Memento mori

Северо-восток России. Госпиталь Пресвятой Девы Марии. Январь, 16, 200* год. Около 3 часов после полудня. Умягчи наша злая сердца, Богородице, и напасти ненавидящих нас угаси, и всякую тесноту души нашея разреши. Hа Твой святый образ взирающи, Твоим страданием и милосердием о нас умиляемся и раны Твоя лобызаем, стрел же наших, Тя терзающих, ужасаемся. Не даждь нам, Мати благосердная, в жестокосердии нашем и от жестокосердия ближних погибнути, Ты бо еси воистину злых сердец Умягчение. Вздох. Кислород с трудом проникал в лёгкие и разбегался по телу. Светло-серый потолок с обвалившейся кое-где штукатуркой показался вначале пробуждения ослепительно белым. И не только он, - всё вокруг было удивительно ярким и светлым, по сравнению с тем, что он привык видеть ранее. Насколько ранее? «Я отключился минуту назад», сказал он сам себе и сам же себе не поверил. Голова слегка кружилась, в горле застрял комок. С трудом он отвёл взгляд от потолка и слегка повернул голову, чтобы осмотреть комнату, в которой находился. В углу на тумбочке под окном громоздился граммофон, который непривычно громко транслировал на всё помещение молитву тяжёлым мужским басом. Избранной Деве Марии, превысшей всех дщерей земли, Матери Сына Божия, Его же даде спасению мира, со умилением взываем: воззри на многоскорбное житие наше, воспомяни скорби и болезни, ихже претерпела еси, яко наша земнородная, и сотвори с нами по милосердию Твоему, да зовем Ти: Радуйся, многоскорбная Мати Божия, печаль нашу в радость претворяющая. В небольшое окно проникал тусклый свет, пробивающийся сквозь серые тучи и ласково устилающий неуклюже торчавшие кое-где половицы прогнившего пола. Бетонные стены с зеленоватым отливом нагоняли тоску. Около двери висел календарь с фотографией какой-то церквушки, а чуть выше – маленькая икона. Чей лик изображён на ней, разглядеть было невозможно с такого расстояния. Он повернул голову в другую сторону, ощутив волной накатившую тупую боль. Как выяснилось, справа от него находилась кровать с возлежавшей на ней мёртвенно-бледной женщиной, которая тихо стонала, судя по губам. Звука её призывов слышно не было: их перекрывал всё тот же голос из граммофона. О многострадальная Мати Божия, Превысшая всех дщерей земли, по чистоте Своей и по множеству страданий, Тобою на земли перенесенных, приими многоболезненныя воздыхания наша и сохрани нас под кровом Твоея милости. Иного бо прибежища и теплаго предстательства разве Тебе не вемы, но, яко дерзновение имущая ко Иже из Тебе рожденному, помози и спаси ны молитвами Своими, да неприидеже со всеми святыми будем воспевать в Троице единому Богу ныне и присно, и во веки веков. Аминь. После короткого «Аминь» голос торжественно смолк, и осталось лишь одно монотонное шипение. Видимо, игла закончила свой бег по пластинке. Он вернулся к разглядыванию потолка. Где я? Кроме двух коек, двух стульев, тумбочки с граммофоном и календаря с иконой, в комнате ничего не было. Минимум вещей для двух людей, делящих это маленькое пространство. Своеобразный маленький мирок с отдельной экосистемой. За дверью послышались шаги и разговор, женщина на соседней кровати застонала громче – теперь её было слышно. Он вновь взглянул на неё, будто вспомнив о чём-то, но тут же забыв. Решил привлечь к себе внимание, тоже подав голос, но из глотки вырвался только сдавленный хрип. Надо двигаться. Надо встать и дойти до двери. Он всегда ставил перед собой чёткие и достижимые цели. Просто дойти до двери – это ведь не сложно. Всего пара метров, и можно схватиться за ручку, потянуть на себя или толкнуть, а затем позвать на помощь, выяснить, что происходит и где он. Но для начала надо было сесть. Опёршись на правую руку, он чуть приподнялся и сразу ощутил, насколько сложной будет поставленная задача. Тело будто заржавело, как в самом страшном кошмаре. Он зажмурился и повалился обратно на спину. Опять перед глазами потолок, такой холодный и удивительно чистый, несмотря на свой серый цвет. Погодите… Что-то не так… И дело даже не в странном помещении, и не в стонущей женщине, и не в шипящем граммофоне, и даже не в голосах за дверью. Что-то в нём самом было совершенно не по правилам. И это пугало. В нервной дрожи он вынул из-под простыни руку, поднёс её к глазам и долго в упор рассматривал её, находясь в ступоре. Каждая прожилка, каждая морщинка или складка подверглись тщательному осмотру. Изучив правую, он также изучил и левую. Ощупал обеими руками лицо, покрытое, навскидку, трёхдневной щетиной, обнаружил усы и чуть впалые щёки – видимо давно не ел. Затем медленно скомкал простыню на животе, превозмогая, поднял голову и увидел две человеческие ноги, торчащие из-под холщёвой сорочки. Конечности, как конечности – ничего особенного, со слегка кривоватыми большими пальцами. Только вот… Граммофон шипел. Женщина стонала. Потолок продолжал быть невообразимо чистым. Вцепившись в край матраса, он буквально сполз с кровати и шлёпнулся на холодный деревянный пол. Как назло, за дверью воцарилась тишина. Несколько минут он лежал на боку в позе эмбриона без движения, вдыхая пыль с пола, а после перевернулся на живот и с помощью рук «подтянул» своё неподатливое тело чуть ближе к двери. Боль в мышцах не заставила себя долго ждать. Стиснув зубы, ещё одно такое же движение, после чего пришлось снова беспомощно распластаться на полу. Двигайтесь! Шевелитесь! Ноги застыли, как каменные, несмотря на его мысленные приказы. От безысходности и боли, он стукнул кулаком по полу. Глухой звук ударился о пустые стены. Стало чуть легче. До двери ещё ползти и ползти. Мужчина сделал глубокий вдох, наполнив лёгкие затхлым воздухом, и не то с хрипом, не то с рычанием продвинулся вперёд. Затем ещё раз вперёд. И ещё, пока рука не коснулась плинтуса, неаккуратно выкрашенного под цвет двери и отходящего от стены чуть ли не на целый сантиметр. Как же высоко находилась ручка! С пола эта высота казалась недосягаемой, однако сдаваться нельзя. Он протянул руку, тщетно пытаясь дотянуться до поставленной цели, как вдруг с той стороны послышались шаги: кто-то быстрой походкой направлялся прямо к нему. Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге возник некто в чёрном балахоне. Ему уже не хватало сил, чтобы посмотреть, кто именно. - Ах, сестра Анастасия! – Заверещал некто женским голосом, - Сестра Анастасия! Скорее сюда! В дверях возник ещё один чёрный силуэт, после чего обе женщины нагнулись, взяли его под руки, подняли с пола и переволокли обратно на кровать. Как только он лёг, первая – которая кричала – прекратила шипение граммофона и аккуратно промокнула пот со лба больной на соседней койке. Вторая же, видимо сестра Анастасия, села рядом, и он смог подробно разглядеть её морщинистое лицо. Он попытался приподняться, но был остановлен её сильной рукой. - Будь спокоен, сын мой. Ты в безопасности, - сказала она с очень сильным акцентом. Он схватил женщину за руку. Где я? - Ты в госпитале Святой Марии, - будто прочитала она его мысли, - Я сестра Анастасия. А это, - она указала на женщину, которая всё продолжала ухаживать за больной, - Сестра Елизавета. Тебя нашли в нескольких милях отсюда, на обочине лесной дороги. Ты лежал в снегу без сознания. Но Господь уберёг тебя, Он послал наших сестёр в тот день по той дороге, чтобы они спасли тебя. По хмурому взгляду молодого мужчины, сестра догадалась, что он плохо понимает, о чём она говорит. - Ты помнишь, как оказался на той дороге, сын мой? Он помотал головой, после недолгой паузы. - Откуда ты? Откуда я? Переспросил себя он и не смог ответить на этот простой вопрос. Он ведь не мог взяться из ниоткуда. От этого стало ещё больше не по себе. Как он может не помнить? - Я…я-я.. Я не помню, - только и выдавил он из себя с трудом чужим, как ему показалось, голосом. Сестра Анастасия преисполнилась состраданием к бедному мужчине, в глазах которого проскользнула паника, когда он тщетно пытался восстановить память. Немного помешкав, она всё же решила спросить, чтобы знать наверняка: - Как имя твоё? Ты помнишь его? Он вновь нахмурился. Взгляд застыл, мужчина уставился в одну точку, а лицо его сделалось как будто даже серым. Моё имя? Имя… В голову лезли только какие-то странные цифры и коды. Он безуспешно пытался отогнать их, но они всплывали всякий раз, когда он пытался сосредоточится на своей памяти. Ничего не получалось. К горлу вновь подступил комок. - Не печалься, дитя, ты вспомнишь однажды. Господь милостив к дочерям и сыновьям своим, Он не оставит блуждать в неизвестности. Лишь сильная вера поможет обрести себя. Мы с сёстрами будем молиться за здравие тела твоего и спасение души твоей. Да смилуются перед тобой Святая Матерь Божья и Дух Святой. Аминь! - она перекрестила мужчину тремя перстами, а после положила руку ему на плечо, и он заметил у неё на манжете запонку в виде креста. С его ракурса она показалась ему очень похожей на латинскую букву «Х». Что-то страшно знакомое. Некий импульс пронёсся у него в голове, нечто мимолётное, почти неразличимое, но всё же он успел его схватить, как птицу за хвост. XZ… Его лицо вмиг просветлело. Он остановил сестру Анастасию, которая уже хотела встать и покинуть палату. - Постойте… Оскар! – выпалил он, - Кажется, меня зовут Оскар.