Не обольщайся, грязнокровка

Середина ноября стала для Джи сплошной полосой усталости. Она уже привыкла засыпать на софе, а не в спальне, или за столом – преподаватели не щадили, задавая гору заданий, похожих на расписание магловских электричек. Эмили два раза за половину месяца оказывалась в лазарете от нервного перенапряжения, и тогда ее обязанности брала на себя Дурсль (как и всегда, но на законных основаниях), в свободное от этого всего время, если оно выдавалось, ругая себя за то, что так и не рассказала Эм о двух поцелуях с Ноублом (понимая, что рассказывать особо и нечего). Выходя из кабинета профессора Флитвика, Джем почувствовала, как устали ее голосовые связки после долгой репетиции. Профессор пытался добиться совершенства от своего хора, порой гоняя студентов до седьмого пота, но результат всегда оправдывал средства. Поэтому где-то в глубине души девушка была даже довольна этой усталостью. Остальное вызывало раздражение. Хорошее настроение погрязло где-то в начале сентября. Утомленность притупила ее обычную наблюдательность к деталям, и пуффендуйка пропустила выпад в свою сторону. Джи врезалась спиной в стену, тут же приготовившись драться всеми доступными ей способами, несмотря на дикую боль и искры в глазах от нее же. Чувствуя незнакомое мужское дыхание где-то рядом с шеей, она отпиралась, теряя силы. Уже наплевав на ощутимые кровоподтеки, оставленные им, Дурсль таки дала слабый отпор, но тут же услышала посторонний, однако, знакомый голос. Пульс участился. - Не смей ее трогать! – гаркнул Ноубл, и Эстес Кэрроу тут же оставил девушку. Быстро сбежав из коридора, он оставил их двоих. Хэйв быстро подошел к ней, и, взглянув на ее шею, увидел пару следов друга. – Я убью его… - С чего бы это? – с дрожью в голосе поинтересовалась Джи, скатываясь по стене вниз, и все еще пребывая в съеженном состоянии. Хэйв запоздало понял, что она напугана. Опустившись на колени, обнял Джемму, ощущая, как дрожит все ее тело. Это было слишком. Все, что происходило с ней с начала этого года. Джем слишком долго терпела. Продолжала и сейчас, стуча зубами от боли, но пытаясь бормотать заклинания, чтобы снять ее. Заметив это, Ноубл, достал палочку из рукава джемпера, и еле заметно постукивая по ушибленному месту, сделал все, что нужно, не произнеся ни слова. Все это время Дурсль, молча, прижималась к нему, прикрыв глаза, и размеренно вдыхая его собственный запах. Опустив глаза, Хэйв наткнулся на ее взгляд, и тут же отпрянул – его, будто пронзило током. Ноубл ужаснулся собственным мыслям, понимая, что в его жизни появился человек, на которого ему действительно не плевать. Совершенно посторонний. Не друг. Не семья. Просто извне. Ее хотелось защитить от всего мира, и от самого себя, чтобы наверняка не обидеть еще больше, и не задеть. Самого себя…надо было уходить, но Джи так и повисла на нем, и естественно, сейчас не отпустила бы, потому что все еще боялась. Первый раз так сильно. Хэйвуд понимал это, и, прочистив горло, все-таки выговорил: - Я скажу Эстесу и Гойлу, чтобы не смели тебя трогать. Больше не бойся. Она с трудом отлепилась от него, не понимая, что с ней происходит, и почему все так. Его руки замерли на ее щеках (девушка даже не заметила, как они там оказались), и Хэйв осторожно чмокнул ее в губы. Парень, уже по привычке, захватил ее нижнюю губу зубами, и, дождавшись, пока девушка приоткроет рот (хотелось шикнуть на него), скользнул языком внутрь. Сердце ухнуло вниз живота, принимаясь выстукивать сумасшедшие ритмы. Но очнувшись (опять – закатила про себя глаза Джемма), он разлепил поцелуй, однако, оставаясь лбом к ее лбу. - Мне лучше уйти – не хочу ждать, пока ты прогонишь меня в очередной раз, - вырвалось у нее, сквозь тяжелый вздох. Где-то внутри болезненно сжалось. - Джи, я не могу по-другому. Я не знаю, что мне делать. Такого никогда не было, - вставая с колен, и за запястья поднимая ее за собой, проговорил слизеринец. – Пойдем. - Спасибо, я сама, - качнула головой пуффендуйка, понимая, что больше такой внутренней борьбы просто не выдержит. - Нет, пока я с ними не поговорю, сама ты ходить не будешь, - возразил он, накидывая на нее свою мантию. - Ладно, пусть так, - ей надоело возражать и сопротивляться сегодня. Они пошли тайными ходами, чтобы не наткнуться на вездесущего Филча или миссис Норрис, не возобновляя разговор. Оба осознавали всю отчаянность своего положения, полнейшую неразбериху внутри, и потому, сейчас он был бы бессмыслен. Но дойдя до Общей гостиной Пуффендуя, Джемма обернулась, и, глядя на него, произнесла: - Почему я? Почему так получается? Я же не хотела всего этого. Ты же отвратительный. Я же тебя ненавидела…. Ты же сделал столько плохого всем…. Я не понимаю… - Я сам не понимаю, - покачал парень головой, пребывая в такой же растерянности. Она прижала ладони к щекам, и закачала головой, переходя с голоса на шепот: - Что мне делать? Что делать… Хэйвуд не знал, что ответить. Просто понимал, что не простит себе, если навредит ей хоть как-то или через кого-то. Если еще раз сорвется. Это снедало изнутри. Но пусть лучше его, чем кого-то. Не говоря ни слова, он прижал девушку к себе, и ему показалось, что дышать стало немного легче. Почувствовал, как она гладит его по волосам, плечам, спине, и начал успокаиваться. Впервые за всю жизнь, не считая присутствия в ней друзей, парень был не один. Это нравилось. И пугало. Заставляя разлепить объятия, и даже слегка оттолкнуть: - Нет, я так не могу, - он отчаянно зажмурился, пытаясь прогнать от себя ее образ, запах, вызванные ею чувства, и вскрикивая: – Не смей любить меня, Джемма Дурсль, я чудовище! Круто развернувшись на подошве обуви, он ускоренным шагом покинул ее, случайно прихватив и свою мантию, хоть и не собирался. Джем осталась одна. Сев на пол возле своей гостиной, подперев спиной дверь, девушка вспомнила слова Мелани Стентфорд, а потом и Мари Ноубл. Сейчас она отлично поняла обеих. Стало горько.