко он обидел матушку… До чего же ему не хватает Арвен! Она бы успокоила, утешила и укрепила каждого, и прежде всех его самого. Мысль об Арвен оказалась целительной. Арагорн вспомнил — все, что делает, он делает ради нее, ради их любви и ради победы над Врагом, которая соединит их навсегда. Победа оправдает его в глазах людей, ближних и дальних; если же победит Враг — ничье осуждение не будет иметь значения. Свербящие сожаления оставили его. Он уснул крепким, спокойным сном — и пробудился на рассвете, бодрый и отдохнувший, будто спал сутки кряду. Как был в исподнем, Арагорн вышел на крыльцо. Шумела река, щебетали птицы… Издали донеслись молодые голоса и смех — должно быть, это Барагил с товарищем отправились к Пригорью выполнять поручение Арагорна и торопятся наговориться в безопасности, ведь за пределами Ривенделла им будет не до болтовни. Утренняя прохлада бодрила, подбивала на приключения. Арагорн босиком пробежался по тропке до скалы, а там зашел в ледяную чистую воду и, с удовольствием сопротивляясь течению реки, переплыл на ту сторону, к утесу. Путь на вершину он нашел бы и на ощупь — так памятны ему были каждый выступ, ямка и трещинка. Взобравшись, он сверху оглядел поселок. Между домами не заметно было движения, спали даже юные любители рыбалки. Отлично! Значит, никто не увидит безрассудства, не подобающего государю. Он набрал полную грудь пряного, насыщенного влагой воздуха и шагнул с утеса. Свист ветра в ушах, скала напротив устремилась вверх… Раз, два, три! Вода с силой ударила по пяткам, поглотила, схватила, поволокла. Он оттолкнулся от дна и в два сильных гребка выплыл к воздуху. Отфыркался, повертел головой… Течение снесло его к поселку; он снова нырнул и вынырнул у галечной отмели, где в жаркую погоду плескались ребятишки и не брезговали окунаться взрослые. Домой он вернулся бегом, чтобы согреться и чтобы такому, полуголому и мокрому, ни с кем не столкнуться. У крыльца отжал на себе штаны, прокрался внутрь — матушка хлопотала на кухне, спокойная, хоть и не веселая. Стол был усыпан мукой, в большой миске поднималось тесто. На чистой тряпице лежало несколько ломтей вчерашнего, оставшегося от пира хлеба и пол-головки сыра. — Доброе утро, матушка! Склонившись, Арагорн поцеловал ей перепачканную в муке руку. — Доброе утро, Эстель… Фу, мокрый, холодный! Скорей иди сушись. — Да захотелось что-то окунуться… — С утеса прыгал? Арагорн, уже шагнувший к выходу, застыл: — Так ты знаешь?! — Как я могу не знать? Твои подвиги у тебя на лбу написаны. А потом, от твоих прыжков плеску, будто от чудища морского. За лигу слышно. Не захочешь, а догадаешься. Мальчишка! — добавила матушка с ласковой укоризной. И сказать нечего. Выходит, матушка умеет хранить тайны не хуже бывалого лазутчика. Столько лет скрывала свои догадки! Он пошел к себе, обсушился и переоделся. Вернулся на кухню. Матушка поставила на стол малиновый взвар и тарелку горячих оладьев: — Ешь. У тебя будет непростой день. — Думаешь? — Не сомневаюсь. Тебе придется за сегодня переделать все государевы дела… раз уж завтра уходишь. Она отвернулась и принялась с преувеличенной тщательностью заворачивать в тряпицы хлеб и сыр, будто вертлявого младенца пеленала. Нет, она не смирилась с близкой разлукой… — Матушка, прости, — сказал Арагорн. — Это в последний раз. Я постараюсь исправиться. Честно-честно. Гильраэн вздохнула: — Кто тебе поверит! Ты неисправим, весь в отца… А я уже простила тебя. Что толку сердиться? Вдруг, бросив свертки на стол, она выскочила из кухни едва ли не бегом. Арагорн остался в задумчивости жевать оладьи. Не успел он допить ароматный сладкий взвар, как снаружи послышались юношеские голоса, а потом и голос матушки. Вскоре она позвала Арагорна: — Государь! Тут к тебе ученики! Ученики?! Он вышел на крыльцо. Перед домом стояли двое парнишек: один ровесник Барагила, другой помладше. Оба были в легких кожаных доспехах, с учебными мечами в руках. Они поклонились, и старший самым учтивым образом попросил государя преподать им урок мечного боя. Если, конечно, у него нет иных, более важных дел… Арагорн согласился и следующий час провел, вспоминая собственное обучение — только с наставнической стороны. В Гондоре он, бывало, вступал в поединки с молодыми бойцами, чтобы оценить умение и силу присланного в отряд новичка. Но ученики-мальчишки ему не попадались. Поначалу он осторожничал, сдерживая удары непривычно легкого чужого меча. Однако оба парня были хорошо обучены и дрались всерьез: не разменивались на красивые позы и широкие замахи, а зорко выцеливали бреши в защите Арагорна, атаковали точно, как по струне — и в паре схваток почти достали его. Тогда Арагорн велел им нападать вдвоем и воспользовался случаем, чтобы показать кое-какие обманные приемы, подсмотренные у харадцев. Парни быстро восприняли науку. Старший изловчился бросить Арагорна на землю его же подсечкой — но тут же получил мечом в живот. — Нечестно! — возмутился он, хватаясь за ушибленное место. — Отчего же? — возразил Арагорн, вставая. — Не зевай. В бою зевнешь — останешься без рук, без ног… Ладно, не огорчайся, — он хлопнул парня по плечу. — Вы бойцы не из слабых. Передайте мою благодарность вашему учителю. Судя по ученикам, он свое дело знает. — Благодарю, государь, — с поклоном сказал старший. — Обязательно передам. Он будет очень рад. Младший добавил живо: — Государь, видишь, мы умеем держать мечи в руках! Может, у тебя и для нас найдется поручение? А не только для Барагила с Турлином! — Найдется… в свой срок. Твое тебя не минует, — пообещал Арагорн. — Пока займитесь тем, чем Барагил занимался: присмотрите за младшими. — Ну-у, это мы и та-ак, — протянул паренек разочарованно. Старший товарищ толкнул его в бок и сказал серьезно: — Сделаем, государь. Они снова поклонились. Арагорн поблагодарил парней за удовольствие поединков с достойными напарниками (он и впрямь рад был размяться) и направился домой, ждать следующих гостей. Чутье подсказывало, что пообщаться с ним захотят не только подростки-ученики. Едва он умылся и переоделся, как явились Нарфирин и Даммар, наряженные почти как на пир. Чинно поприветствовав государя, они попросили (а скорее, потребовали) подробного рассказа о происходящем в Гондоре, в Рохане и вообще на юге. От них не отделаться было песнями и байками, разговор обещал быть долгим. Арагорн вынес во двор, в тень большой яблони, три стула, усадил гостей, попросил матушку принести эля и пирогов. Отведали угощение, и Арагорн дал старейшинам отчет столь же подробный, как в свое время Галадриэли и Элронду — не касаясь визита в Лориэн и встречи с Арвен. Зато о боях в Итилиэне и о вылазке Мордоре он рассказал все без утайки. — Да-а, дела, — протянул Нарфирин. — Понятно, почему у нас тут чем дальше, тем больше нечисть плодится. Подзуживает здешних орков мордорский колдун, как пить дать подзуживает. И как ты думаешь с ним управиться, государь? — Думаю управиться. Но пока не очень знаю, как. Гэндальф Серый, возможно, нашел способ… Я для того и иду с ним, чтобы прояснить насчет его… находки. Даммар хмыкнул: — Вот почему тебе на месте не сидится! Что ж, кто ищет — тот обрящет. Хотя и не всегда то, что ищет. Желаю тебе, государь, обрести искомое. Помолчав, Арагорн решился завести речь о том, что тревожило его, и о чем давным-давно надо было поговорить: — Достопочтенные, вы понимаете, странствия мои… хм… небезопасны. Я не знаю, с чем вернусь на этот раз и вернусь ли вообще. — Вернешься, государь, куда ты денешься, — перебил Нарфирин. — Сгинуть не пойми где — не в твоем обычае. — Но может случиться и такое. Прямых наследников и близких родичей у меня нет. И не хотелось бы, чтобы в случае моего… исчезновения… среди нашего народа возник бы разброд… или, хуже того, споры, кому принять правление. Посему я хотел бы назначить своим преемником Хальбарада. Он храбрый воин, толковый командир, да и вообще человек здравомыслящий. Он будет достойным вождем. — Вождь не король! — возразил Даммар. — Без короля народ не народ. Он обречен рассеяться, смешаться с другими племенами… исчезнуть. У тебя нет права оставить народ без короля. — Если на то пошло, Хальбарад может сгинуть, как и ты, — добавил Нарфирин. — Наследника бы тебе, государь. Женился бы ты, что ли. — Всему свое время, — буркнул Арагорн. — Пока это невозможно. Не сейчас. Старики переглянулись, но промолчали. Потом Нарфирин строго сказал: — Подумай вот еще о чем, государь. Мы с Даммаром зажились на белом свете. Сколько нам осталось? Может статься, умрем раньше, чем исполним твои распоряжения. Раз уж идешь к нашим, сам и передай Хальбараду свой наказ. — Передам, — и, предвосхищая новые возражения, Арагорн добавил: — А на случай, если мы разминемся, я запишу свою волю и запись оставлю на хранение тебе, почтенный Нарфирин. Для нашего общего спокойствия. Нарфирин длинно вздохнул — видно, не такого спокойствия ему хотелось. Надо было ковать железо, пока горячо, и не позволить старикам придумывать возражения. Арагорн попросил их подождать, сам прошел в дом. Нашел перо, чернила и лист плотной бумаги. Вернулся во двор и, пристроившись на чурбаке, при старейшинах написал: «Я, Арагорн, сын Араторна, вождь и король Дунаданов, будучи в здравом уме и твердой памяти, повелеваю Хальбараду, сыну Халдира, принять правление над народом в случае моей гибели или безвестного отсутствия… — он задумался, покусывая кончик пера, — в течение трех лет». Поставил число, подписался. Нарфирину и Даммару ничего не оставалось, кроме как засвидетельствовать своими подписями его волю. Когда чернила высохли, Нарфирин свернул бумагу, спрятал за пазуху. Старики снова переглянулись и начали прощаться. В них открыто горело желание посудачить между собой о новостях и о неразумном распоряжении государя. Пускай! В том, что его воля будет исполнена, Арагорн не сомневался. Он еще раз от души поблагодарил старейшин за мудрое правление и выразил надежду — нет, уверенность! — что, вернувшись из похода, найдет их в добром здравии. Они, как водится, пожелали государю покровительства Единого и скорейшего возвращения с удачей. — Ты уж будь добр, государь, береги себя, не лезь на рожон, — добавил Даммар сверх обычая. Арагорн честно пообещал, и старики откланялись. Дальше его ждали матери, желавшие, чтобы он благословил детей, родившихся за время его отсутствия. Обычай этот немало смущал Арагорна — он не был уверен в этом своем праве и в действенности благословения. Но по прошлому опыту знал, что спорить и отказываться бесполезно, и потому со всем старанием возложил руки на головки малышей и призвал на них милость Единого. Впрочем, Единый и без просьб Арагорна не оставил их своей милостью: детишки как на подбор были здоровыми и красивыми. В конце очереди обнаружились две подружки — девицы на выданье. Одна из них, пухленькая, с милыми ямочками на щеках, при виде государя покраснела как маков цвет и глаз не смела поднять. Другая же, не столь хорошенькая — с большими, чуть навыкате серыми глазами, с упрямым подбородком — учтиво, но решительно потребовала от Арагорна благословить на замужество ее подругу, Эйриэнь. Свадьба должна состояться поздней осенью, когда в поселок вернутся воины, и среди них — суженный Эйриэнь. — Неужели для свадьбы требуется мое благословение? — удивился Арагорн. — Или ваши родичи против? — Нет, — пискнула Эйриэнь и застенчиво взглянула на Арагорна из-под ресниц. — Вернее… Его родители согласны. А у меня нет никого. Отца орки убили два года как. А матушка той же зимой с горя занемогла. К ней и наш лекарь ходил, и от эльфов целитель, и даже сам Владыка Элронд врачевал. Не получилось… Чуть-чуть до весны не дожила, — девушка шмыгнула носом. — А тетушка говорит, кого сам государь благословит, тому удача будет! Да, как ни безмятежна с виду жизнь в уединенном поселении следопытов, а потери и горе никого не минуют. Пусть у Арагорна нет права на благословение, отказать девушке в просьбе безжалостно. И Арагорн, возложив руки на темноволосую на голову, от души пожелал: — Пусть благословит Единый тебя, Эйриэнь, и твоего суженого крепкой любовью, долгой и благополучной жизнью и многочисленным потомством! Девушка с благодарностью поклонилась. — А тебе, госпожа, не нужно благословение на замужество? — спросил Арагорн у ее решительной подруги. Та вскинула острый подбородок: — Нет! Я не собираюсь замуж. Арагорн вопросительно поднял брови. Девица смутилась, но продолжала твердо: — Не хочу всю жизнь просидеть у очага, провожая и ожидая мужа и сыновей. Государь, я владею оружием! Меня Калангиль из стражи Владыки Элронда научил стрелять без промаха. Отец мой уже не молод, а сыновей у него нет, только я да сестры. Вели ему брать меня в походы! — Как твое имя, госпожа? — Митвен, дочь Нариона. Арагорн помнил этого скромного, застенчивого, немногословного человека, до глаз заросшего рыжей бородой. Кто бы мог подумать, что у него выросла такая бойкая дочурка! — А что думает твоя мать? Она, должно быть, огорчится, если ты вместе с мужчинами отправишься воевать с орками. — Привыкнет. Привыкла же она отпускать отца. А потом, сестры-то останутся с нею. — Но и твоему отцу будет спокойнее, если ты будешь вместе с матерью ждать его в поселке. — Этак всю жизнь просидишь в ожидании! — Значит, тебе хочется заниматься ратным делом наравне с мужчинами… Хорошо. Так и быть, замолвлю за тебя словечко Калангилю. Будешь служить в его отряде. На лице воительницы выразилось изумление: — Стража Ривенделла?! Но я… — Всякая служба почетна. В страже не брезгуют служить и эльфы. А воину надлежит выполнять приказы командира, тем паче государя, — наставительно произнес Арагорн. — Хочешь стать воином — делай, что приказано. Девица, смешавшись, хлопала глазами. Тут застенчивая Эйриэнь опомнилась и, схватив подругу за руку, поклонилась сама и заставила поклониться ее, а потом выпалила: — Благодарим тебя, государь, за благословение и за науку! Погоди приказывать, Митвен еще подумает! Развернувшись, она потащила воительницу прочь. До Арагорна долетел ее возмущенный полушепот: «С ума сошла. Нашла о чем просить государя! Только рассердила его. А если бы он и впрямь велел тебе…» Эйриэнь ошибалась: он не сердился, а был огорчен. — Кто там? — выйдя на крыльцо, спросила матушка. — А, Митвен… Просилась в поход? — Да. Бедняга. Неладно в мире, если юные девы хватаются за оружие, чтобы проливать кровь наравне с мужчинами. Матушка пожала плечами: — Так и есть. Но чего ты хотел? Много веков наш народ живет в борьбе и ради борьбы. Воины всегда при деле, всегда в почете. Дела и почета, бывает, хочется и женщинам, но наша участь — вечное ожидание. Мы ждем мужей, потом сыновей… Вот иным девам мужская участь и представляется завидней женской. — Не знаю, — с сомнением сказал Арагон. — Вы, женщины, даете жизнь. Мы, мужчины, отнимаем. Что здесь может быть завидного? — Я тоже думаю, что ничего, — улыбнулась матушка. — Но знаешь, если… когда мы победим и Тьма будет повержена, тебе придется найти новую цель, ради чего жить. И показать эту цель людям. Иначе они потеряются, после веков войны оказавшись в мире и благополучии. Так потерялся бы житель чащобы, впервые очутившийся в вольной степи. — Неужели это сложно? — удивился Арагорн. — В мире столько дел! Любить, растить детей, восстанавливать разрушенное, созидать заново… Заселять пустые земли… На поколения хватит! — Может, ты прав, а может, кому-то будет не хватать врага и сражений, чтобы чувствовать себя правым и нужным… Арагорн пожал плечами. По его разумению, рано было думать о далеких мирных целях. Сначала надо победить, а там как-нибудь само образуется… Полдень давно миновал. Остаток дня после обеда Арагорн предпочел бы провести вдвоем с матушкой, но надо было сходить к эльфам — условиться с Гэндальфом о припасах и о времени выхода, да и с командиром стражников Элронда поговорить, раз уж обещал. К Элронду он решил не заходить без приглашения. Пусть Владыка хоть переведет дух! Арагорн отправился через реку, поспрашивал встречных эльфов и по их подсказкам нашел Гэндальфа, занявшего гостевой домик. Судя по кучкам пепла и множеству смятых исчерканных бумажек, маг предавался усиленным размышлениям. К общению он расположен не был и на вопросы Арагорна лишь пробурчал: «На рассвете выйдем, пока не жарко. Припасы бери какие хочешь. Мне Владыка Элронд обещал сложить. Жаль, у него зелья нет языки оркам развязывать…» На последних словах он скрылся в клубах дыма. Арагорн простился и, усмехаясь про себя привычкам старого ворчуна, отправился к Калангилю, дом которого был неподалеку от моста. Эльф поначалу удивился просьбе Арагорна принять в свой отряд девицу из людей, но, поразмыслив, согласился. Служба по охране подступов к Ривенделлу была не слишком опасной, достаточно скучной и прекрасно подходила, чтобы проверить силу желания воительницы посвятить себя ратному делу. Когда после всех переговоров Арагорн вернулся к себе, оказалось, что матушка уже позаботилась о сборах, будто он все еще был несмышленым юнцом, впервые отправляющимся в дальний путь. Она сложила ему на комод походную одежду, выстиранную и зачиненную (сверху на стопке лежала только что сшитая новая рубаха, а под ней — рубаха Арвен). Рядом на табурете стоял тщательно оттертый от сажи котелок, в нем — кружка, ложка, походная фляга. Сапоги были вычищены и заново смазаны от сырости. И, конечно, матушка не забыла испечь «печеньиц путника», которые, хоть и уступали эльфийским хлебцам в волшебстве, но зато превосходили их по вкусу. — Матушка, дорогая, спасибо! — растроганно сказал Арагорн, обнимая ее. — Когда ты успела! Но стоило ли так утруждаться? Я и сам… — Сам ты всегда успеешь. А мне когда еще выпадет случай собрать тебя? Да и не хочу я, чтобы ты тратил последний домашний вечер на суету. Давай хоть сейчас поговорим спокойно. И они проговорили весь вечер и полночи. Смирившись наконец с решением Арагорна, матушка больше не плакала и не упрекала его. А он вдруг почувствовал свободу рассказывать ей все подряд, как это бывало в детстве и как совсем недавно было с Арвен. Об Арвен он и говорил больше всего — о ее красоте и легкости, о ее уме и проницательности. Виделись они всего ничего, а она знает Арагорна едва ли не лучше, чем он знает сам себя! — Немудрено, Эстель, — улыбнулась матушка. — Вам, мужчинам, некогда думать о себе и копаться в душе, вы ведь всегда заняты делами: мира ли, войны ли… А у нас, у женщин, есть время смотреть и размышлять о чувствах. Арвен же преуспела в понимании лучше многих — ведь она дочь своего отца и внучка леди Галадриэль, а та, говорят, необыкновенно проницательна и мудра… Какая она? Владыка Элронд когда-то рассказывал о ней, но ты — человек, а мы, люди, видим по-другому. Арагорн задумался: — Знаешь, леди Галадриэль неописуемая. Она будто свет. Бывает ласковой и теплой, как летнее солнце на закате, а бывает пронзительной, резкой, словно молния. Еще она любит шутить и… сомневаюсь, что сумел скрыть от нее хоть одну мысль. Матушка протянула руку, потрепала его по волосам, с улыбкой в голосе посочувствовала: — Бедняга. Нелегко тебе пришлось! С такими леди надо держать ухо востро, да и ужиться сложно. Не каждому нравится чувствовать себя мышкой в лапках кошки. — Владыка Келеборн уживается прекрасно… Я благодарен леди Галадриэль. Если бы не она, я бы так и не встретился с Арвен. — Это верно, — погрустнев, вздохнула матушка. — Тебе есть за что благодарить ее. Ночь перевалила за половину. Спохватившись, матушка отправила Арагорна спать: «Тебе выходить на рассвете, а на кого ты будешь похож, если будешь на каждом шагу клевать носом?». Арагорн безропотно повиновался, но уснул не сразу. Разговор разбередил воспоминания и чувства, и он долго перебирал в памяти мгновения свиданий с Арвен в Лориэне, их разговор на холме Амрота и то, что случилось потом. «Ты будешь среди тех, чья доблесть развеет Тьму», — сказала она. Как трудно верить в это сейчас, перед лицом долгих, тяжелых, быть может, бессмысленных поисков! Но она назвала его, как и матушка — Эстель… Они обе надеются на него. И у него нет права на уныние и бездействие.