Дыхание Хаоса

Страх. Им пронизано всё пространство. Пространство – и отсутствие пространства. Он – часть той материи, что существует вне самого существования. Он невесомый, словно легчайшая паутина, и такой же плотный, окутывающий в свои тенета витающих повсюду сущностей. Они, на самом деле, просто похожи на мошек, потерявшиеся в безвременье, в отсутствии бытия. Когда-то они были живы, эти люди и меры, эти существа, напитанные восхитительной силой и потрясающим даром жизни. Теперь их нет. Они, конечно, есть в не-бытии, но осознают ли они это? Лишь единицы. Те избранные, кому силы дарованного им духа хватило, чтобы сохранить себя в посмертии. Иллюзии. Мошки летают, сталкиваясь друг с другом, проходя самих себя насквозь, теряясь в том немногом, что раньше они считали своей личностью, своим Я, своей душой. Они грезят, несчастные. Грезят иными планами, иными реальностями, даже не подозревая о том, что это плен их иллюзий. И он так же призрачен, как они сами. Но стоит ли реальность несуществования того, чтобы осознать себя растворенным в бесконечной Пустоте? Тьма. Те, кто благословлён (или проклят?) даром осознания, кого коснулись разумы детей Его детей, плотнее других мошек. Темнее – в темноте. Они – черные пятна на нескончаемом полотне первозданного мрака. Абсолютного, совершенного. Ведь только этот абсолют, несотворенное ничто может быть идеальным. Извечность. Он был всегда – пребудет и впредь, до скончания самого… ничего. Поскольку нет такого времени, что отмерило бы Его век. Его бесконечность. Он сам – время, завернутое в тугую спираль из дымных струй ужаса и тьмы. И Он же – безвременье, обрывающее чужие века походя, невзначай, словно косарь, не считающий стебли травы под ударами острого лезвия. Смерть. Он неизбежен. Равнодушный к мелочному копошению творений детей Его детей и их детей. Он может даже не осознавать своего величия, поскольку нет такого мерила, что объяло бы его. Он неотвратим, от Него нет спасения, но и сам Он – это спасение, верный путь воссоединиться с изначальным хаосом. Единственный путь. Иных путей просто не существует, все дороги складываются вязью детских рисунков в один бесконечный тракт, ведущий в Пустоту. Иногда Он смотрит. И видит иначе, видит лишь пищу, материал для наполнения бездонного. Иногда Он снисходит, и от одного Его помысла Бездна кричит, извивается черными потоками в агонии, которая длится лишь мгновение. Но мгновения вечности не знают мер, они так же бесконечны. И тогда Пустота наполняется голосами, звучащими одновременно отовсюду, из всех времен и всех реальностей. И Он слушает. Он слышит упреки и проклятия – и они веселят Его, как может дождь развеселить нерушимую горную гряду своими попытками задеть её. Он слышит мольбы и просьбы — и они греют Его, как может Массер согреться о Секунду. Он слышит признания и хвалу – и они трогают Его, как может тронуть крыло лунного мотылька пляшущий язычок пламени свечи. Он – Бог, осознавший свою бескрайнюю мощь и обретший в этом умиротворение. Он – Страх, воплощенный во мраке. Иллюзия жизни, созданная из Хаоса. Тьма реальности, наполненной кошмарами. Извечность ужаса, которому нет границ. Смерть. Он слышит вопросы – и иногда отвечает, являя слова видениями, а звуки красками. Слышит ли Он вопросы сейчас?