***
На следующий вечер заехал Пригов: — Привет, Борис! Держи пирог и ставь чайник. — Сразу видно, что начальник мыслит оригинально, — улыбнулся Боря. — С брусникой пирог. А то наши вчера две штуки с яблоками и корицей притащили... — Ребята приходили? — Багира, Батя, потом ещё Кот подтянулся. Рассказал, кстати, что сборная страны по водному поло жаждет заполучить в свои ряды одного генерал-майора. Пригов усмехнулся: — Ну да, особенно учитывая тот факт, что этот самый генерал-майор и плавает-то еле-еле... — Зато как мяч бросает! Какой чай заварить — чёрный, зелёный? — Да всё равно, любой подойдёт. Как настроение, Бизон? — Вроде в порядке. Во всяком случае оно уже ровное, трясти меня, кажется, перестало. — Ну и отлично! Вчерашние разговоры за пирогами помогли? — И они тоже. Но больше — Рита. — Что сказала? — По морде надавала, — смущённо признался Боря. — Ну, и сказала, конечно, — всё, что обо мне думает. Довольно жёстко получилось. В общем, вправила мозги. — Опасная женщина! — засмеялся Пригов. — Мне, к счастью, по морде не перепало, но нарычать на меня несколько раз за эти дни Багира успела — точно как пантера. — По поводу? — На повод в зеркале полюбуйся. Переживает она за тебя. Да все мы переживаем — Батя, Кот, девчонки... Даже Физик, хоть ты ему и врезал ни за что. — Я знаю, Владимир Викторович. С Физиком ещё надо как-то помириться. И с Олесей. Ох... — Просто извиниться попробуй для начала — вдруг поможет? — Кто бы мне это советовал... — хмыкнул Бизон. — Ну, да, есть у меня такой минус, — ворчливо заметил Пригов. — Должны же быть у человека недостатки. Хотя бы для того, чтобы вам было над чем зубоскалить: генерал-майор слова «извини» не знает, уколов боится... Над чем вы там ещё ржёте?***
Борис посерьёзнел: — Насчёт уколов... Мне Иваныч рассказал — про плен и про уколы эти. Владимир Викторович, как ты это выдержал? — Я ленинградец, Боря. Маме 32 было, отцу — 34, когда я родился. Они подростками блокаду пережили. Голод, холод, бомбёжки. И учились, и на крышах дежурили, и даже во Дворец пионеров ходили — в библиотеку, несмотря ни на что. Если они такое смогли выдержать... Знаешь, это всё ведь никуда не девается и в нас остаётся. Не имел я права сломаться. А если технически... Сквозь зубы стихи читал, чтобы отвлечься от боли. — Какие? — Да разные. Например, Пушкина: «Не пропадёт ваш скорбный труд и дум высокое стремленье...» Или «Евгения Онегина». — Что, весь роман? — Ну да. В школе выучил. Была у нас учительница литературы Александра Павловна — строгая ужасно. Однажды она нам сказала: «Каждый интеллигентный человек должен знать наизусть не менее ста пятидесяти стихотворений». Ну, мы этот вызов приняли — собирались на литературные вечера и читали выученные стихи. И как-то после очередного вечера Александра Павловна попросила меня задержаться. «Вы, Володя, меня удивляете, — говорит. — Вроде бы начитанный юноша, но я от Вас ни разу не слышала стихи Пушкина. Как же можно — без Пушкина?» Ну, я и пообещал ей, что выучу всего «Онегина». Пригодилось — как раз хватало, пока действие укола не заканчивалось. Так что, Бизон, поэзия — дело такое... Спасает в прямом и переносном смысле.