Обещаешь?

Эстебана никогда не смущало, что Лайла в их дом могла загреметь хоть в глухую ночь; здесь ей всегда рада по-честному вся семья. Шон, ловя постоянные прикольчики от подруги, тоже никогда не сердился и не злился на неё; напротив, подкалывал в ответ, а Даниэль просто обожал Лайлу максимально. Всегда был рад ей больше всех. И вот, сегодняшней ночью, Лайла с Шоном, заранее прокурив себе весь мозг на пятничной тусовке в честь Хэллоуина, тихонько (на самом деле, очень громко) открывают входную дверь и стараются просочиться в дом неслышно. На часах мигает два ночи зелёными цифрами, а Пак, с трудом сдерживая истеричные смешочки, зажимает себе рот рукой; скидывает серые кеды где-то в районе входного коврика и на цыпочках пробирается в комнату Шона. Парень, последовав её примеру, тихо идёт вслед за ней. Если Лайла в таком виде явится домой — ей устроят невероятный нагоняй, поэтому она и попросилась переночевать у Шона. Ну да, будто Шону не влетит. В кромешной темноте, закрыв за собой дверь — освещение в комнате только от двух скудных уличных фонарей рядом с домом — девушка плюхается на кровать, лениво начиная расстёгивать ширинку и стягивать с себя штаны. Но её вовремя останавливает Диаз. — Так, стоп! — он задерживается руками на её ширинке. — Ты что, думаешь, раз темнота, то я ничего не вижу? — Да прекрати, мы же лучшие друзья, Шон, — чуть не хныча, протягивает она, и как-то неосознанно кладёт свою руку поверх его, игриво поглаживая кожу. — Ты что, стесняешься? Можешь тоже раздеться. Или боишься, что я увижу твои труселя с котятками? Шон, конечно, тоже выкурил нехило на этой вечеринке у Эрика, даже с кем-то успел поцеловаться на опьянённую голову, но сейчас он отлично понимал, что, если Лайла начнёт к нему липнуть и дразниться, то последствия могут быть просто необратимыми. — Ну что ж, папочка, тогда сходи и налей мне водички, по-братски, — хлопает она его по плечу и пару раз шмыгает носом. — Иначе я щас кони двину точно. — Ладно, только без глупостей тут, а то у меня башка тоже не трезвая, как ты понимаешь. Диаз выпрямляется, удостоверившись, что Лайла прекратила свой мини-стриптиз и наскоро двигает на кухню. В глазах всё плывет и скачет, словно зажигательная тусовка до сих пор продолжается, а темнота перемешивается с ярко-токсичными кругами, хаотично возникающими в воздухе из ниоткуда. Прямо сейчас хочется одновременно читать мораль Даниэлю и искупаться голышом в ледяном озере под американский гимн. Еле как дойдя до кухни, Шон тянется за прозрачным стаканом, чуть его не уронив; наскоро наливает воду, пролив себе на руку половину графина и спешно удаляется обратно в комнату, дабы его никто не застукал. Но тут слышит заспанный голос Даниэля за собой, отчего чуть не роняет стакан во второй раз. — Шон?.. Ты меня разбудил, — мальчик потирает блестящие большие глазюки в темноте. В комнате за его спиной и раскрытой дверью виднеется теплящийся свет маленького ночника в виде полумесяца. — Фу, как пахнет! Ты что, курил? Я сейчас всё папе расскажу! Шон покрывается испариной и хочет было окатить малого водой, лишь бы он не орал и ни в коем случае не разбудил отца, иначе ему с Лайлой здорово прилетит на орехи. Стараясь в своей пьяной голове выстроить нормальный убедительный ответ, Шон зависает на долгие десять секунд. — Даниэль, — строго говорит он, пытаясь сделать максимально трезвый голос. — Если ты позовёшь папу, то очень сильно расстроишь Лайлу. Ты хочешь расстроить свою будущую невесту? — Лайла здесь?! — чуть не кричит Дэнни и уже порывается в комнату к Шону, но братец успевает ухватить его за край рукава ночной пижамы с самолётами. — Она спит, к ней нельзя. Разбудишь — будет плохо всем нам. Иди спать, живо. Даже в полумраке видно недовольное лицо маленького мальчика, наполненное расстройством и обидой на старшего брата-дурака. Но, будто готовя план своей отвратительной мести, послушно удаляется к себе за дверь: иногда Шону кажется, что он больше любит Лайлу, чем его. Вернувшись в комнату, Шон видит, что Лайла и правда уснула. Причём сопит так мило и сладко, что ему хочется дотронуться до её раскрытых пухлых губ, блеск которых отражается от скупого освещения, и поцеловать. Сегодня была вечеринка с травкой и бухлом, так почему бы не прожить этот день на полную катушку? Но останавливается: Лайла не просто какая-то левая девчонка, она ведь лучший друг, бро, с которой отношения попортить — равняется потерять смысл жизни. Шон ставит высокий стакан на стол. Лайла как-то очень неудачно отрубилась: не вдоль кровати, а поперёк. Но что поделать; значит, придётся её выкинуть на пол, додумывает парень. Аккуратно взяв подругу на руки, Шон разворачивает её параллельно кровати и мягко укладывает на подушку её голову. И тут же Лайла сворачивается калачиком, начинает трястись, будто ей дико холодно; видимо, начался отходняк — даже слышно постукивает зубами друг о друга, но не просыпается. Что-то бурчит попутно, не раскрывая глаз, и Диаз неосознанно прислушивается в её шёпот. — Нет… Шон, прошу… Не оставляй меня… — доносится до ушей. — Пожалуйста, не уходи… Я не хочу снова… Шон… — Лайла… — шепчет он и мягко касается её холодных рук, коими она обхватила себя. Мягко заправляет выпавшие на бледное лицо волосы за уши и гладит пальцами по щеке. Думает, стоит её разбудить или нет. — Шон, пожалуйста… — голос Лайлы становится громче и он дрожит. Надламывается так, будто она плакала целый день и только-только успокоилась. — Не убегай!!! Она резко вскакивает на кровати, чуть-чуть напугав Шона, и старается куда-то бежать впотьмах и неразберихе, но только лишь падает на пол с глухим стуком — парень не успевает среагировать и поймать её. Кричит. Очень громко кричит, а у Шона от этого крика, кажется, руки отнимаются, и страх по спине бежит белыми мурашками. — Шон, где ты?! Не убегай, Шон, останься со мной! Не бросай меня!!! — Я здесь! Ему уже, кажется, наплевать, что их кто-то спалит и наваляет по самые небалуй. Шон кидается к ней на пол, включая попутно верхний свет, и видит на её щеках стекающие слёзы; глаза красные просто до невозможности, а руки — трясущиеся — впиваются в толстовку с волком. Она пытается вдавить его объятиями в себя и плачет, плачет, не успевая дышать. — Шон, слава богу… Мне только что приснилось, что… Что… За закрытой дверью слышится грохот, и сквозь щель снизу виднеется зажжённый только что в коридоре свет. Отец начинает что-то кричать, но Шону плевать. — Что тебе приснилось? — Мне приснилось, что мы с тобой больше… Ты убежал вместе с Даниэлем из дома… И твой отец… умер… Его… Шон качает головой, стирая слёзы с её щёк; прижимает Лайлу ближе к себе, даже несмотря на то, что они оба, вроде как, пьяны до усрачки. И вроде как, ещё пятнадцать минут назад всё было смешно, весело и хорошо. Он гладит её по волосам и целует в лоб, но так, тепло и с чувством, что даже и трудно сказать, что они не встречаются. — Лайла, я здесь… Слышишь? Я тут. И Даниэль, и папа тут тоже… Всё хорошо, дыши спокойней; я никогда не брошу тебя, даже если мне и придётся убежать из дома. Не брошу. В этот миг на пороге предстаёт Эстебан, держа в руках какое-то махровое полотенце, а рядом с ним под боком, хвостиком стоит Даниэль. Лайла, всё ещё всхлипывая, стыдливо утыкается лицом в плечо Шона и вся трясётся, словно банный лист. Этого сегодня она точно не ждала. Между ними всеми зависает какое-то тяжёлое молчание: даже малой не кидается к девушке в агрессивно-тёплые обнимашки. Эстебан недоумевающе наблюдает за тем, как всеми любимая Лайла, очевидно, пьяная в стельку, рыдает по центру комнаты на полу в плечо его старшего сына, такого же пьяного, очевидно. — Так… — заспанно-сурово говорит глава семейства. — На утро будем разбираться с вашим перегаром и прочим, а сейчас, Шон, дай Лайле что-нибудь тёплое из своих вещей, чтобы она согрелась. У неё вон губы синие все. Я пойду, поставлю чай. Веди её на кухню потом. С этими словами Эстебан удаляется, а Лайла в руках Шона потихоньку успокаивается; его поглаживания по спине будто снимают весь плохой сон. Голова раскалывается у них двоих, но дикая дрожь пробирает только Пак. — Ты как? — спрашивает он её, когда поверх своей кофты она уже натягивает его толстый свитер. — Дерьмово, — шёпотом отвечает. — Мне будто кирпичом по затылку ебнули, а потом нассали в глаза. Чёрт, Шон… Обещай, что ты никогда не бросишь меня… Шон ухмыляется на её слова хитро, но вместе с тем очень тепло. Как же он может бросить её, такую чудесную и клёвую? — Даже если я окажусь в Мексике без глаза, любой связи и с руками по локоть в крови. Обещаю. А ты обещаешь, что будешь всегда моим лучшим другом? Лайла на это не может не рассмеяться. Трёт покрасневший правый глаз внешней стороной кисти. — Даже если тебя посадят на пятнадцать лет, я всё равно буду твоим лучшим другом, который дождётся тебя. В гостиной их встречает отец за барной стойкой. Косится на них двоих подозрительно, пока они оба не сядут на свои места и не возьмут горячие чашки в руки. Даниэля в кой-то веки удалось уложить, пока в доме Лайла, а это значит, что сейчас, в 3:30 ночи, можно и расспросить, что такого страшного случилось, что Лайла в истерике билась на полу.