Дженк Карачай?

Десять дней были для Дженка словно вечность. В тот день он ушёл, слыша, как она рухнула на пол, рыдая, но не осмеливаясь остановиться и вернуться к ней, к его Джемре. Тогда он быстрым шагом покинул особняк, быстро заводя малышку и угоняя прочь, стараясь ехать как можно быстрее. Стараясь отогнать видения рыдающей жены в его объятиях. Стараясь забыть оглушительный крик. Сейчас он сидит, как и предыдущие девять дней, у холодной белой стены, прислоняясь к ней спиной и наблюдая за двором, который был его домом много лет, за крыльцом, которое проклинал. Пристройка за его спиной всегда предназначалась для слуг, он никогда даже и не заходил туда, не считая тот случай, когда услышал из уст Джемре: «моё сердце никогда не будет биться ради этого избалованного парня». В последнее время он много думал о том дне, думал и понимал, что именно в тот момент его сердце щёлкнуло и выбрало её. Выбрало, сказав хозяину: «Ты либо будешь любить её вечно, либо умрёшь с мыслями о любви к ней. И будешь любить дальше, если есть путь после, любить больше, чем любил при жизни.» Дженк уходил отсюда лишь пару раз, после долгих уговоров Дамлы. В остальное время к нему приходили родители, мать рыдала у его ног, прося очнуться и перестать играть в эти игры. Шениз просила сына не любить, умоляла его забыть, заклинала, чтобы он начал с ней разговаривать. Но он так и не сказал матери ни слова за все девять дней. Отец, который хотел услышать причину того, почему он не сказал раньше, почему позволил Недиму взять ответственность за этого ребёнка, за Джерен. На это ему ответил и сам племянник, красноречивой фразой: «Потому что это мой ребёнок». — Почему ты называешь его своим? — задал в тот вечер вопрос Дженк, впервые заговорив за четыре дня. — Потому что это мой шанс, не твой. Твой шанс на лучшего человека не внутри моей жены, твой шанс сейчас в таком же состоянии, что и ты, только за твоей спиной, за этой стеной. — его голос был очень строг и спокоен, а взгляд был устремлён в комнату, где сейчас лежала Джемре. — Ты же любишь её. Или уже нет? Почему ты… — Я люблю её, Дженк, — перебил кузен, протягивая своему братцу стакан воды, который уже полчаса стоял на холодной земле. — Но не той любовью, о которой ты подумал. Она стала мои спасением и моей уверенностью, она стала моим другом. И я не смог сразу понять, что моя любовь другая, не мог понять, почему не могу представить, как идти с ней за руку. — Почему ты такой? После всего? После всего, что я сделал тебе? — вдруг задал вопрос шатен, принимая стакан и нервно сжимая в руках. — Потому, что мы семья. — Прости меня, брат. — со слезами на глазах прошептал парень, не отводя взгляда от кузена. — И ты прости меня. Прости за то, что затянул эту игру. Прости, что хотел мести тебе. Я хотел смерти тебе, прости меня, ради всего святого, останься моим братом после этого признания. — Я заслужил. Заслужил, Недим. — Нет, ты заслужил счастья. Спустя мгновение перед взглядом замаячила Джерен, принося Дженку плед и сожалением наблюдая за тем, как он лишь нервно крутит стакан с водой в руках, проливая воду из него на свои руки. Успело стемнеть, пока шатен крутил в своих руках батончик мюсли, который принесла сестра ещё сутки назад. Он сидел и наблюдал, как над Стамбулом начали сиять звёзды, словно лучики надежды, напоминая почему-то о родинках на плечах его возлюбленной. Загадочное притяжение заставило повернуть его голову, всматриваясь в темноту панорамного окна своей жены. И он замер. Впервые за десять дней он смог увидеть её в свете луны. Её вид вызывал у него ужас, тёмные круги проступили под глазами, сами ранее яркие и большие глаза, похожие на орешки, впали, скулы проявились ещё сильнее. А взгляд просил о помощи. Дженк был уверен, что и сам не выглядит лучше, но на себя ему было глубоко наплевать, какая разница как он будет выглядеть, если его жизнь — эта девушка, и сейчас она медленно ускользает из его рук? В лёгком свечении он заметил, как шатенка положила руку на стекло, мягко проводя по нему пальчиками. Карачай что-то шептала по ту сторону, и он больше не мог этого терпеть. Шатен встал и ушёл, вызывая у Джемре приступ безмолвной истерики, она застучала кулачками о стекло, пытаясь понять почему он снова бросает её, прямо сейчас. Но он бы ни за что не отвернулся бы от неё, ни тогда, ни сейчас, ни когда-либо. Дженк тихой рысью пробрался в комнату, стараясь не разбудить Сехер, которая первые дни отчитывала его, говорила убираться подальше и била полотенцем, а на шестой день просто пришла, прижимая его к своей материнской груди, и плача прошептала: «за что вы так с моим материнским сердцем». Сейчас он был настолько близко к ней за последнее время, что чувствовал напряжение и всю горечь, которую видела эта комната. Медленными шагами Дженк подошёл к ней, хватая за руку, сжатую в кулак и осторожно отпуская от стекла. — Не делай, — его осипший голос словно басом пронёсся по комнатке, наполняя её непонятным теплом и тревогой. — Почему ты не приходил? — резко спросила Джемре, разглядывая эту ночь, делая тоже самое, что и её муж ещё пару минут назад. Смотрела на звёздное небо. — Я был здесь всё это время, охранял твою боль и слёзы, — вдруг выдал Карачай, присаживаясь около неё и опираясь плечом на стекло. Джемре так и не убрала руку, а лишь разжала кулачок, слегка касаясь его пальцев и начиная плакать. — Я хочу тебя ненавидеть, — её голос был спокоен, но по щекам текли слёзы. — Я правда хочу тебя ненавидеть, Дженк. За всю эту боль, за весь ужас, что ты заставляешь нас пережить. Ты будешь отцом ребёнка моей сестры, а я буду по-прежнему здесь. Твоя жизнь будет идти дальше, а моя стоять в этом моменте, навсегда. Я могла бы соперничать с сестрой, бороться с ней, бороться со своими принципами, я бы могла бороться со всем миром ради нас. Но не с ребёнком, Дженк. — Джемре… — Я хочу ненавидеть тебя… — повторила девушке, сжимая его руку и наконец-то смотря в его лицо. — Ненавидь. — тихо проговорил шатен и чувствуя, как внутри снова всё рухнуло. — Я не могу, ни сейчас, ни когда-либо. — это было похоже больше не на разговор двух бывших возлюбленных, а на исповедь. — Почему? Я сделал эту ужасную вещь, почему у тебя нет отвращения ко мне? — вопрос прозвучал слишком грубо, но Карачай знал, что ему надо делать. — Потому что я люблю тебя, Дженк. — признание прозвучало очень тихо, но набатом отдалось в ушах, разбивая его план об скалы надежды. — Не можешь любить, обманываешь себя, я ужасен, Джемре. Я уродлив изнутри, неужели ты не понимаешь? Моя темнота съела меня, поглотила, я никогда не стану кем-то другим, — вторая попытка, попытка оттолкнуть её, попытка заставить отпустить. — Мне никогда и не нужен был другой, меня никогда не пугала твоя темнота, помнишь, я захотела стать частью этой тьмы? Я внутри. — с этими словами, она потянулась ручкой и тыкнула ему прямо в грудь, вызывая разряд по телу. — Я внутри, и там мой дом, дом, который я хочу ненавидеть. — Тебя там нет, — третья попытка, третья и последняя. Дженк схватил её руку, убирая от своей груди. — Тебя там больше нет. — Нас больше нет? — Нас больше нет. Джемре замерла, опускаясь обратно и вновь прислоняясь лбом к холодному стеклу, вновь рассматривая звёзды и всё ещё держа его руку, крутя обручальное кольцо на его пальце. И Дженк не осмелился встать и уйти. Он не хотел. Шатен желал лишь последнюю ночь рядом с ней, хотя бы вот так. Прошло уже много времени прежде, чем девушка повернула на него голову, с уверенностью разглядывая его лицо. — Ты лгун. — Что? — Ты пытаешься меня обмануть, оттолкнуть, верно? — хрипота в голосе выдавала тот факт, что она очень мало говорила в последнее время. — Нет, Джемре, я… — Вот! Снова это делаешь! — тыкнув пальцем в его сторону, она с подозрением смотрела, вызвав у Дженка смешок, сейчас ему это так напоминало прежнюю Джемре. — Прекрати, мы не чужие люди. Хотя мне… — Тебе хотелось бы ненавидеть меня. — Да, — грустно ответила Карачай, хватая ртом воздух. — Что мы будем делать? — вопрос, который волновал их обоих этой ясной звёздной ночью. — Разводиться, — обыденно проговорила Джемре, явно совершенно не жалея о своём решении. — Разводиться, чтобы начать сначала. В начале мы были неприятелями, думаю у нас получится это сделать. А дальше как судьба поведёт. Есть миллионы шансов, что мы будем вместе. Ровно столько, сколько звёзд этой ночью. — У нас с тобой жестокая любовь, — со смешком проговорил Дженк. Неужели эта девушка нашла в себе силы, нашла в себе столько любви, чтобы начать сначала? Неужели он заслуживает эту любовь? Нет. — Но она наша. — тепло отозвалась шатенка, — не думай, что я забыла про всё это. Но только рядом с тобой я нахожу силы двигаться дальше, только в тебе с нахожу утешение. — Однажды ты стала моим лучиком света в этой кромешной тьме… — А теперь ты мой лучик света, лучик силы, жизнь играет злые шутки с нами. Они замолчали, переваривая только что сказанное. Все слова имели смысл, но найдут ли они столько сил, чтобы перешагнуть все обиды и боль? Смогут ли они пронести этот груз через себя, позволят ли ему пасть на их плечи? В это утро, в этот прекрасный рассвет они оставили позади десять дней, оставили позади все мысли и обиды, оставили боль и дали себе шанс набрать кислорода в лёгкие. — И ты не права. — вдруг сказал Дженк, когда заметил, как начало светать. — Что? — удивлённо спросила Джемре, поворачивая на него голову. — Сначала мы были не неприятелями. — шатен почти промурлыкал это, чувствуя, как впервые за десять дней появилась надежда. — Сначала было это. С этими словами он взял её лицо в свои большие ладони, притягивая и накрывая её губы своими, чувствуя привкус крови от потрескавшейся кожи. Это было словно глотком прохладного воздуха, глотком их старого нового начала. Джемре отпрянула, замирая. — Психбольной. — со слабой улыбкой проговорила девушка, легонько стукая бывшего мужа кулачком в плечо. — Сумасшедший, мне так больше нравится, — Дженк засмеялся, подмигивая ей и привлекая в свои объятия, в которые она так охотно ворвалась.