We are entombed alive In these poems Rome - Wir Moorsoldaten
Здесь, в тишине и бедности российской деревни, под надежной защитой русской православной церкви притаился немецкий погост. Сотни мальчиков, принятых матерью-землей в свои объятия. Дети мои… да прости вас Бог. В окопах и под огнем нет атеистов. Здесь, на поле, припорошенные снегом, стоят камни с высеченными на них именами. Сотни имен, непонятных, неприятных русскому уху. Дети мои, я прощаю вас. Здесь уже все равны. И ефрейторы, и военные врачи, и мальчики семнадцати лет… Дети мои, все кончено. Ветер чуть качает колокол церкви, внутри холодно, тускло горят свечи, зажженные редкими прихожанами. Справа от Алтаря стоят мальчики со звездами. Во здравие. Слева – мальчики с орлами. За упокой. За упокой души. Каменные своды церкви холодные, о них разбиваются нежные голоса хора. Сегодня Сочельник. Здесь, в тихом пении, в бедности российской деревни, у подножия православной церкви раскинулся богатый и ухоженный немецкий погост. Погост захватчиков, убийц, мерзавцев и скотов… Он богаче и красивее сотен кладбищ советских солдат, он стоит мрачным укором и тяжким напоминанием об огне, порохе и криках, и он вызывает куда больше тоски, боли и отчаяния. Здесь. В бедности и страхе.***
Эрнст тоже стоял в церкви, озираясь. Как он тут оказался? Он вообще воевал в другом месте, где лисьи норы, зыбучие пески и прекрасные принцы неба. Как это случилось с ним? А потом Эрнст заметил, что другие солдаты не смотрят на него, но очень даже смотрит девушка из церковного хора. А он сам, сам не в шинели, он в пальто, он замерз. И он... жив. В который раз.