Ещё один фаворит

Елизавета Петровна металась по своим покоям. Она была в ярости. - Жалкая полукровка... Ты посмела поднять руку на свою государыню! На свою самодержицу! Императрица в буквальном смысле пускала пар из ноздрей. Кажется, что-то опять прошло не так. Она резко остановилась и не менее резко метнулась к письменному столику. Быстрым движением схватила какой-то обрывок жёлтой бумаги и прошлась глазами по строчкам. - Великая государыня русская, Екатерина II Алексеевна... Величием своим и кроткия сердцем... Елизавета, дщерь Петрова, не верила глазам своим. - Измена... Вот она, измена... Она всегда была за моей спиной... Она возвела руки кверху: - Господи, за что ты меня, дочь Великого, принижаешь перед собой? Перед моим, русским народом? В этот момент в дверь неловко и тихо поскреблись. В покои императрицы вошёл Иван Шувалов. - Матушка, правильно ли я услышал? - Правильно, Ванька. Но... и ты туда же?! - Матушка, родная, как ты могла подумать? Что бы я, с преданностию своей к тебе, так огорчил тебя? Елизавета подошла к Шувалову. Во всех движениях её мощного тела читалась заметная грация не просто императрицы, но ещё и настоящей женщины, которая сейчас готова взорваться, лишь бы друг сердечный Иван её успокоил. - А ты мне зубы не заговаривай! - донеслось из уст ея. - Признайся, кто я: императрица или, может, девка базарная, которую обмануть - что в холопа плюнуть? - Матушка, что ты! Я даже не почту за... - Отвечай, ферфлюндер! Или я действительно уже не государыня ничья, чтобы не отвечать на мои вопросы? Государыня тут же сникла. Кричать сейчас не имело смысла и, к тому же, было незачем. Она всегда верила своему преданному фавориту, но сейчас просто сорвалась на нем. "А извиняться не пристало. Нехорошо", - пронеслось у неё в голове. А тот, видно, сразу обиделся - нахохлился, съежился... - Ты уж прости меня, старую, - подобрела Елизавета, - да страшно мне. Измена везде, друг мой нежный. - Мне все хорошо, лишь бы не попасть в немилость к матушке моей, самодержице, - прильнул Шувалов к Елизавете, да так, что парик остался где-то позади. Та положила руку ему на макушку. - Какой бишь день сегодня, друг сердечный? - Пятница... двенадцатое августа, матушка, - пробормотал Шувалов, прерывая речь целованием елизаветинских запястий. - Ну полно тебе, полно!.. Мне кажется, этот день войдёт в историю. Двенадцатое августа... А как звучит! Сегодня твои именины, Ванька! - Да? Оно и верно! Через несколько часов Елизавета убедится, что 12 ноября - день, который принес ей счастье. Но не будем торопить события. Год 1759 плодотворный для России. Но смерть все ближе подступает к русской вседержительнице, чего та боится больше всего на свете... Поэтому медлить она не стала. - Так что готовь брата к худшему, дружок. - Как это, матушка - к худшему? Изволь объясниться! - Катьку зови сюда. Переговорить с ней хочу. Иван Иванович выпучил глаза. В них читались испуг и сочувствие к царевне одновременно. Он ожидал жестокой расправы. - Великую княгиню Екатерину Алексеевну?! Но... - Не перечь мне, Ваня, - с присущей ей злобой в упор посмотрела на него Елизавета, - а не то со мной говорить будешь. - Надо ли, матушка? - Да понимаешь ли ты, мин херц, что она, эта сволочь ангальт-цербсткая, на меня два раза покушалась? Понимаешь, что теперь мне по ночам страшно без света почевать будет? Шувалов заметно распрямился. - Но кто же наследник? Елизавета в гневе стукнула кулаком по столику. - Мне не завтра умирать ещё! А наследник - Павел Петрович! Но моему уроду не царствовать, нет. Он, поганец, Россию, как последнюю тварь обесчестит. - Государыня, - перейдя на таинственный шёпот, наклонился Иван Иванович к Елизавете поближе с видом изрядного подхалима, - должен тебя заверить. Ведь яблоко от яблока недалеко катится. - Если это ещё то яблоко, - фыркнула та, задумчиво уставившись вдаль... *** Екатерине Алексеевне пришли с требованием тотчас явиться к императрице. Услышав новость эту, она будто проглотила комок, все это время стоявший у неё в горле, проглотив при этом все прошлые страхи и горести свои. - Господи... - теперь уже равнодушно и глухо произнесла она, - пришло время покаяться.... Екатерина готова была отказаться от престола на веки вечные, уехать подальше, в Сибирь, на Камчатку, на поле боя Семилетней войны... но только не перед коленями русской императрицы и, тем более, Петра Ивановича Шувалова. А идти все таки пришлось... Но Екатерина думала даже не о несостоявшейся операции, не о том, что не будет править, не о будущем своих верных в прошлом союзников... Перед глазами всплыл образ мужа с юной шлюхой Воронцовой. Они усмехались, долго и мучительно для Екатерины, усмехались не жалея мускул ртов, целовались на её глазах столь нецеломудренно и безнравственно, что Екатерина взвыла от отчаяния. Слава Богу, в комнате она при этом находилась одна. Ни позор, ни будущее, а поражение её убивало. Оставалось только одно - точнее, одно, из которого вытекало довольно много вариантов - вариантов умервщления плоти. Екатерина металась в поисках подходящего предмета, но потом обессиленно упала на пол и зарыдала что есть мочи. Да, это был тот самый момент во всей истории человечества, когда Екатерина дала себе возможность ослабеть. Возможность выразить свои эмоции и подумать о смысле бытия. Нет, это было безумие. Россия ждёт её, а не мужа, Россия ждёт русского человека, а не честолюбивого, глупого пруссака, который только и ждёт, чтобы опрокинуть на Россию всю свою ненависть и подать руку королю Фридриху, чтобы тот выбрался из глубокой ямы, а потом благополучно пожать её... Она должна была бороться до конца, а слабость... Слабость - это плохо; это ненужное чувство в каждом человеке, мешающее жить и радоваться жизни, и царевна прекрасно понимала это. Екатерина привстала, вытерев слезы рукавом платья. Главное - взять себя в руки и идти дальше. Никто... - Никто... Слышите, НИКТО не может остановить меня! - прокричала царевна вникуда. Комната ответила ей мертвым молчанием, которое внушило Екатерине настоящий страх, который тут же прошёл. - Я убью его, если он сделает это. Я приду к нему и... Екатерина не додумала. Её прервал собственный рывок за дверь. Екатерина отправилась в церковь. *** Разговор с архиепископом Симоном дал Екатерине повод для плодотворных размышлений. Она успела заглянуть в свои покои, где провела десять минут, после чего направилась к императрице. По словам некоторых современников, великая княгиня читала Евангелие от Луки... ...Страх перед смертью почти прошёл. Царевна с грацией феи склонилась в смирённом реверансе. - Подойди сюда, милая, - не сводя глаз с неё, сказала Елизавета Петровна. Екатерина тихо подошла. - Катя, - твёрдо начала Елизавета, - а ты знаешь чем обычно заканчиваются такие выходки? Спорить не было смысла, раз все и так все было известно. Но вот немного подхалимничать ещё толк имело. Невольно Екатерина опустила голову. - Матушка-государыня, - обратилась она к ней так, наверное, впервые, - не на вас, вседержавицу... - О нет! Эта дура сейчас мне зубы будет заговаривать, - хлопнула Елизавета по ручке трона. - Как думаешь, что тебе за такие пререкания будет? - Матушка! - Екатерина, неожиданно для самой себя, упала к ногам императрицы, - матушка, виновна перед тобой... перед Петром Федоровичем... Но не перед Россией! - Встань, курица немецкая... да рыдать перестань! - в Елизавете пробудилась добродетель. - Одного не понимаю - хочешь ты чего? - Матушка, отправь меня домой... Умоляю, меня здесь не любят и не жалуют! В Цербст... - Интересное дело - в Цербст ты хочешь, а в Сибирь ты не хочешь? - с наполненной иронией улыбкой спросила Елизавета, чем вызвала у Екатерины новый приступ отчаяния... - успокойся, хватит рыдать! Убирайся к черту, чтоб глаза мои тебя не видели. Видеть тебя не хочу! Иди, пока Шувалова не позвала! Екатерина, все так же утирая слезы рукавом, понеслась к себе, чтобы не встретить кого-нибудь неблагожелательного. Но сделать ей этого не удалось... - Екатерина Алексеевна, - раздался из-за спины мягкий голос и чья-то мощная рука схватила царевну за локоток и потянула к себе. Когда она прозрела, перед ней возник все тот же Иван Шувалов. - Куда мы так торопимся? Уж поверьте, княгиня, спешить вам сейчас некуда. Екатерина, особо не сопротивляясь, повернулась. - Что вам от меня нужно, Иван Иванович? - слабо спросила она. - Екатерина Алексеевна, вы знаете, что я никогда не желал вам зла. Но... я в вас разочаровался. Час от часу не легче, что же это такое... - В последнее время, Ваша светлость, вы злоупотребляете своей... мнимой властью. Екатерина широко улыбнулась, вскинула бровь и вздёрнула подбородок одновременно. - Мнимой? - Екатерина Алексеевна, вы прекрасно знаете... Шувалов не договорил. Этот взор царевны его словно подавил. Екатерина улыбнулась ещё шире и как то слишком уверенно пошла к себе, убедившись в том, что власть у неё все же есть. Шувалов был велико удивлён. Качнув головой и зачем-то оттряхнув парик, он менее уверенным шагом поплёлся к императрице. - Ванька! А тебе ещё чего? - выпучилась угнетенная государыня. - Ваше Величество.... - начал было тот, но вдруг как будто осекся. Елизавета Петровна требовательно посмотрела на своего фаворита, но ничего не сказала. Воцарилась звенящая тишина. И вдруг, несмотря на официальность и торжественность момента, Иван Иванович... просиял. Какое-то невероятное усилие над собой заставило его не сделать что-нибудь совершенно неуместное, и он, предвкушая неумолимое торжество, бросился к ногам императрицы, глотая выступившем слезы: - Матушка! Вседержительница! Он... разбит! - Что? - Елизавета услышала не сразу. 12 августа 1759 года Фридрих Великий был разбит под Кунерсдорфом...