***
— Подожди, — сказала Белль чуть-чуть грубоватым от многолетнего молчания голосом. Ее кроссовки хрустели поверх сухих, хрустящих листьев и веток, разбросанных по лесной подстилке, но шаги стали замедляться. Без сомнения, ее любопытство достигло пика, и на губах у нее зазвучали вопросы, на которые он пока не мог ответить. К тому же эта ее проклятая личность вряд ли поймет. — Нет, нет, мы уже очень близко, — бросил он через плечо, продолжая идти вперед. Они двинулись вверх по склону, отчего его больная нога яростно запротестовала, но он был полон решимости сделать то, зачем он сюда пришел. — Румпельштильцхен, постой, — снова раздался ее голос. На этот раз тон ее голоса был иной, намного более похожий на настоящую Белль. Ноги необъяснимо приросли к земле, он попытался осмыслить внезапное возвращение Белль ее истинных воспоминаний. Поток облегчения, удивления, страха, тревоги, возбуждения и любопытства захлестнул его. Но если Белль все вспомнила… То это могло означать только одно. Эмма Свон разрушила проклятие. Постепенно он развернулся и оказался лицом к лицу с Белль. На первый взгляд она все еще напоминала ту несчастную молодую женщину, сбежавшую из психушки. Но только на первый взгляд. Теперь ее взгляд был наполнен уверенностью, а подбородок высоко поднят. Она больше не смотрела на него так, словно не понимала, кто он. Он едва мог нормально дышать в ожидании ее реакции при виде него. — Я все помню, — в изумлении выдохнула она. Она сделала несколько осторожных шагов к нему, а на ее губах расцвела широкая улыбка. — Я люблю тебя. Три заветных слова, которые он когда-то так жаждал от нее услышать. Он должен был бы кинуться к ней, обнять и целовать ее до тех пор, пока мир не кончится. Ему следовало бы подхватить ее на руки, шепча ей на ухо о своей любви. Но когда его губы были готовы произнесли ответное: «Я тоже тебя люблю», что-то остановило его. Его горло будто сдавило, а сердце болезненно сжалось. Потому что это неправильно. Его голова пульсировала от мощного, пугающего осознания. Он не хотел отвечать на признание Белль… потому что это просто не было бы правдой. Что-то изменилось в нем за последние несколько месяцев. Слова были верные, но женщина, которой он хотел бы их сказать, была не та. Он двинулся дальше, воспоминания о Белль поблекли, а на их место пришли другие, наполненные золотом длинной гривы волос, в которые он с таким удовольствием зарывался пальцами, решительным зеленым огнем глаз, глядя в которые он забывал обо всем, и запахом корицы и свежести, который он вдыхал, целуя белую кожу, — эти воспоминания были горько-сладкими, но такими драгоценными для него. Кажется, его сердце окончательно и бесповоротно украла одна строптивая блондинка, и она вряд ли вернет его назад. Скорее раздавит своими изящными ручками, и он даже не будет ее за это винить, после всего того, что сделал. — Румпель… Ты меня слышишь? Я… — Да, да, я слышал, — перебил он ее резче, чем намеревался. Несмотря на всю свою храбрость, она вздрогнула. Это явно было не то воссоединение, которого она желала. Он проглотил комок, заранее сожалея о той боли, которую он сейчас ей причинит. — Я слышал, — уже мягче сказал он. — И мне очень жаль это говорить… но я… я больше не люблю тебя. Белль нахмурилась и непонимающе захлопала ресницами. Она явно с трудом понимала смысл его слов. Она думала, что они несчастные возлюбленные, которым суждено быть вместе до конца своих дней, если только трагедия не разлучит их. Именно этого она и хотела, ведь она столько об этом читала… и была уверена, что то, что с ними произошло, было как раз как в этих историях, и вот-вот должен был наступить счастливый конец… Но книжки — это не то же самое, что реальная жизнь, и порой любовь проходит… — Но… как? Почему?.. — растерянно лепетала она. Его обычно сдержанное выражение лица исказилось от горя и раскаяния. Он собирался разбить ей сердце во второй раз. Но притворство, что его любовь к ней осталась нетронутой, приведет лишь к еще большей трагедии. — Прости, Белль… Да, то, что было между нами когда-то, это… это было прекрасно. Мне жаль, если я причиняю тебе боль, но я чувствую, что если я позволю этому продолжиться, то могу потерять что-то гораздо ценнее. Так же, как я потерял тебя. Да, когда-то я любил тебя. Но это было так давно… и я больше не тот человек. Я всегда буду дорожить тобой, и ты всегда будешь иметь место в моем сердце, но… — Ты влюблен в кого-то другого, — тихо закончила она. Это не было похоже на горькое обвинение, вызванное презрением. Это звучало как факт, взятый из одной из ее книг. — А как же истинная любовь? — Истинная любовь? — спросил он. — Я не думаю, что у нас была истинная любовь, Белль. Возможно… мы с тобой были просто очарованы тем, что может быть, а не тем, что есть на самом деле. Вместо того чтобы разрыдаться от нахлынувших чувств, на которые Белль имела полное право после его неожиданного отказа, она просто подошла к нему и обняла. От ее объятий у него не забилось сердце, а от ее прикосновений не затряслись руки, в нем это не вызвало ровным счетом ни-че-го. Затем она отошла от него и сказала: — Румпель… Ты действительно думаешь, что я обиделась бы на тебя за то, что у тебя хватило смелости найти свое счастье? После стольких лет ожидания и скорби? Ты глупый человек. Возможно, сейчас мне и больно, но мои раны заживут. Пока ты счастлив, я тоже буду счастлива, — ласково заверила она его. — Я надеюсь, что та, что завладела твоим сердцем, будет ценить его и всегда будет заботиться о тебе. После чего, убрав руку, она наклонилась и оставила целомудренный поцелуй на его щеке, как знак своего прощания с ним. Он благодарно улыбнулся ей и немного печально сказал: — Спасибо за понимание, хотя, боюсь, с последним ты ошибаешься, я ее очень обидел, и теперь она вряд ли меня простит. Белль отстранилась от него и вытерла глаза. — Не торопись с выводами, возможно, еще не все потеряно? Главное — не теряй надежду, Румпель, — обнадеживающе сказала она. — Ну… теперь… теперь, я думаю, мне нужно идти, я должна найти своего отца, и… Он только кивнул, и она, одарив его последним прощальным взглядом, пошла обратно вниз по тропинке, по которой они пришли. А он продолжил свой путь вверх по склону к тому месту, где стоял древний колодец, в котором текли живые воды озера Ностос. Когда он наконец добрался до него и вытянул руку с эликсиром над кажущейся вечной темнотой колодца, его сердце взволнованно забилось. Затем он бросил его, желая, чтобы ему вернули то, что он потерял. Его магию.Глава 40. Падение проклятия и прощание с прошлым
21 января 2020 г. в 07:26
Когда они добрались до больницы, доктор Вэйл и мать-настоятельница вышли им навстречу с мрачным видом. Желудок Эммы сжался, когда она увидела этот взгляд. Слезы щипали ее глаза в ожидании того, что они сейчас скажут.
— Мы сделали все, что могли, — объявил доктор Вэйл с искренним извиняющимся видом.
— Мне очень жаль, — добавила настоятельница с легким блеском в глазах, — но вы опоздали.
Эмма ошеломленно смотрела на них, не желая верить тому, что они говорили. Это не могло быть правдой. Это было нечестно. Только не Генри…
Все было кончено. Случилось самое худшее.
Все, что она делала сегодня ночью: поверила в проклятие, сражалась с драконом… все было напрасно. А Генри был… он…
Эмма даже не взглянула на Реджину, чтобы посмотреть, как та справляется с новостями. Она была слишком поглощена своим горем, чтобы обращать на нее внимание.
С застывшим и оцепеневшим от горя разумом она каким-то образом умудрилась пройти мимо доктора и настоятельницы в больничную палату Генри. Там была медсестра, которая отсоединила все провода и трубки, подсоединенные к нему: в них больше не было необходимости. Теперь уже ничто из того, что делали эти провода или трубки, не могло спасти его.
Его больше нет…
Он лежал на больничной койке совершенно неподвижно, как и тогда, когда она ушла от него всего несколько часов назад. О, он выглядел таким маленьким и бледным. У нее сжалось сердце, но она не могла отвести от него глаз. Занавески над его головой закрывали светлеющее небо, бросая в комнату тусклые тени.
— Генри, — сквозь слезы простонала она.
Она протянула руку, чтобы убрать неухоженные пряди волос с его закрытых глаз. Ее колени подогнулись, когда она поняла, что никогда больше не увидит этот не по годам развитый ум, сверкающий в его карих глазах.
«Генри, я никогда не думала говорить тебе это, но я должна была сказать это давным-давно. Ты был самым лучшим, что когда-либо случалось со мной. Я нуждаюсь в тебе».
— Я люблю тебя, Генри, — прошептала она. Наклонив голову, она нежно коснулась губами его лба, чтобы поцеловать сына на прощание.
В ту же секунду, как ее губы коснулись его ледяной кожи, по комнате пронеслась волна энергии. На мгновение показалось, что все вокруг стало ярче. Сила буквально пульсировала вокруг Эммы, сдувая ее волосы с плеч и почти отбрасывая назад.
Внезапно Генри открыл глаза и с глубоким вздохом подскочил на кровати. Ее глаза широко распахнулись, подарив ей прекрасное зрелище, которое, как она была уверена несколько мгновений назад, было потеряно для нее навсегда. Розовый цвет окрасил шею и щеки Генри. Эмма неверяще продолжала смотреть на него и, потянувшись дрожащей рукой к его лицу, прикоснулась к его лбу, чтобы убедиться, что ей все это не снится. Теплый.
— И я тебя люблю, — улыбнувшись, тихо сказал он.
Его голос был самым прекрасным звуком, который Эмма когда-либо слышала.
— Ты спасла меня, — довольно сказал Генри.
Эмма на это смогла только улыбнуться трясущимся губами и еще раз поцеловала его в щеку.
— Получилось… — где-то за ее спиной произнесла неверящим голосом Реджина, о которой она совсем забыла. Эмма обернулась и увидела толпу растерянно оглядывающихся людей.
— Генри, что происходит? — спросила она его, но выражение лица Реджины было более чем достаточным ответом.
— Заклятие… Я думаю, ты его разрушила, — подтвердил ее догадку Генри, сев на кровать и так же, как и она, оглядывая людей, бродящих с потерянными выражениями лиц.
— Нет, — пробормотала Реджина себе под нос.
— Это был поцелуй истинной любви, — сказала настоятельница, переводя взгляд с Эммы на Генри.
— Нет, нет! — воскликнула Реджина с места, где она стояла, неверяще оглядываясь вокруг.
— На вашем месте, ваше величество, я бы нашла место, где можно спрятаться, — посоветовала настоятельница, теперь уже не похожая на монахиню, которой была десять минут назад.
Эмма подняла бровь.
— Генри, — сказала Реджина, подходя к нему, — что бы ты ни думал, что бы тебе ни говорили, я все равно люблю тебя.
И прежде чем он успел что-то сказать в ответ, она ушла. Ей не нужно было повторять дважды, что с ее стороны было неразумно задерживаться здесь надолго. Она знала, что люди теперь будут жаждать ее крови, вспомнив все то, что она сделала со всеми ними.
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.