Вопреки року

      — Будем искать ближайший брод или переплывем реку здесь? — Тьелпэринквар приставил ладонь к глазам и вгляделся вдаль. Там, радостно серебрясь в лучах Анара, нес свои воды меж пологих берегов быстрый, хотя и не слишком широкий, Тейглин.       Туор остановил коня и, ласково погладив его по шее, полюбопытствовал:       — А как бы ты поступил, если бы ехал один?       — Переправился тут, — не задумываясь, ответил Куруфинвион.       — Тогда не стоит менять планы. Пусть синдар ищут спокойные броды, а я хоть и адан телом, но вовсе не слаб.       Тьелпэ оглянулся на спутника и улыбнулся понимающе:       — Только телом, да?       Туор с готовностью подтвердил:       — Так и есть.       Он чуть замялся, словно не знал, стоит ли делиться сокровенным с тем, кого знаешь, по сути, не так уж долго, а, может, сам для себя еще не до конца сформулировал мысли.       — Понимаешь, — наконец решился он, — меня ведь действительно воспитали нолдор. Я с самого детства привык называть Финдекано Астальдо «атто». Хотя я знаю, кто, в самом деле, произвел меня на свет, но все же, когда требуется сказать «Туор, сын кого-то», то душа, а вместе с ней и язык хотят произнести «…сын Фингона».       — Тогда, так и стоит поступать, — откликнулся после краткого раздумья Тьелпэ. — Уверен, он и сам бы нисколько не возражал.       — Наверняка, — охотно кивнул Туор. — Но не будет ли это предательством памяти моего человеческого отца? Ведь он не виноват, что его убили, и он не мог растить меня?       — А почему бы тебе, — заговорил внимательно слушавший диалог Асталион, — не говорить тогда «…сын Хуора и приемный сын Финдекано»?       Туор переменился в лице, и на нем поочередно отразились сначала удивление, а затем восторг.       — Как это я сам не додумался до такого? — обрадовался он. — Ты прав, я так и буду поступать.       — Тогда, быть может, мы устроим короткий привал, а после будем готовиться к переправе? — предложил Куруфинвион.       — Согласен, — откликнулся Туор.       Он с готовностью спешился и занялся конями. Верные принялись разводить костер, а Тьелпэринквар, подойдя ближе к берегу, всмотрелся в горизонт.       — Что-то случилось? — спросил подошедший Асталион и чуть нахмурился.       — Сам не знаю, — признался Тьелпэ. — Кажется, будто кто-то зовет на помощь, но этот зов слышит лишь фэа.       Он всматривался в подлесок на противоположном берегу, но все как будто было тихо. Лишь ласково шелестели травы, да парили в вышине две ласточки.       «И все же мне не примнилось», — подумал эльф.       Далеко на севере виднелась узкая полоска гор, но ее мог рассмотреть лишь взор эльфа. Для Туора, как он сам признался совсем недавно, Эред Ветрин уже был неразличим. Но и скалы не внушали никаких опасений.       И все же фэа не успокаивалась. Тьелпэринквар, убедившись, что его помощь на стоянке не нужна, решил пройтись вдоль берега, как вдруг из-за излучины показалось пятно.       — Лорд, что это? — воскликнул кто-то из верных, но тот уже и сам увидел.       Прямо посередине Тейглина плыл, испуганно прижавшись к стволу молодой березы, медвежонок. Еще совсем малыш, не старше шести месяцев от роду. Было похоже, что он играл, лазая по дереву, а то надломилось и упало в воду. Но все это нолдо отметил уже на бегу.       Задержавшись на земле лишь одно мгновение, Тьелпэринквар скинул сапоги с кольчугой и прыгнул в реку. Взволнованные верные бросились за ним, но все, что им оставалось, это лишь наблюдать и держать оба берега под контролем на случай внезапного нападения какой-нибудь твари. Однако все пока было тихо.       Тьелпэринквар активно боролся с течением, и все же его немного сносило. Дважды он забирал левее, стремясь не разминуться с деревом и сидящим на нем детенышем. А тот уже, заметив помощь, ревел во весь голос, на своем языке объясняя, как устал, как голоден и хочет к маме.       Наконец, сделав последний мощный рывок, Куруфинвион схватился за ствол и, взяв медвежонка в руки, посадил его себе на плечи.       — Держись крепче, — велел он мишке на языке зверей.       Тот обнял плечи нолдо передними лапами и всем продрогшим тельцем вжался в спасителя. Теперь обоим предстоял обратный путь, но он был уже не столь сложен.       Вышел из реки Тьелпэринквар значительно ниже стоянки. Вернувшись к костру, он ссадил на землю спасеныша и, наскоро обработав мазью оставшиеся после когтей отметины, принялся размышлять над двумя вопросами: чем кормить малыша и где найти его мать. И если над первым еще предстояло основательно подумать, то со вторым все оказалось гораздо проще.       Пока верные хлопотали около мишки, Тьелпэринквар поискал взглядом какую-нибудь птицу. На ветке сосны обнаружился дятел. Эльф подошел к нему и попросил:       — Пожалуйста, помоги нам. Найди медведицу, которая потеряла детеныша где-то выше по течению.       — Хорошо, — ответила птица. — Я найду ее!       И дятел улетел. Волнение, вызванное происшествием, улеглось, и эльфы вместе со зверем с удовольствием пообедали вяленым мясом. Медвежонок повеселел и принялся охотиться за сапогом Асталиона. Тот не мешал, с умилением наблюдая, как вдруг вдалеке послышался рев, полный муки и радости одновременно. Эльфы вскочили, и спустя недолгое время показалась спешащая со всех лап уставшая молодая медведица, которую вел к лагерю эльдар дятел. Увидев живого и вполне веселого детеныша в компании эрухини, она плюхнулась в траву, чтобы перевести дыхание. Малыш радостно заревел и кинулся ей навстречу, и эльдар стали невольными свидетелями их встречи. Мамаша облизывала малыша, обнюхивала, словно хотела убедиться лично, что с ним все в порядке, а после велела сидеть тихо и приблизилась к Тьелпэринквару.       — Спасибо тебе, эльф, — проревела она на своем языке.       — Я рад, что с твоим детенышем теперь все в порядке, — ответил ей Куруфинвион.       Медведица долго вглядывалась в его лицо, словно пыталась запомнить, а после кивнула, еще раз ревом поблагодарила и ушла, сопровождаемая радостным малышом. Эльдар и адан долго смотрели ей вслед.       — Мне почему-то кажется, — задумчиво проговорил Туор, — что эта встреча сулит нам удачу.       — Быть может, — согласился Тьелпэ.       Они еще отдохнули две четверти часа, а после свернули стоянку и принялись готовиться к переправе. Вещи тщательно уложили в седельные сумки и, взяв за повод коней, вошли в воду.       Анар светил в спины, вода была тепла, и только быстрое течение не давало отринуть мысли о возможной опасности. Хотя и эрухини, и лошадей немного сносило, однако берег все же становился с каждой минутой все ближе. Наконец, первый конь выскочил на траву и радостно заржал.       — Ну, с благополучной переправой нас, — поздравил вышедший последним Асталион.       — Тейглин говорил, что постарается нам не мешать, — признался Туор.       Тьелпэринквар бросил заинтересованных взгляд на адана:       — Скажи, а ты мог бы обучить этой науке меня?       — Слушать голоса ручьев и морей? — уточнил тот.       — Да.       — Вполне. Хоть сейчас. Или у следующей реки.       Куруфинвион задумался.       — Пожалуй, нам все же стоит немного обсохнуть, — объявил в конце концов он. — Продолжим путь завтра утром.       Скоро усталые после переправы кони с удовольствием отправились пастись, а Туор вместе с Тьелпэринкваром устроились на берегу. К тому моменту, когда на небо взошел Исиль, Куруфинвион уже умел достаточно хорошо понимать, о чем шепчет спешивший на юг Тейглин, что он видел и что хотел бы рассказать, если бы мог говорить на языке квенди. На лице нолдо светилась почти детская радость.

***

      Костер уютно потрескивал, разгоняя мрак елового леса. От болота тянуло багульником и еще чем-то терпким и немного горьким. Берен поправил поленья, проводил взглядом взметнувшийся сноп искр и вновь задумался.       «Третий день в лесу, а чудища все нет. Тогда-то сразу показалось. Что ж теперь я делаю не так? То же ведь хочу найти», — думал он, порой лениво потягиваясь.       На этот раз лес не казался сыну Барахира ни зловещим, ни мрачным. Он скорее постоянно чувствовал чье-то присутствие, но опасности от невидимого наблюдателя не исходило.       «Может, зверь какой еду учуял», — подумал он и, быстро встав, подошел к краю болота.       Запах багульника усилился, а в тумане послышались не то чьи-то голоса, не то плач. Берен зябко повел плечами, но к огню не вернулся. Необъяснимая сила всегда манила его, звала за собой, заставляя восхищаться и одновременно ужасаться мощи болот.       «Его здесь нет», — вновь подумал он о чудище и, неожиданно для себя, запел.       Сын Барахира не отличался особым талантом, но его голос был чист и достаточно силен. Юноша славил жизнь и лес, поля и зверей, небеса и птиц. А солнце садилось, растворяясь в туманной дымке и горьких болотных водах.       Лютиэн, давно наблюдавшая за Береном, вышла из-за дерева и завыла. Почти по-волчьи, хотя ее скорее поняли бы варги Ангамандо, нежели серые хищники этих мест. Юноша резко замолчал, вздрогнув, и развернулся навстречу неведомой опасности.       «Так, значит, ее выманила песня!» — подумал он, увидев бывшую принцессу на поляне.       — Есть хочешь? — спросил Берен, медленно и осторожно подходя к костру.       — Убе-е-ей! — прохрипело чудище.       — Все же поешь. Может, лучше станет, — спокойно предложил он и протянул кусок мяса.       Лютиэн шарахнулась от пищи, но не ушла.       — Ладно, а как насчет хлеба?       На этот раз бывшая принцесса протянула руку и взяла угощение. Быстро прожевав и проглотив краюху, она откинула назад то, что раньше было ее волосами.       — Эру Единый! — воскликнул Берен. — Что же с тобой приключилось?!       На исхлестанном ветками лице, над разбитыми в кровь губами, над заострившимися скулами серым безумием горели глаза.       — Пить будешь? — спросил Берен, постепенно приходя в себя.       Чудище кивнуло и приняло флягу.       — Вкусно. Еще, — с трудом ответила Лютиэн и протянула руку с отросшими ногтями.       — Держи, — сын Барахира охотно протянул ей еду и воду.       Чудище охотно приняло угощение, вернуло пустую флягу и скрылось за деревьями.       Берен не менял место стоянки, и Лютиэн приходила к нему каждый вечер, постепенно принимая привычный облик. Отросшие и скрученные ногти сами отваливались, становясь аккуратными, но все же острыми коготками. Волосы после купания в реке очистились от грязи и вновь сделались длинными и красивыми. Бывшая одежда принцессы лохмотьями осела к ее ногам, и теперь ее тело перестало напоминать шкуру странного больного зверя.       Нагая и прекрасная, но еще безумная, она вышла на поляну к Берену.       — Теперь убей! Умоляю, — она рухнула к ногам вставшего юноши и посмотрела на него серыми глазами, в которых плескалась боль.       — Что… что ты такое говоришь, — озадаченно и немного хрипло произнес он, не в силах отвести взгляда от прекрасного тела принцессы.       — Я убила своего отца. Я мучила своих подданных, забирая их силы, я…       — Ты сожалеешь о содеянном?       — Да! Нет, никогда… Да! Да!!! Я не она! Не моя мать! Я не служу ему! Не хочу! Убей!       Принцесса зашлась в истерике, и сыну Барахира пришлось опуститься рядом с ней и обнять бывшее чудище.       — Тише, тише, — он гладил ее по спине и сам вздрагивал от ощущений обнаженной кожи под своей рукой. — Я знаю, кто нам сможет помочь. Завтра мы отправимся в Нарготронд.       «Нарготронд должен быть разрушен!» — эхом пронесся голос матери в памяти Лютиэн.       — Не стоит. Не надо. Лучше возьми и убей.       — Возьму. Но не убью, — ответил Берен и, притянув к себе бывшую принцессу, поцеловал.       Лютиэн обняла его за шею, прижимаясь к юноше.       «Зачем мне это все? Я же решила умереть. Зачем?» — ее мысли метались, тогда как тело жаждало иного. И получало.       Некогда прекраснейшая среди эрухини лежала на старом походном плаще адана и, до крови впиваясь ему в плечи своими ногтями, стонала и кричала, извивалась и умоляла не останавливаться, познавая наконец то, что было для нее не доступно ранее, когда темное колдовство сковывало ее душу.       — Люблю тебя, — тихо произнесла она, устраиваясь после рядом с Береном.       — И я тебя, — сонно отозвался тот. — А завтра мы отправимся в Нарготронд. Пусть государь Финрод поможет нам.       — Ты отлично справился и без него, — рассмеялась Лютиэн.       — Ах ты! — притворно рассердился Берен, вновь нависая над возлюбленной. — В этом деле мне помощники не нужны.       Лютиэн согласно обвила его руками и ногами, позволяя радоваться своему телу и оттаивать душе.       О встрече же с Фелагундом она предпочитала не думать, понимая, что тот не пожалеет убийцу и пособницу Врага. С другой стороны, смерть — это то, к чему она стремилась. Или же…       Утро началось для них поздно, когда лучи давно взошедшего Анара заскользили по лицам спавших на лесной поляне.       — Ум-м-м-м, — потянулся Берен и легким поцелуем разбудил принцессу. — Вставай, пора отправляться в путь.       — Уже?       — Сейчас позавтракаем и…       — У меня нет одежды. Тебя это уже вряд ли смутит, но прийти так в тайный город я не могу, — произнесла Лютиэн, позволяя лучам Анара скользить по ее гладкой, как и прежде, коже.       — Возьмешь мою запасную. У меня есть несколько рубах и штанов. Не эльфийские наряды, но хоть что-то, — ответил Берен. — И вообще, ты теперь моя, так и знай. Я ведь серьезно тогда сказал, что люблю.       — Знаю. И я. Хотела бы прожить с тобой весь отпущенный мне срок, — ответила Лютиэн.       — Ты же бессмертная, — возразил Берен.       — Увы, — отозвалась она.

***

      Тилирин легко вскочила на перекинутое через ручей бревно, и Трандуил подал ей руку, чтобы помочь.       — Благодарю, — улыбнулась в ответ она.       — Ты действительно прежде никогда не бывала в этой части Дориата? — полюбопытствовал король.       — Нет. Мы не стремились, учитывая сложные отношения отца с Мелиан.       — Понимаю.       Вода радостно прыгала по камням, оглашая окрестности веселым звоном. В каплях, оседавших на сапогах Трандуила и платье девы, искрились блики Анора. Над головами ласково шуршала листва. Тилирин спрыгнула на мягкую траву и, потянувшись к еще зеленой грозди рябины, ласково провела по ней пальцами.       — Самое волшебное время года — конец лета и начало осени, — с задумчивой улыбкой проговорила она. — Больше всего люблю именно эту пору.       — Почему? — полюбопытствовал Трандуил.       Тилирин с нежностью провела рукой по шершавой коре дерева:       — Хотя весна и лето приносят много радости, но только вторая половина года дает плоды. Тогда кладовые наполняются фруктами, злаками, ягодами. Всем тем, что будет радовать взор и сердце до самой весны.       Она обернулась через плечо на спутника и бросила немного лукавый взгляд из-под ресниц. Король рассмеялся:       — И желудок.       — И его тоже, безусловно.       На ветку дерева опустилась сойка, и Тилирин заметила:       — Почти как на родительской чаше, только там рябина уже созревшая.       — О чем ты? — спросил ничего не понявший Трандуил.       — О чаше, что сделали в свое время родители. Ты ничего не слышал об этом испытании?       — По-видимому, нет, — признался Ороферион и, взяв подругу за руку, пошел вместе с ней бок о бок по изумрудной тропинке вглубь леса.       — Тогда слушай, — с готовностью принялась рассказывать дева. — В ту пору, когда народ перворожденных был еще очень юн, и первое поколение рожденных квенди едва успело войти в лета, перед ними встал вопрос — каким образом искать себе пару.       Трандуил удивленно приподнял брови:       — Вот как?       — Именно, — с готовностью подтвердила Тилирин. — Ведь опыта еще ни у кого не было — их родители сразу просыпались рядом со своей половинкой. У первых рожденных такого преимущества уже не оказалось. Но они нашли выход из положения.       — Какой же?       — Они решили, что если удастся сделать какую-нибудь вещь от начала и до конца вдвоем, не прерывая работы и не прекращая при этом петь, то чувства истинные.       Несколько долгих мгновений Трнадуил смотрел на спутницу недоверчиво, так что, в конце концов, она заразительно рассмеялась:       — Если хочешь, спроси у Голлориона, он подтвердит. Мои родители, когда познакомились и полюбили друг друга, тоже решили пройти через подобное испытание.       — Они что, сомневались в собственных чувствах? — удивился король.       — Вовсе нет, — беззаботно пожала плечами эллет. — Просто обоим понравилась та давняя история. Они сделали вдвоем чашу, и теперь она стоит в доме на самом почетном месте. Правда, один раз мы с братом ее чуть не разбили, когда играли. Хорошо, что он ее успел поймать.       — Да, а кем твой отец приходится Владыке Кирдану? — решил задать Ороферион давно интересовавший его вопрос.       — Внук. Сын его старшей дочери Имладель.       Анор стоял в зените, и Трандуил, запрокинув голову, с удовольствием подставил лицо его согревающим лучам. Дева, что шла теперь с ним рядом, тихо и незаметно вошла в его жизнь, осветив самые отдаленные и потаенные ее уголки, а так же саму фэа. Король улыбнулся, отметив про себя, сколь много радости сердцу доставляет само присутствие рядом дочери Серегона, и бережно сжал ее тонкие пальцы, ощутив ответное не менее крепкое пожатие.       Тем же вечером, когда ладья Ариэн уже успела коснуться верхушек деревьев, и небо расцветилось в яркие золотисто-розовые тона, Трандуил спросил у Голлориона:       — Скажите, а вы тоже перед тем, как жениться, проходили через то испытание?       — Какое? — уточнил советник, сворачивая в трубочку свиток, в который они с королем только что внесли поправки.       — То самое, где надо сделать какую-нибудь вещь вдвоем.       — А-а-а, — улыбнулся понимающе Голлорион. — Нет, мне не довелось. К тому моменту, когда я пришел в этот мир, квенди уже научились безошибочно распознавать свои чувства. То испытание обычаем так и не стало. А это вам леди Тилирин рассказала?       — Да, — признался Трандуил. — Меня очень заинтересовала эта история.       — Согласен, в ней есть даже некоторая элегантность, — советник улыбнулся и посмотрел в окно. Вид у него был такой, словно он видит сейчас не листву и темнеющее небо, а бескрайнюю гладь озера Куивиэнен. — Мужу и деве необходимо было сделать что-нибудь совместно. Пока один творил, второй помогал. Потом менялись ролями. И так до самого конца, даже если это занимало несколько дней.       — Однако, — протянул впечатленный Трандуил и поинтересовался: — Но почему именно такое испытание? Конечно, звучит очень романтично, но…       — Романтика тут ни при чем, — неожиданно ответил Голлорион. — Вы только представьте, государь, ситуацию — двое эльфов, которые еще в силу самой молодости народа не очень-то искусны в ремеслах, должны сделать что-то сложное, не имея возможности объясниться друг с другом и сказать партнеру, что тебе от него надо или что он делает не так. Ведь рот занят непрерывной песней. Вы представляете, каких усилий стоило не разругаться?       Мгновение король задумчиво смотрел на советника, переваривая услышанное, а после в голос расхохотался.       — О, Эру, — простонал он. — Но почему же именно песни?       Голлорион выразительно пожал плечами:       — А где взять столько тем для разговоров, чтобы не умолкать пару-тройку суток без перерыва? Петь же квенди могут бесконечно.       Король вновь широко ухмыльнулся, и было видно, что ему понравилась эта история:       — Да, такое испытание и впрямь только истинная любовь выдержит.       — Но, как я уже сказал, обычаем это не стало — эльфы скоро разобрались в своих чувствах и научились слышать голос фэа.       — И сердца.       — Именно так. А вы что, хотите предложить это испытание Тилирин?       Теперь вопрос его прозвучал предельно серьезно. Трандуил стер беззаботное веселье с лица и подтвердил:       — Да. Понимаете, Голлорион, с тех пор, как мы познакомились на празднике, я именно ее вижу королевой Дориата и своей женой. И вижу очень отчетливо. Той, кто будет рядом со мной до конца Арды и даже за ее гранью, чтобы это в итоге ни означало. Свет ее глаз и золото волос затмевают для меня всех прочих дев, я их просто не вижу. Это любовь, Голлорион?       Король замолчал, серьезно глядя перед собой, и пристально, изучающе посмотрел на советника. Тот после короткого размышления кивнул:       — Да, государь, это она. И я очень рад за вас — дочь Серегона станет вам идеальной спутницей.       — Благодарю от души.       Тем же вечером, когда на небе уже проступили яркие серебристые звезды, Трандуил нашел в одном из залов Менегрота Тилирин и, взяв ее руки в свои, спросил:       — Скажи, ты бы согласилась пройти со мной через то испытание? Сделать что-нибудь вдвоем?       Он посмотрел Тилирин в глаза, а после провел большим пальцем по ее ладони, поднес ее к губам и поцеловал.       — Да, согласилась бы, — ответила дева. — Но что именно?       — Например, кубок. Мы бы могли сделать его из глины, обжечь, расписать, а после приготовить вино из первых яблок. Вчера верные как раз принесли в кладовые летний урожай.       — Согласна, — ответила дева просто.       Ороферион подумал, что после, на помолвке, можно будет выпить это вино из этого кубка, но говорить об этом вслух придет пора позднее.       Он некоторое время еще любовался ее ясным, лукаво-озорным блеском глаз, а после спросил:       — Тогда пойдем?       И они, приготовив лембас и мирувор для подкрепления сил, отправились в мастерские Менегрота. Верные удалились, не желая мешать государю и его подруге, но лишь самые старшие из них поняли, что на самом деле сейчас будет происходить.       — Быть может, скоро в Дориате снова появится королева? — задумчиво проговорил один из них, когда дверь закрылась.       А уже внутри крутился гончарный круг, и песня лилась, невольно вселяя надежду и радость в сердца тех, кто ее слышал. Одна мелодия сменяла другую, и Анор успел пять раз взойти на небо и снова скрыться за горизонтом прежде, чем работа была закончена.       Расписанный птицами, травами и цветами, покрытый нежно-голубой глазурью, кубок стоял на тонкой ножке посреди стола и словно красовался, готовый принять в себя молодое яблочное вино.       — Мы справились? — с веселой улыбкой на устах спросил Трандуил, однако взгляд его оставался предельно серьезным.       — Да, — ответила Тилирин и с затаенной нежностью поглядела на спутника.       — Скажи, — спросил вдруг он неожиданно для самого себя, — ты согласишься стать моей женой?       Еще час назад он терзался вопросом, когда и как лучше сделать предложение, при каких обстоятельствах. Теперь же уста, движимые порывом фэа, решили все за него сами.       «Но я не жалею ни о чем», — подумал он и стал с волнением ожидать ответа.       Лицо Тилирин просветлело, словно озаренное изнутри лучами Анора, и, с трудом сдерживая радостную улыбку, она ответила:       — Да, согласна!       Тогда Трандуил вздохнул с облегчением и, крепко обняв возлюбленную, прижал ее к своей груди и, склонив голову, поцеловал.