porte du coeur

Принц Агнарр потерял счёт времени. На первых порах его не покидало ощущение приближающейся смерти. Вокруг было темно, и он только и делал, что плутал по бесконечной пустоте, обволакивающей со всех сторон и подталкивающей к бездне. Лишь иногда виднелись проблески зелёного цвета, напоминавшие макушки деревьев в лесу, а порою, в те редкие минуты, когда он мог разлепить глаза и сосредоточиться, то видел девочку. Он не мог разглядеть черты ее лица, все смазывались, но отчего-то запомнил, что ладони у нее были теплые, что пахло от нее цветами и в каштановых завитках спутанных волос застряли, судя по всему, листья. Почудилась ли она ему, была ли на самом деле? Или же разыгралась его фантазия, одурманенная лихорадкой? А то и вовсе обманул таинственный дух леса? Агнарр не знал, но пытался разгадать собственную загадку. Однако, когда сон и блуждание по кругу прервались, он проснулся и увидел родные стены лазарета. Никакой незнакомой девочки рядом не оказалось, и Агнарр, ещё чувствовавший слабость, постепенно и вовсе перестал думать о ней. Из рассказа лекарей он выяснил, что на фоне потрясений переболел чем-то, напоминавшим обычный грипп. Говорили, что он часто бредил и говорил во сне, поэтому предстояло ещё недолго соблюдать постельный режим. Агнарру не разрешали покидать больничное крыло до тех пор, пока он окончательно не восстановился и окреп. Ему было очень скучно проводить время в четырех стенах, где терзаемый разного рода размышлениями и опасениями, он впервые остро ощутил тяжесть короны, что стремительно опустилась на его голову. Принцу было противно весь день лежать в кровать. Он все думал, о том, что необходимо как можно скорее встать на ноги. Ведь королевские советники и наставники, окружившие его, как только он стал чаще приходить в себя, были очень обеспокоены обстановкой, творящийся в Эренделле. Старый и опытный король мертв, а нынешний наследник был ещё юн, только-только начинал вкушать плоды жизни. Они то и дело причитали, сетуя на нелегкую долю, которой они обязаны благодаря дикарям, не желавшим принять жест доброй воли. Агнарр слушал их речи, но чувствовал себя растерянно. Если с учителями он проводил много времени, то советники пробуждали в нем чувство опасения. Он не знал, кому из них можно доверять и у кого просить совета в трудную минуту. Отец часто твердил ему, что нельзя полагаться на других, что власть требует полной отдачи и трезвого рассудка, который сохранить в силах лишь истинный король. Но подходил ли на эту роль Агнарр? Раньше он часто представлял, что когда вырастет и отец передаст ему права на престол, он станет правителем, который будет руководствоваться исключительно чувством справедливости. Что он будет добрее отца и куда внимательнее к нуждам народа. Сейчас же Агнарр на собственной шкуре ощутил, что все это были лишь наивные детские мечты, что в реальной жизни недостаточно громких слов и душевных качеств, которыми Агнарр не был обделен. Нужно действовать, учиться и развиваться. И если он не справится с этой первостепенной задачей, то подведет всех и омрачит память своих родителей. До роковых дней в Зачарованном лесу Агнарра готовили к тому, что когда-нибудь он получит корону и возьмёт бразды правления в свои руки. Но сейчас все происходило столь стремительно и неожиданно, что он толком не понимал, как себя вести и что чувствовать. Его отец был сложным человеком и довольно-таки сдержанным даже по отношению к своему единственному сыну, но Агнарр все равно тяжело переживал его гибель. В конце концов, родителей не выбирали, и он был привязан к Рунарду. В сердцах принц особо тяжело скорбел по лейтенанту Маттиасу, который был его главным наставником по военному делу и по совместительству хорошим другом. Пожалуй, за исключением учителя истории, почтенного старца с длинной седой бородой, Рагмира, именно Маттиасу принц доверял свои тайны и прибегал за советом в те моменты, когда опасался, что отец сочтет его глупым ребенком и попросит не отвлекать от важных государственных вопросов. Но Маттиас погиб, а добрый Рагмир при всей широте взглядов и недюжинному уму, все-таки не до конца понимал будущего короля, и не перестав читать ему сказки, считал, что в них можно найти куда больше правды, чем в длинных свитках и трактатах. Агнарр отчетливо представлял, что на его плечи теперь ложилась большая ответственность. Да, пока он не достигнет совершеннолетия, фактически замещать его роль будет регент, которого изберёт совет в ближайший месяц, однако за шесть лет он должен доказать, что достоин права на трон. — Я думаю, на сегодня, ваше величество, можно закончить урок, — произнес Рагмир, отвлекая будущего короля от размышлений. — Мы прошли очень много, и теперь вы без особого труда знаете в деталях о положении наших дальних земель. — Но я бы хотел ещё позаниматься, Рагмир, — запротестовал Агнарр, однако старик лишь покачал головой, пододвигая ему вазочку с конфетами и улыбаясь. — Нельзя переусердствовать, — говорил Рагмир, протягивая ему любимое лакомство. — До моего урока вам преподавали арифметику и ведение светских переговоров. Лучше отдохните перед следующим занятием. У вас, кажется, бальные танцы? — Я бы лучше остался здесь, — невесело отозвался Агнарр, вытаскивая одну из конфет. Он не любил бальные танцы, всегда чувствовал некую неловкость и скованность. Агнарр искренне не понимал, почему советники решили, что он должен учиться танцевать, но в то же время отстранили его от тренировок по фехтованию и верховой езде, объясняя свой выбор тем, что их принц ещё не до конца окреп после случившегося. Агнарр развернул конфету, лишь когда оказался в своих покоях. Он присел на подоконнике. Принц было очень одиноко, он с тоской смотрел на опустевший двор и лишь вкус шоколада, таящий на языке, поддерживал остатки некогда хорошего настроения. С некоторых пор Агнарр перестал любить находиться в покоях, здесь он все чаще и чаще задумывался о том, что ему абсолютно не с кем поговорить по душам. Время игр и детских забав, которых в его жизни и без того было мало, окончательно закончилось и в свободные от занятий часы Агнарр с тоской и неким азартом смотрел за простыми мальчишками, что работали на кухне и в конюшне. Они гоняли по задворкам дворца, играли в рыцарей, лазили по деревьям, собирали каштаны и были по-настоящему счастливы. Наследного принца снова посетили столь невесёлые мысли, и он почувствовал, как внутри что-то кольнуло. Не должен он так вести себя! Агнарр раздражённо одернул закатанный рукав рубашки и вернулся к столу, разложил карту и принялся повторять изученное. Ему предстояло на отлично разбираться в преимуществах местоположения Эренделла, территориях, с которыми королевство граничило с другими государствами. Нужно было узнать больше о соседях, с которыми они вели торговлю, предлагали рабочие услуги и прочие важные вопросы. От бесчисленного потока сведений голова шла кругом. Агнарр поймал себя на мысли, что на протяжении пяти минут смотрел в одну точку, обозначавшую на карте реку, и свернул её. До последнего и самого нелюбимого занятия оставалось целых полчаса, и принц, не придумав, чем можно было занять себя в оставшееся время, решил последовать советам Рагмира. Только отдохнуть от учебы он намеревался своим особым способом и поэтому, нарушив запрет, отправился на конюшню... Он незаметно пробрался до конюшни и быстро забежал внутрь, стараясь не привлекать внимания. Но, к счастью, никого из знакомых слуг не оказалось поблизости. Агнарр остановился возле стойла, за которым его поприветствовал бодрым ржанием сэр Глестон. Принц помнил его ещё жеребенком. Его подарили Агнарру во время визита одного из послов, который особо дружен был с его отцом и решил порадовать юного принца. Увидев хозяина, конь явно обрадовался ничуть не меньше и ткнулся носом в протянутую ладонь. — Я тоже скучал, дружок, — сказал Агнарр, проверяя условия, в которых находились остальные животные. Заметив, что ведерко с водой у Глестона почти опустело, Агнарр быстро вышел во двор к колодцу и исправил это недоразумение. — Ну, как ты здесь? Что было нового? — он достал из кармана сахар и любезно поделился им с животным. Глестон снова заржал, когда Агнарр погладил его по голове. В этот момент послышались шаги, а потом странный звук, словно что-то упало. Агнарр стремительно обернулся и увидел мальчика. Тот, скорее всего, был его ровесником. Худощавый, с темно-русыми волосами и веснушками, которые распространились по всему лицу. Увидев принца, он почему-то уронил ведерко с водой и неловко поклонился. — В-ваше высочество, ой, то есть я хотел сказать, величество, — сконфузившись окончательно, пробормотал он, — Мне не говорили, что вы придете... Я не отлыниваю от работы, честно! Я всего на минуточку оставил лошадей... Агнарр не понимал половины из того, что говорил незнакомый ему слуга. Он так сильно тараторил, что иногда и вовсе путал слова, переставляя буквы. — Не беспокойся, я здесь не для того, чтобы ругать тебя, — сказал Агнарр, дружелюбно улыбаясь. — По правде говоря, было бы лучше, если бы вообще никто не узнал о моем появление в конюшне, понимаешь? — тут Агнарр подумал, что неправильно обращаться к слуге, не зная его имени, — Как твое имя, напомни? — Жак, ваше величество, — мальчик снова поклонился. — Что-нибудь ещё прикажете? — Нет-нет, — мягко сказал Агнарр, жестом намекая, чтобы Жак перестал кланяться. — Скорее, я попрошу у тебя об ещё одной услуге, Жак. — Я готов исполнить все, что скажите, — с энтузиазмом отозвался тот. — Я не уверен, что у меня получится незаметно пробраться сюда снова, — начал объяснять Агнарр, и Жак с особым вниманием принялся его слушать. — Но хотел бы, чтобы ты подготовил сэра Глестона, — принц указал рукой к стойлу с любимым конем, — к часам шести. Справишься, Жак? — Конечно, я вас не подведу! — сказал Жак, снова собираясь поклониться, но заметив взгляд Агнарра, передумал. Напоследок Агнарр улыбнулся новому знакомому и поспешил вернуться в замок. У него в запасе осталось буквально десять минут и нужно было поторопиться. В первые дни Идуна никак не могла привыкнуть к жизни в Эренделле. Все напоминало странный сон, из которого нельзя было выбраться. Идуна просыпалась и, открывая глаза, сразу же печально оглядывала комнату, которая так и не смогла стать для нее родной. Дни утратили своей живости, стали бесцветными и похожими друг на друга. Девочка скучала по лесу, а городские улицы и нравы не могли заменить той свободы, которую она испытывала всякий раз, когда бродила по тропинкам, набирала воду в реке и сидела вместе со своим поселением у костра, предсказывая по звёздам, будет ли новый год урожайным или же, наоборот, принесет им убытки. Старая Клио когда-то давно напророчила Идуне счастливую судьбу, что в один прекрасный миг все в её жизни изменится до неузнаваемости. Идуна, любящая приключения, очень ждала, когда же наконец-то сбудется предсказание и вот, когда оно исполнилось, захотелось повернуть время вспять. После переселения в Эренделл девочка засомневалась во всем. Она чувствовала себя одинокой, птицей, которую хотят посадить в клетку. Даже когда умерла ее бабушка, она не испытывала столь щемящей боли. Потому что здесь она была по-настоящему чужой. До сих пор не верилось, что она никогда не вернётся в Зачарованный лес. Но ещё больше в голове не укладывается то, что один из солдат — вернее, Джон — пощадил ее. Когда Идуна впервые ступила на чужую землю и смиренно отправилась следом за ним, то ожидала, что тот приведет ее в темницу. Его внешняя наружность почему-то показалась ей отталкивающей и грубой. Невольно Идуна стала искать в его чертах проявление злого умысла. Он тоже был уставшим, но девочка следила за каждым его движением. Однако Джон сильно удивил её: он повел ее даже не в замок, а вглубь Эренделла к одному из городских домов, растянувшегося вдоль улицы рядом с цветочным прилавком. Идуна замешкалась, и он осторожно подтолкнул её вперед, игнорируя очевидные вопросы. Дверь отворилась практически сразу и на пороге появилась миловидная женщина, средних лет. Увидев Джона, та сначала обрадовалась и гостеприимно распахнула дверь шире, пропуская неожиданных посетителей внутрь. Они вошли в дом, и Идуна, сев за один стол с ними, томительно озиралась по сторонам. Бежать было глупо, но в то же время она почувствовала странное спокойствие. В жилище у незнакомой женщины было уютно, пахло чем-то яблочным, и сама она не была похожа на грозную, злую. От неё веяло простотой и радушием. Женщина говорила с солдатом, не переставая спрашивать про какого-то Маттиаса. Сначала Джон ловко уходил от темы, но когда отговорки иссякли, открыл горькую правду, о которой его собеседница, скорее всего, давно догадалась, но старалась утешить себя. Вдруг судорога пронзила ее лицо. Идуна решила, что она вот-вот расплачется, но женщина продолжала держаться из последних сил, а после ушла, по-видимому, на кухню. Джон, старавшийся не замечать Идуну, наконец-то соизволил прояснить ситуацию. — Как тебя зовут, девочка? — снова спросил он, чуть нахмурив свои кустистые брови. — Идуна, — нехотя отозвалась девочка. Какое ему дело до её имени, которое она назвала сразу же, как он заставил её выйти из кареты? Зачем он привел её сюда? — Я предполагал, что принцу помогли, — задумчиво продолжал Джон, — и это сделала ты. Я не могу вернуть тебя домой, но выплачу долг сполна. Эта женщина — Халима, — он указал рукой в сторону двери, где вновь появилась хозяйка дома. — Она поможет тебе, даст кров и найдет подходящее занятие. — Но я хочу домой! — вырвалось у Идуны. Она была не согласна с тем, что солдат все решил за неё. — Я не могу оставаться здесь. Мне не нужна помощь. Я доберусь до Зачарованного леса сама. — Не думаю, что у тебя есть выбор, — невесело отозвался Джон, а после покинул дом. — Ты сильно отличаешься от местных жителей, и едва ты появишься на улице, найдутся добрые люди, которые приметят в тебе жительницу лесов. Думаешь, они промолчат? Если о тебе станет известно, ты попадешь в темницу. — Выбор есть всегда, — Идуна разозлилась ещё больше. — Это вы лишаете меня его. Хотите оплатить долг, помогите убраться отсюда. — Исключено. Я не нянька, — строже заговорил Джон. — У меня и без тебя полно дел, уже завтра меня отправляют на наши границы. Если хочешь безрассудно поступать, то вперед. Но за свои ошибки будешь расплачиваться сама. — Джон, зачем же ты так грубо? — Халима вклинилась их разговор. — Чувства девочки можно понять, она лишилась дома, а ты... — Не она одна лишилась дома, — прервал её Джон. — Я не обязан возиться с ней. Мог бы отправить в темницу, но — дурья моя голова — взялся помогать. — Так помогайте добросовестно! — вырвалось у Идуны. — А не так, словно вы оказываете мне неоценимую услугу. — А ты бойкая малышка, — усмехнувшись, произнесла Халима и ласково погладила Идуну по голове, вынимая из волос несколько листьев. — Джон, ты не мог бы оставить нас на несколько минут? Тот что-то недовольно пробурчал в ответ, но исполнил просьбу. Переговорив с глазу на глаз, Халима более-менее смогла убедить Идуну в правильности слов Джона. Она уверяла девочку в том, что та сможет привыкнуть к жизни в городе, а она в свою очередь поможет ей всем, чем сможет. Джон, довольный результатом, даже не удосужился попрощаться с Идуной, однако Халима вновь попыталась оправдать поведение солдата в глазах жительницы зачарованного леса. — Возможно, он грубый, но очень надежный человек, — шепнула Халима, расчесывая спутавшиеся волосы Идуны. — Вот вернется, и вы с ним подружитесь. — Вряд ли, — Идуна замотала головой. Она перестала злиться на солдата, но в то же время не горела желанием встретить его вновь. Халима покачала головой и рассмеялась, а после угостила её вкусным пирогом. Прошло несколько недель, и Идуна успела привязаться к этой женщине. Халима оказалась очень милой, она была веселой и добродушной, и если бы не она, то Идуна непременно попыталась бы сбежать, но с каждым днём она замечала, как одинокая женщина, недавно потерявшая любимого человека, начинала относиться к ней по-родственному, и поэтому идея о возвращении домой отдалялась от Идуны, превращаясь в несбыточную мечту. Идуна щадила чувства бедной женщины, которая открыла для неё свое сердце. Халима обучала ее местным правилам, в частности тем, которые распространялись на дворцовых слуг. Сама женщина неплохо разбиралась в целительстве и по совместительству заведовала оранжереей замка. Идуна, по легенде являлась ее дальней родственницей, чьи родители отослали ее в надежде найти место при дворе. Сначала к девочке, так плохо разбиравшейся в нормах этикета и привыкшей вести себя свободно, относились с неким пренебрежением. Некоторых слуг и знакомых Халимы и вовсе удивляли её порывы свободно высказывать свои мысли. Идуна же пыталась не пускать в ход понятные только ей одной слова и не упоминала духов. Конечно, со стороны она могла показаться впечатлительной девчушкой, приехавшей из глухой деревни, где верить в разные суеверия, вроде магии, в порядке вещей. Но Халима все же настоятельно просила не упоминать не про каких духов леса и не рассказывать о разных приметах другим детям, служащим в замке. Халима пыталась обучить Идуну тому, что сама умела, и та старалась запомнить все, о чем говорила её наставница и добросовестно выполнять работу. Начинать, конечно же, пришлось с самых низов. Часто Идуна занималась уборкой и порою, моя пол длинного коридора, натыкалась на своих ровесниц, фрейлин, которые с высока смотрели на неё. С ними разговаривать не позволял её статус, но Идуна и не горела желанием общаться со столь высокомерными девицами и предпочитала общество забавной круглолицей девочки с кухни, которую звали Анук. Она была темноволосая и постоянно влипала в неприятности из-за того, что отвлекалась и не следовала точным указанием старой поварихи. Анук была той ещё болтушкой, и Идуне нравилось заглядывать к ней. Ещё она подружилась со старым конюхом и его помощником Жаком, немного неуклюжим, но добродушным мальчишкой, который часто прибегал на кухню. Постепенно жизнь Идуны все-таки налаживалась, и она пыталась не хандрить из-за пустяков. Правда скучные и чересчур длинные платья, которые она вынуждена была носить, порою навевали на нее тоску. В них Идуне не хватало движения, и один раз с ней приключилась неприятная оказия. Закончив работу раньше положенного срока, она вызвалась вместе с Анук отправиться на рынок. Девочки, закупившись всем необходимым, чинно прогуливались по площади и болтали. За разговором они не заметили, как забрели до окраины, где раскинулись поля. Одинокое дерево возвышалось среди травяного моря, и Идуна, не удержавшись, побежала туда. Она страсть как любила лазить по деревьям, и вот сейчас могла вспомнить былую забаву. Анук назвала её сумасшедшей, но последовала за ней. — Идуна, куда же ты? Ты упадешь! — обеспокоенно ахнула подружка, а Идуна лишь покачала головой и весело вскарабкалась наверх. Забралась Идуна быстро, и её взору открылся великолепный вид на окрестности. Она видела гладь озера и далекие макушки сосен, воображая, что те произрастали в её родном Зачарованном лесу. Так Идуна просидела несколько минут, но когда настало время спускаться, она зацепилась подолом за небольшой сук и порвала юбку. — А я говорила тебе, что ничем хорошим это не закончится, — укоризненно и немного обиженно сказала ей Анук. — Ты же не мальчишка. — Я же не упала, всего лишь порвала платье, — ничуть не расстроившись, пожала плечами Идуна. Её хорошее настроение ничто не могло испортить. Халима Идуну ничуть не ругала, но узнав о причине испорченного платья, все-таки сказала, что той не стоит повторять проделанный опыт. Идуна не стала ничего обещать, решив, что о некоторых вещах её наставнице не стоило знать. К своему удивлению, Идуна нечасто вспомнила о принце. Ей, разумеется, на первых порах было любопытно, оправился ли он от своего недуга или нет, но как только Халима поведала ей, что с наследником престола все благополучно, Идуна перестала интересоваться им. Работа и общение с друзьями вытесняли воспоминания о пережитом. Или, быть может, все заключалось в том, что принц напоминал ей о том, что она предпочла помогать незнакомцу, а не своему народу. И эта мысль мучила её. Но один раз их пути снова пересеклись благодаря воле непредсказуемой судьбы. Анук позвала Идуну на конюшню, чтобы пригласить Жака на кухню, где для прислуги приготовили земляничное печенье. Когда они оказались на месте, то мимо них прошел больно знакомый светловолосый мальчик. Идуна сразу признала в нем принца, невзирая на простую одежду. Он вел лошадь обратно в конюшню, на прощание гладил её по гриве и что-то приветливо говорил Жаку. Маленький конюх по привычке тараторил и краснел. Когда принц прошел мимо них, Идуна осмелилась посмотреть прямо на него, слыша стук собственного сердца, и их взгляды пересеклись. Безмятежность и радость отразились в зеленых глазах мальчика, и он, дернув уголками губ вверх, поспешил удалиться, махнув рукой Жаку. Идуна разочаровано вздохнула: выходит, он совсем забыл, а то и вовсе не помнил о той, кто помогла ему. — А кто это был, Жак? — оживленно поинтересовалась Анук. — Я его раньше здесь не видела, но лицо больно знакомое. — Да, так никто, — произнес Жак, почесав затылок. — Один из... то есть, я хочу сказать, вроде бы его отец один из капитанов нашей армии, вот он договорился, чтобы сын его ездил верхом. Анук, судя по всему, ответ маленького конюха устроил, и лишь одна Идуна знала, что в нем скрывалась лишь малая доля правды.