Дракон и Рождество

                               "Дыши!" Альфрик и другие остались за поворотом длинной галереи, в мечущемся свете факелов, за скрещенными копьями палатинов (где только Карл таких идолов набрал – хоть бы моргнули, сволочи!). Много чести для свиты сакского мятежника – лично сдаваться могущественному франкскому королю. - Ждите здесь… - оруженосец замялся, не зная, как обращаться к спутнику, и на всякий случай решил быть вежливым: - …ваша милость. Я доложу. Видукинд остался ждать под факелом, вдетым в каменное кольцо. Из полумрака галереи просторный, залитый теплым золотым светом зал был ему виден как на ладони, зато тем, кто находился на свету, вряд ли удалось бы его рассмотреть. Тронное кресло на помосте пустует, но узнать короля легко – вот он, возвышается над всеми, как сторожевая башня над крепостной стеной. Густая грива кажется взлохмаченной, как будто ее причесывали пятерней. Король франков, имя которого саксы не смеют произнести вслух, точно боясь рассердить грозное божество... Одетый как рыцарь, не считая скрепленного золотой фибулой малинового плаща, Карл стоит у камина и внимательно слушает щуплого седого монаха, не достающего ему до груди. Очень похоже, что монах ему за что-то пеняет. Должно быть, это знаменитый Алкуин из страны англов, единственный, для кого грозный франк – не повелитель, а почтительный ученик. Чуть поодаль, в креслах, юная красавица в платье изумрудного цвета и подросток лет тринадцати, одетый как оруженосец, слушают другого монаха, читающего на латыни толстую книгу. Новая жена Карла, приехавшая к мужу на Рождество, и его сын, рожденный в год, когда началась эта война (44) ?.. У ног красавицы паж настраивает лютню. Десяток свитских – блеск золота не скрывает широких плеч и хищной грации, присущей людям меча: это воины. Два клирика увлеченно беседуют на латыни. Конечно, где Карл – там и клирики, куда бы они ни направлялся, за ним прямо крестный ход. Двое рыцарей играют в шахматы. Стайка хихикающих, перешептывающихся девиц; королева из-за плеча пасынка бросает на них строгие взгляды. А франки-то и впрямь люди как люди, выказывают друг дружке расположение, делят досуг, смеются, беседуют. Позавидовать впору. Никто не раболепствует перед королем, все держатся непринужденно и, похоже, прекрасно себя чувствуют. Вот кто-то засмеялся, один из любителей шахматной игры закашлялся и нехорошо помянул суровую саксонскую зиму. Охнул и принялся извиняться перед королевой и ее девицами. Перед королем, что характерно, извиниться и не подумал: видно, этого любителя латинской учености упоминанием чьей-то матушки не проймешь. - Да ладно, граф Тьерри, отец, когда разозлится, еще не так выражается, - сдал с потрохами хохочущего Карла принц. - Карл, это недопустимо! – возмутилась мачеха. – Возможно, в бою - неизбежно, хотя все равно сквернословие не украшает, особенно короля. Но в обществе благородные люди поступают именно так: просят прощения, если случайно оскорбили чей-то слух бранным словом. Алкуин что-то сказал в ответ. Вдруг король, не переставая смеяться, протянул длинные руки, сгреб монаха в охапку и потискал его, как веселые дети тискают щенков и котят. Взгляд сакса скользил по незнакомым радостным лицам. Некоторые были мечены шрамами – уж не его ли рукой? Оруженосец, приблизившись, тихо сказал Карлу несколько слов. Тот повернул голову, все взгляды обратились к нему, а затем к галерее. Разговоры стихли, лютня издала щемящий, резко оборвавшийся звук. Видукинд на миг прикрыл глаза, собираясь с силами. Когда же он их открыл, то не увидел зала. Огромная фигура Карла загородила проем арки, скрыв Видукинда от любопытных глаз. *** «Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути мужчины к девице ‒ и для чего Ты, Господи, снабдил этого душегуба иконописной рожей. Брови вразлет, глубокая продольная «морщина гордеца» на лбу – норовистый, что называется, «мамка стоя рожала». Мужественные, но тонкие черты, глаза – вернее, византийские очи в пол-лица - внятно говорят: отважен, правдив, не знаю удержу в ненависти и в любви. Редко увидишь мужское лицо такой красоты – ни дать ни взять одичавший, отощавший на подножном корму архангел. Неудивительно, что дремучие соплеменники принимают этого парня за сверхъестественное существо: в нем и правда есть что-то нездешнее. Как же он такой получился-то?.. Подстричь, приодеть – выйдет отличный герцог, просто картинка. Видишь, я упростил твою задачу, как только мог. Ну давай, доведи дело до конца, не для того же ты проделал долгий путь, чтобы все испортить. Просто сделай это». Карл сделал шаг навстречу и остановился. Хлеб за брюхом не ходит. Видукинд попытался что-то сказать – губы дрогнули, - но не смог: горло перехватило. Карл молчал. Его бесстрастие было напускным, но выдать его могла разве что нижняя губа, которую он, забываясь, чуть-чуть выпячивал. Эту смешную привычку знали немногие уцелевшие друзья детства да мать, которая уже два года как не жила на свете. Несколько быстрых шагов, которые дались ему труднее, чем путь из Тевтобургского леса в Арденнские горы, - и Видукинд нашел глазами глаза короля - серые, словно подернутые льдом. Он долго не отрывал от них взгляда, хоть это и было дерзостью. Без единого слова сакс опустился на колени, положил к ногам Карла свой меч, разомкнул гривну, гулко стукнувшую о мозаичные плиты. Для тридцатилетнего у него было многовато седины, склоненная голова в свете факела казалась пегой. - Дай посмотреть на тебя, - сказал Карл спокойно. – Твой затылок я уже видел. – Голос у короля был неожиданно звонкий и молодой. Видукинд поднял голову. Не всякому хватит душевных сил сохранять достоинство, предавая себя в руки смертельного врага; саксу это удалось. В больших темно-синих глазах не было вызова, но не было и страха. Этот спокойный открытый взгляд понравился Карлу. «Гордый, люблю таких», - усмехнулся он про себя. И тут Видукинд заговорил: - Что бы ты ни решил насчет меня, пощади моих людей, король Карл, им незачем умирать. - Никто не умрет, потому что мы ждем рождения Богомладенца. Твои соратники помилованы, как и ты, - ответил Карл и переломил клинок о колено, отшвырнув жалобно звякнувшие обломки: - Я дам тебе другой меч. Этот запятнан. Скажи мне, почему ты здесь? Тебе ведь приходило в голову, что это ловушка. - Желание жить присуще даже зверю, король Карл, - медленно проговорил сакс, - но я не зверь, и для меня важно, чтобы моя жизнь имела смысл. Твой Бог немножко показал мне Себя. Отныне я Его раб и твой человек, если ты меня примешь. - С большой радостью. Встань… герцог Видукинд. У сакса вырвался судорожный вздох. «Алкуин прав – он человек, и ему страшно. Вон как губы дрожат». Встать, к стыду своему, Видукинд не смог. Как всякий воин, он знал, как в бою боль от неожиданной раны, даже неопасной, мгновенно лишает мышцы упругости, как один пропущенный удар подчас бывает роковым: обмякшее тело не слушается, меч становится неподъемным, свинцовым, и все, и тебя добьют, если товарищ не прикроет щитом. Оказалось, внезапно схлынувшее напряжение всех душевных сил действует так же. Больше всего ему хотелось сейчас просто сесть на пол и так сидеть без единой мысли в голове, тупо глядя на королевские сапоги из красной кордовской кожи. Карл догадался, в чем дело, и поднял его – осторожно, как человек, привыкший оберегать окружающих от своей чрезмерной силы. - Тебе сейчас кажется, что ты теряешь свою свободу, но это не так. Ты скоро поймешь, что значит быть частью чего-то большего, чем твоя жизнь или твое племя, затерянное в полабских лесах. Я разрушил твой мир, ты можешь ненавидеть меня – глупо и ни к чему не приведет, а можешь пойти за мной - и в этом честь и свобода. Служить мне неплохо, я даю не меньше, чем беру. Твой путь сюда был дорогой через долину смертной тени – но есть места, куда по-другому не попасть. - Когда ты меня окрестишь? - На Богоявление, если успеешь пройти огласительные беседы и катехизаторы сочтут, что ты готов. А огласить можно и сегодня. Твое Крещение будет публичным. Это необходимо. Ни у кого и тени сомнения не должно возникнуть, что оно состоялось. Карл опасался, что сакс усмотрит в этом некое ущемление своей гордости, но тот спокойно кивнул: - Я понимаю. - Я буду тебе крестным отцом. - И что это значит? – по возрасту Карл отнюдь не годился Видукинду в отцы, а только в старшие братья. - Я поручусь за тебя перед Богом, - пояснил король. - И дам Ему ответ за тебя на Страшном суде, как за своих сыновей. Не подведи меня, а то гореть нам обоим в преисподней. - Не подведу. - А ты мне нравишься! Сдается, поладим! Объятие застало Видукинда врасплох. Он хотел верить в благородство короля, но не ждал от него доброты. И то ли оттого, что этот братский жест был совсем неожиданным, то ли оттого, что идея Альфрика насчет железной клетки, оказывается, застряла у него в голове, - душа отозвалась такой благодарностью, что защипало глаза. Карл, видимо, снова что-то почувствовал – и шепнул ему на ухо одно слово, возымевшее такое действие, что навернувшиеся было слезы сменились нервным смешком. - Пойдем, я представлю тебя моим вассалам. - А мои люди? - О них позаботятся. Когда они вошли в зал, тяжелая рука короля лежала на плече сакса. - Благородный Видукинд из Энгера (45) - теперь один из нас. Так должно было быть, и так стало, потому что франки и саксы – братья. Велю забыть былые обиды, кто вздумает ими считаться – пусть пеняет на себя. - Королева Фастрада. Принц Карл Юный, – представил король тех двоих, кого Видукинд верно угадал, прячась в галерее. Красавица улыбнулась, чуть приподняв уголки сомкнутых губ, парнишка наклонил голову, бросив на Видукинда любопытный взгляд. Он был красив и очень похож на отца – те же большие глаза цвета железа, резкий излом черных бровей, фамильный нос Арнульфинга, – и обещал вымахать таким же долговязым. - Аудульф… Эберхард… граф Тьерри, мой кузен… Фридугиз… Валафрид… граф Герольд, мой шурин… Адальгард, аббат Корби, мой кузен… - А это мой друг – великий Алкуин из Йорка, он подготовит тебя к Крещению. Нельзя стать христианином, ничего не зная о догматах христианства. Сначала знания, потом – действия (46) ! *** - Что он тебе сказал? – кинулся к нему Альфрик. – Я же видел – он что-то шепнул тебе на ухо! Что? - Он сказал: «Дыши!» КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ 44 Карл Юный родился в 1772-м г. 45 Родная деревня Видукинда, где он и умер от ран, полученных при защите одноименного аббатства, которое сам же и основал. 46 Излюбленная фраза Карла Великого