***
Фэанаро неспешно прошел в очередной раз по опустевшим залам Чертогов. Серые и унылые, как и прежде, они более не навевали тоску. Оставшись почти полностью пустыми, они словно засыпали, частично растворяясь в изнанке. Желая убедиться в собственном предположении, старший сын Финвэ уже привычно шагнул за тончайшую грань. Мир вокруг изменился, став более четким и резким. — Выходит, владения Намо и правда поддерживались за счет фэар, что вынужденно обитали в них, — подумал он, ужаснувшись, что владыка Мандоса смог бы создать собственный, изолированный мир, населенный исключительно душами. — Ты прав, — донесся ментальный ответ. — Нолдор, а в особенности твои сыновья, помешали мне. Но знай, вам недолго осталось наслаждаться жизнью. Мерзкий шепот прекратился так же внезапно, как и начался. — Не выйдет, Намо, — строго ответил Феанор. — Эльдар сумеют преодолеть любые сложности! На этот раз ответом была тишина, хотя присутствие кого-то рядом делалось все более ощутимым. — Ноло! — воскликнул Пламенный. Вибрация мироздания усилилась. Фэанаро попытался вновь пробиться к единокровному брату и вытащить его из ловушки, однако, как и прежде, это было невозможно. — Держись. Скоро я буду в Белерианде и тогда попытаюсь… нет, тогда я верну тебя в твое роа. Верну! Феанор вновь оказался в Чертогах, решив попробовать убедить нескольких оставшихся там авари возродиться. Однако эти несколько странные квенди не вняли ему, вновь начав рассказ, что долгие годы стремились избавиться от оков своих роар и достичь высшего блаженства, коим они сейчас наслаждаются. — Сначала мы отказались есть мертвых животных, — начал один из них. — Затем рыбу, — продолжил второй. — Потом мы решили пить только воду и ушли в лес, — закончил третий. — И нам открылась истина! — вновь заговорил второй. — Но не сразу, — поправил его первый. — Мы прошли через очистительные муки плоти! — воскликнул третий, и Фэанаро развернулся, понимая, что эти трое навеки останутся в Мандосе, давая возможность самим Чертогам не покинуть этот мир. Душа Пламенного неспешно направилась к арке, через которую уже прошли фэар сыновей, верных, синдар, телери и фалатрим. Всех тех, кто уже вновь обрел свое тело. — Фэанаро? А ты куда? — притворно удивился майа. — Желаю воспользоваться своим правом и возродиться, — ответил тот. — А Намо тебе позволил? — уже грозно вопрошал слуга Мандоса. — Валар объявили свою волю: каждый, кто желает, может обрести роа. Ты не согласен с решением Манвэ? — Ох, Фэанаро, не горячись, — раздался рядом знакомый хрипловатый голос. — Мои майар бдительны и крайне исполнительны, ведь именно они оберегали покой душ, пока… Владыка Мандоса замолчал, решив, что не стоит высказываться о том, что он действительно думает о договоре своих братьев и сестер с Тьелпэринкваром. — Если ты желаешь возродиться, то прошу, проходи, — он указал на арку и пристально посмотрел на майа. Тот незаметно кивнул и пропустил сына Финвэ. Мир вокруг закрутился, сжался в точку, затем тут же расширился почти до бесконечности, остановился и вновь завертелся с огромной скоростью. Душа Пламенного прилагала неимоверные усилия, чтобы остаться целой и не отдать ни единого кусочка хищному пространству. Феанору порой казалось, что слышит злой скрежет когтей и лязг зубов, но, кто бы это ни был, он не добился своего. Под недобрый хохот Намо фэа вошла в роа, и старший сын Финвэ открыл глаза. Облака плыли по синему небу, а рядом шелестела трава. Знакомый с юности свет Лаурелина вновь озарял Благой край. Феанор сделал вдох. И выдох. И снова вдох. Потянулся и медленно встал на ноги. Тело было его, но словно чужое, напрочь забывшее все навыки, что когда-то имело. — Так вот что ты хотел, Намо, — подумал он, разгадав злой умысел вала. — Оторвать часть души и дать роа, неспособное творить! Да чтоб… Он вдруг остановил гневный поток мыслей и в голос рассмеялся. — Намо, благодарю! Я заново смогу ощутить радость познания мира! — рассмеялся Мастер и направился туда, где, как он помнил, располагались владения Аулэ. — Нерданэль, любимая моя, если ты еще ждешь меня и не отправилась вместе с сыновьями, то потерпи немного, я… — закончить мысль он не успел. Навстречу ему спешил один из майар Йаванны. — Приветствую вас, Мастер, — проговорил он. — Ваш отец просил сообщить, что всегда ждет вас у Древ, где теперь его дом до конца Арды. Он также передал это. Майа протянул Феанору сверток с одеждой, принадлежности для письма и небольшой ящик с инструментами. — Благодарю, атто, — мысленно потянулся он к Финвэ и мгновенно ощутил искреннюю радость бывшего нолдорана.***
Итиль уступил место Анару, потом они вновь поменялись местами. Дни шли за днями. Нерданэль по-прежнему путешествовала, не выбирая цели, и ноги сами несли вперед. В памяти ее вставали счастливые годы юности, когда они вместе с будущим мужем исходили Аман практически вдоль и поперек. В ушах ее звучал звон молота о наковальню в мастерских Аулэ, шелест листвы на деревьях во владениях Оромэ, глухой стук откалываемого камня. Сердце часто билось от радости, на фэа было легко и светло, так что хотелось бежать, неважно куда — лишь бы ощутить привычное счастье движения. По ночам она ложилась спать, завернувшись в плащ, и ее обнимали травы. Птицы пели над головой, даря утешение и спокойствие фэа. Нерданэль все шла и однажды поняла, что, миновав леса Оромэ, где некогда любил охотиться ее третий сын, пришла во владения Аулэ. Она остановилась на пороге ведущей вглубь пещеры и долго стояла, не решаясь пройти дальше. В памяти, словно наяву, звучал веселый смех, оживленный гул голосов, перестук молотов. Нерданэль протянула руку и коснулась холодного, чуть влажного камня стен. Фэа живо откликнулась, рванулась навстречу, и тогда нолдиэ глубоко вздохнула и уверенно пошла внутрь горы, где располагались мастерские. Ей вдруг показалось, что не было этих бесконечно долгих, мучительных лет, что она вновь юна, а в будущем ее ждет нечто удивительное и прекрасное, а с Фэанаро они еще не успели отдалиться друг от друга. Нерданэль осторожно ступала на влажном каменном полу. Она то и дело останавливалась, брала в руки лежавший поблизости инструмент и принималась работать. Пару раз она сделала несколько крохотных фигурок и оставила их тут же, на столе. «Может, кто-нибудь найдет их и порадуется», — подумала она. Однажды зубило неловко выскользнуло из рук, сломав заготовку. Однако нолдиэ не расстроилась — вместо одной крупной фигуры она сделала две поменьше и, как прежде, оставила их на месте. Дважды она ложилась спать, а просыпаясь, подкрепляла силы лембасом и водой из фляги. Иногда ей казалось, что она слышит удары молота наяву, и шла на этот звук. Наконец, в один из дней, перешагнув порог очередного зала, каменные колонны которого терялись в вышине, она увидела в дальнем его конце знакомую фигуру и вздрогнула от неожиданности. «Фэанаро!» — хотела крикнуть она, но не смогла — в горле пересохло, а язык прилип к гортани. Муж сидел спиной к ней на неудобном стуле, опершись о собственные колени, и, похоже, думал о чем-то. Через несколько мгновений, должно быть, услышав ее тяжелое дыхание, медленно обернулся и, увидев жену, переменился в лице. Столь же неторопливо, не произнося ни слова, он встал и замер, глядя в глаза той, что некогда была его женой и отказалась разделить его судьбу, оставшись в Амане. Брови Фэанаро чуть заметно нахмурились, но Нерданэль не дрогнула — упрямо стояла она, и в памяти ее вставали бесконечные сцены прежних счастливых лет. Свадьба, рождение сыновей, совместные прогулки. Она чувствовала, ощущала всей кожей, всем своим существом, что муж думает о том же, а еще задает себе многочисленные вопросы. Как и она сама. Ей вдруг показалось, что за несколько коротких мгновений пролетели столетия. Отгремели весенние дожди, миновало жаркое лето. Вдруг Фэанаро, по-прежнему не произнося ни слова, сделал десяток шагов вперед и протянул руку. Нерданэль, не сомневаясь ни мгновения, преодолела оставшееся расстояние и вложила пальцы. Муж крепко сжал их в ответ, и они, все так же не произнося ни слова, направились вперед, к свету. Плечо к плечу они шли через бесконечно длинные залы, а когда забрезжили яркие дневные лучи, Фэанаро остановился и, наклонившись к жене, коротко, со всей сдерживаемой страстью, поцеловал. Супруги вновь молчали, потому что уста не могли произнести больше того, что говорили вместо них фэар. Они брели плечо к плечу через поля, и высокие травы обнимали их, ласкали ноги. Наконец, когда Нерданэль начала уставать, они сели прямо в траву. Фэанаро обнял жену, и она устроила голову у него на плече. Над ними пели птицы, Анар ярко светил в вышине, и Тирион был бесконечно далек. Так же как и былые размолвки.***
— Значит, теперь ты будешь здесь жить? Да, атто? — спросил Фэанаро и обвел взглядом приготовленный для работы камень, сложенный посреди поля недалеко от Древ. — По большей части да, — подтвердил Финвэ. — Путь из Валимара или Тириона слишком далек. С мастерами я договорился — обещали возвести дом поскорее. Некоторое время сын молчал, а после ответил: — Понимаю. И, наверное, ты прав. Раз уж все так сложилось… И все же мне отчего-то немного грустно. — Что делать, — пожал плечами бывший нолдоран. — Ты сам-то как? Чем теперь намерен заняться? Финвэ и Фэанаро одновременно посмотрели на Нерданэль, и та ответила: — Мы обсуждали недавно этот вопрос и решили отправиться в Белерианд, к детям. Слишком многое нас теперь связывает с этими землями. Да и с новыми членами семьи хотелось бы познакомиться. — С какими? — удивился Финвэ. — У нашего внука Тьелпэринквара родилась дочь, а я ее до сих пор не видела. И еще есть новая невестка, жена Кано, с ней тоже хочу воочию познакомиться. — А что скажет Махтан? — Не представляю, — призналась Нерданэль. — Но он в любом случае не изменит моего решения. Я пошлю ему осанвэ. — А мы прямо от тебя отправляемся на корабль, — добавил Фэанаро. — Палантир заберете? — спросил его отец. — Не надо, оставь себе. Ведь это теперь единственный видящий камень на весь Аман. Будем беседовать с тобой. — Хорошо, согласен. Нолдор замолчали, не зная, как выразить все те эмоции и мысли, что теперь обуревали их фэар. Любого короткого разговора было бы недостаточно, а на долгий не оставалось ни времени, ни сил. — Сообщи, как доберетесь, — попросил бывший нолдоран. — Обязательно, — ответил сын. Над головами их летали стрижи, о чем-то громко беседуя меж собой на птичьем языке. Пышные серебристые метелки ковыля склонялись, будто прощаясь. Фэар было светло и немного грустно. — Не будем оглядываться назад, — в конце концов сказал Финвэ. — Что было, то прошло. Передавай от меня привет Тьелпэ. Скажи, я скучаю по нему. — Обязательно, — пообещал Фэанаро. — Прощай. Отец и сын обнялись, и супруги, взявшись за руки, отправились на восток, к далеким вершинам Пелори. Дни сменяли друг друга, похожие на жемчужины в ожерелье нис — на первый взгляд одинаковые, но каждый все же уникальный и неповторимый. Фэанаро и Нерданэль разговаривали, делились тем, что с ними происходило на протяжении минувших столетий, и вскоре обоим начало казаться, что они понимают друг друга так же хорошо, как прежде, в былые юные годы. Когда густой золотой свет Анара и Лаурелин мерк, уступая место Тельпериону и Исилю, супруги останавливались и разжигали костер. Они жарили овощи, добытую в течение дня в каком-нибудь бурном протоке рыбу, а дым от огня плыл по воздуху, свиваясь кольцами, образуя причудливые фигуры. И Нерданэль улыбалась, наблюдая. Когда же впереди стало видно ущелье Калакирья, а в небе зажглись крупные серебряные звезды, Фэанаро потянулся к жене, и они впервые за многие и многие сотни лет открыли друг другу объятия. Спустя несколько дней очередной корабль отплыл от пристали Альквалондэ, унося еще одну группу эльдар из тех, кто желал соединиться со своими близкими в смертных землях, и старший Финвион со своей женой находились в этот момент на его борту. Они смотрели на удалявшийся причал, и Нерданэль вдруг попросила: — Пожалуйста, мельдо, когда увидишь Тьелпэ, не проклинай его. — За что? — не понял сначала муж. — За то, что он отдал один из твоих Сильмариллов валар. Фэанаро коротко вздохнул, обнял ее за плечи и пообещал: — Не буду. Он все правильно сделал. Тем временем Махтан стоял на берегу, провожая отплывавших, и долго глядел кораблю вслед. Фэа говорила ему, что больше дочери своей он никогда не увидит.