Неожиданное утешение

Вернувшись в квартиру, Эмма решила кое-что показать детям, надеясь тем самым мягко подтолкнуть ребят к тому, чтобы они поделились с ней вещью, которая, возможно, может привести к их отцу. — Я хочу вам кое-что показать, ребята, — заявила Эмма, ставя на стойку коробку, которую принесла из своей спальни, и вытаскивая из нее свое старое детское одеяло. — Что это? — спросил Ник, наверное, впервые с их знакомства. — Детское одеяльце, оно со мной всю мою жизнь, оно — все, что осталось от моих… от моих родителей. Я много общалась с такими ребятами, как вы, и у всех них… у всех нас… было нечто подобное. Я хочу найти вашего отца, так помогите мне. Есть у вас хоть что-то, что принадлежало ему? — Да, есть одна вещь, — ответила Эйва, — и я отдам ее вам, но дайте слово, что нас не разлучат. — Даю, — стоически ответила Эмма, отчаянно надеясь, что ей удастся сдержать свое обещание. Эйва порылась в карманах, достала старый компас и протянула его Эмме. — Компас? — удивленно спросила Эмма, крутя в руках довольно старую вещицу. — Мама сохранила, сказала, это папин. — Спасибо, — поблагодарила их Эмма, продолжая рассматривать компас. — Вы нашли их? — неожиданно спросила Эйва. — Кого? — растерянно спросила Эмма. — Своих родителей? — Пока нет, но вашего отца я найду, — поклялась она. И Эмма точно знала, к кому ей нужно обратиться, чтобы узнать, кому раньше мог принадлежать этот компас. Голд. Но она все еще не перестала на него злиться, и уж тем более ее не радовал тот факт, что ей придется к нему обращаться за помощью. Особенно после того, как она сказала себе, что не собирается даже приближаться к нему. Но, в конце концов, она знала, что не сможет избегать его вечно. И поэтому, собравшись с духом, направилась в ломбард. Когда она вошла, маленький колокольчик звякнул у нее над головой, возвещая Голда, стоящего за одной из витрин, о ее приходе. — Эмма, рад что заглянули, — поприветствовал он ее, полируя какую-то лампу, стоявшую перед ним на прилавке. То, с какой интонацией он каждый раз произносил ее имя, вызывало у нее непроизвольные мурашки по телу, и, к ее сожалению, отнюдь не потому, что ей это не нравилось, скорее наоборот. Неужели он каким-то образом знал, что с ней происходит, когда он произносит ее имя, и делает это нарочно? Это определенно было похоже на то, что он мог бы сделать. — И польщен, что вы нашли время для моей персоны, — оглядев ее с ног до головы, сказал Голд. А потом он ухмыльнулся своей проклятой ухмылкой. «Вот мудак!» — сердито подумала Эмма. Ведь он знал, она по этим чертовым лукавым глазам видела, что он знал, что она не хочет быть здесь, говорить с ним или просить его о помощи. И он был в явном восторге, что она все равно пришла к нему. Эмма как-то отстраненно подумала, не ведет ли он какой-нибудь подсчет тех дней, в течение которых она сможет прожить, не обращаясь к нему за чем-либо. Зная этого гада, легко можно было предположить, что именно это он и делает. «Мудак, — еще раз подумала она, — но как всегда потрясающе выглядящий», — что не могла не заметить Эмма, невольно рассмотрев его в ответ. А насчет того, что он был доволен ее приходом, Эмма, сама того не зная, была права. Голд и вправду невольно считал дни до ее прихода. Всю эту неделю, прошедшую с их поцелуя, он никак не мог выкинуть Эмму Свон из головы. Что же эта женщина с ним сделала? Почему, стоит ей посмотреть на него этими проклятыми зелеными глазищами, весь его веками выстроенный самоконтроль превращается в дым? А желание вновь прикоснуться к ней, поцеловать ее с каждым разом, с каждой их встречей становится все сильнее? Он не мог этого допустить, слишком уж часто подобные чувства не оставляли в его истерзанной душе ничего, кроме очередной кровоточащей раны, но в то же время он с какой-то обреченностью понимал, что уже слишком поздно. Эта вздорная блондинка перевернула весь его мир! А ведь он искренне считал, что после Белль у него в душе окончательно все выгорело, а сердце, его черное, исполосованное шрамами сердце уже больше никогда не сможет полюбить другую женщину. Но, как выясняется, он ошибался. Но раз уж он не смог подавить чувства, то ему нужно научиться жить с ними и спрятать их как можно глубже, желательно на самом дне его темной души. Ведь эти чувства абсолютно не вписываются в его далеко идущие планы, и как бы ему не хотелось причинять ей боль, он боялся, что именно это в ближайшем будущем и произойдет. Он уже и так чувствовал себя виноватым из-за того, что устроил пожар, хотя между ними не было ничего, кроме одной ночи подавленных запретов, вызванных горем. Поэтому он не видел другого выхода, кроме как постараться держаться от нее на профессиональном расстоянии. Но он опасался, что даже если у него и выйдет держаться от нее подальше на физическом уровне (в чем он уже тоже сомневался, с учетом того, что, увидев, как она вспыхнула от злости тогда в участке, он не сдержал своего порыва и поцеловал ее), то на эмоциональном фронте он просто не мог ничего с собой поделать. Когда он просто смотрел в ее глаза, у него начинало сжиматься сердце, ведь в них было столько знакомой боли и борьбы, которые он видел каждый раз, смотря в зеркало. Вот почему он знал, что если бы она пришла к нему по какой-то причине и что-нибудь попросила, все что угодно, он бы вряд ли ей отказал. Это был словно странный вид танца, который они начали танцевать с той самой ночи, а то и раньше, и ни один из них не желал его прекращать. — Чем я могу служить, шериф? — вынырнув из своих мыслей, спросил он, еще раз бессознательно пробежав глазами по ее телу. Эмма слегка закатила глаза, увидев, как он оценивающе оглядывает ее. — Я ищу информацию об этом старом компасе, — заявила она, кладя предмет на витрину, чтобы он мог на него взглянуть. — Хочу узнать его предысторию. Голд осторожно взял в руки компас, чтобы рассмотреть его поближе. — Так-так. Чудная работа, — прокомментировал он. — Между прочим, хрусталь и дорогая оправа. Эмма чуть ближе наклонилась над прилавком, чтобы лучше рассмотреть те детали, про которые он говорит. — …и даже плачевное состояние не умаляет достоинств этой вещицы, — продолжал он, слегка проводя тонким пальцем по краям старого компаса. — У его обладателя был отменный вкус, — закончил он. Он осторожно положил компас обратно на витрину и, опираясь локтями на прилавок, наклонился к Эмме. — И где такое можно купить? — проникнувшись моментом, тихо спросила Эмма. — Да только здесь, — сказал он в ответ, выразительно ткнув пальцем в витрину, на которую опирался. — Да ладно? — она даже удивилась, что все так легко. — Действительно, — улыбнулся он ей. — Такую вещь трудно забыть, — и он снова посмотрел на компас, лежащий на прилавке. — А купил его?.. — умоляюще спросила она. Голд издал свой фирменный хриплый смешок. — Ну… память, конечно, у меня хорошая, но все же не настолько, — объяснил он, хромая к другому прилавку в задней части магазина. — Однако если повезет, найдем в моей картотеке. Затем Голд открыл маленький ящик на стойке и начал в нем рыться. — Так… да, нашел, — ликующе сказал ростовщик и вытащил из ящика небольшую карточку. Сначала он протянул ее ей, но тут же отдернул обратно, облизнул губы и игриво улыбнулся, и она точно знала, что это означает. Она видела это в его глазах и в его ухмылке от уха до уха, как у того проклятого Гринча, который украл Рождество; была цена, которую она должна была заплатить за его помощь. Ну конечно, как же могло быть иначе? Невольно ее губы изогнулись в ответной улыбке. — И какова цена? — почти кокетливо спросила Эмма. — Прощение, — почти сразу же заявил он. Это было первое, что пришло ему в голову, единственное, чего он хотел от нее. Он мог бы попросить о чем угодно, и все же это было в самом верху его списка. Так или иначе, ее прощение значило для него больше, чем все остальное, чего он мог бы желать. Чего Эмма только от него ни ожидала, но только не этого. В одно мгновение ее игривая ухмылка исчезла. — А как насчет терпимости? — предложила она. Эмма еще не совсем готова была простить его. Ему придется еще немного потрудиться, чтобы его заработать. Голд склонил голову набок и облизнул губы, обдумывая ее встречное предложение. — Что ж, для начала, — согласился он. Голд понял, что она еще не совсем готова его простить, но начало уже положено. — Компас был куплен неким мистером Майклом Тиллманом, — сообщил он ей. — А еще что-нибудь? — Только имя, — добавил он. — Но обычно этого вполне хватает. Она кивнула ему и повернулась, чтобы выйти из магазина. Однако, как обычно, он сказал ей вслед: — Удачи в вашем расследовании. Эмма чуть повернулась, все еще идя к двери, чтобы оглянуться на него. Она ничего не сказала, просто быстро повернулась и вышла из магазина. Затем Голд положил маленький чистый лист бумаги обратно в ящик. Все прошло немного лучше, чем она думала, ведь никогда невозможно быть полностью уверенным, когда дело касалось Голда. Хотя эта его просьба о прощении была довольно странной. Почему для него так важно, простит она его или нет? Из всех вещей, которые он мог бы попросить, это действительно то, чего он хотел? Это было очень странно. Решив не слишком зацикливаться на этом, чтобы не придавать этому слишком большое значение, она сделала несколько звонков, пытаясь выяснить, кто такой Майкл Тиллман. Она решила, что позвонит Руби, так как почти все в этом городе едят в закусочной «У бабушки» и поэтому Руби или бабушка наверняка знают, где найти этого парня. И, к счастью, они и вправду знали. Он был хозяином автомастерской. Поэтому она сразу направилась туда, прихватив с собой компас.

***

— Это невозможно, — качая головой, заявил Майкл Тиллман, возвращая Эмме копии свидетельств о рождении Ника и Эйвы, которые она ему дала в виде доказательств ее рассказа. — И все-таки, — сказала Эмма. — Но мы с Дорой… Мы с ней были всего-то раз, — и, повернувшись к ней спиной, он направился обратно в свою мастерскую, пытаясь отмахнуться от нее. — Иногда это все, что нужно… — не унималась Эмма. Только один раз.… Иногда это все, что нужно… На миг Эмма невольно отвлеклась от своей миссии, мысленно вернулась к той ночи с Голдом и попыталась вспомнить, предохранялись ли они тогда. «Да нет, бред, из нас двоих только я была настолько пьяна, что могла и не вспомнить об этом, а уж такой предусмотрительный человек, как Голд, обязательно позаботился бы о защите», — попыталась успокоить себя Эмма. К счастью для нее, Майкл снова заговорил, и она отвлеклась от этих нелепых размышлений. — Мы познакомились в походе, и… ммм… Нет, ерунда, у меня нет детей, — сказал Майкл, пытаясь убедить в этом то ли ее, то ли себя. — Есть, двое. Близнецы. Которые после смерти матери остались без крова, близнецы, которые живут в заброшенном доме, боясь, что их разлучат. Близнецы, которых отправят в Бостон, если вы не возьмете их судьбу в свои руки, — пыталась убедить его Эмма. От волнения Майкл уронил болт, который прикручивал, и стал отнекиваться от ее слов: — Я едва тяну мастерскую, поднять двоих детей… С чего вы вообще взяли, что они мои? — все еще не желая ей верить, снова повернулся к ней Майкл и пошёл в глубь мастерской. — Не считая сроков… Знакомая вещь? — сказала Эмма и вытащила из кармана компас. Майкл повернулся и, увидев компас, как завороженный подошел к ней. — Я его потерял, — взяв из ее протянутой ладони компас, сказал Майкл. — Наверно, 12 лет и 9 месяцев назад, — слегка насмешливо сказала Эмма, смотря на шокированного Майкла, и, видя, что смогла немного до него достучаться, продолжила: — Знаю, это трудно, поверьте, я знаю, месяц назад ко мне пришел сын, от которого я отказалась, и попросил о помощи… И я перебралась сюда ради него. — Я слышал, сын нашего мэра, но… переезд — это… все-таки не усыновление, — все еще не желая сдаваться, упрямился Майкл. — Я бы забрала его! Если бы только могла, — воскликнула Эмма, с удивлением понимая, что, будь у нее возможность, именно это она бы и сделала, — но вы можете, ваши дети не виноваты, что родились на свет, они ваши плоть и кровь, вы им нужны! А решите отказаться от них — потом всю жизнь до последнего дня будете каяться! Ведь рано или поздно они вас найдут, поверьте, найдут… Что вы тогда им скажете? — сказала Эмма, выжидающе смотря на него, надеясь, что ее страстная речь произвела на него впечатление. Майкл, явно тронутый ее словами, молча стоял и вертел в руках компас. А потом сказал: — Мне очень жаль, правда… — и вернув ей компас в руки, продолжил: — Я не знаю, не умею быть отцом, в детском доме им будет лучше, чем с таким, как я, — и скрылся внутри мастерской, оставив за собой прикрывшую от разочарования глаза Эмму. Она просто не могла понять, как кто-то мог добровольно отдать своих детей. Неужели он не понимает, к какой жизни он приговаривает близнецов, если он их не возьмет? Это разбило ей сердце, и не только из-за детей, но и из-за себя самой. В этот момент она не могла не задаться вопросом: неужели ее родители с такой же легкостью оставили и ее? Неужели она так же мало значила для своих родителей, как эти дети — для своего отца? Это было жестоко. И мысль об этом убивала ее изнутри. Эмма даже не знала, что ей теперь делать. А что она скажет Нику и Эйве? Ей нужно позвонить Мэри Маргарет, возможно, она поможет ей решить, что делать. И отойдя от автомастерской подальше, набрала ее номер, попросив ту приехать, так, чтобы дети ничего не заподозрили.

***

Спустя буквально десять минут появилась перепуганная ее звонком Мэри Маргарет. Эмма, не дожидаясь ее расспросов, тут же сказала ей: — Они ему не нужны, — печально сообщила она. — Им ты не скажешь? — спросила Мэри Маргарет с пониманием в глазах. — А как? Получается, я внушила им ложные надежды, просто подвела, — чуть ли не плача от досады, сказала она Мэри Маргарет. — Правда может ранить, Эмма, но она же и врачует, — успокаивающе сказала Мэри Маргарет. — Насчет ранить — согласна, — угрюмо ответила Эмма. — Послушай, ты же сказала Генри правду, что его отец погиб, и не было никаких трагедий. — Да какая там правда, — уныло призналась Эмма. — Что? — изумленно спросила Мэри Маргарет. — Да никакой его отец не герой, и поверь мне, правду ему лучше совсем не знать, — мрачно ответила она. — Может быть, нам удастся спрятать детей, пока мы не найдем для них семью, кого-нибудь, кто бы о них заботился, — с надеждой добавила она. — Да, прятать двух двенадцатилеток — это хороший план, — саркастически ответила Мэри Маргарет, качая головой на ее слова. — У тебя есть идея получше? — Может быть, и нет никакой идеи, — начала Мэри Маргарет, пытаясь заставить Эмму понять, что она ведет себя иррационально. — Может быть, тебе просто придется… Но не успела она закончить, как ее прервал голос мадам мэра:  — Шериф, почему вы до сих пор здесь? — Что вы здесь делаете? — спросила Эмма, резко повернувшись к мэру. — Контролирую вашу работу, — заявила Реджина своим деловым тоном, который Эмма ненавидела. — Я знаю свою работу, в этом нет необходимости, — сообщила Эмма Реджине. — Неужели? — спросила мэр тоном, полным скептицизма. — Ведь уже сегодня вечером эти дети должны быть в Бостоне, если я не ошибаюсь? Эмма просто смотрела на нее, пока Реджина не развернулась и не ушла. Сжав от бессилия кулаки, Эмма понимала, что больше ничего не могла сделать. И ей придется отвезти близнецов в Бостон.

***

— Мне очень жаль, ребята, но нам пора, — сказала Эмма, открывая им дверь служебной машины, и, минуту поколебавшись, вручила Эйве компас. Глаза близнецов были влажными, они явно были на грани того, чтобы заплакать. Когда они сели в машину, Эмма, не сдержав вспышки злости на несправедливость всей этой ситуации, захлопнула дверцу чуть сильнее, чем нужно. И, сев в машину, стала пристегиваться, но тут к открытому окну подбежал взволнованный Генри, провожающий их вместе с Реджиной, которая хотела окончательно убедиться, что Эмма отвезет детей в Бостон. — Стой, не отвози их. Их место в Сторибруке, — взмолился он. — Иначе случится беда, — предупредил он. — Боюсь, уже случилась. И, не сказав больше ни слова, завела мотор и тронулась с места. Но когда Эмма с детьми уже подъезжали к городской черте, ее машина заглохла. Эмма, не сдержавшись, выругалась. А с заднего сидения Эйва обеспокоенно спросила: — Что случилось? Что такое? — Мотор заглох, — сказала Эмма, достав сотовый. Эйва снова спросила: — Кому вы звоните? — В автосервис, — ответила шериф, набирая номер. Спустя пятнадцать минут Эмма стояла снаружи и, опираясь на машину, ждала механика. Увидев свет приближающихся фар, она отошла от машины и пошла навстречу Майклу Тиллману, который приехал на ее вызов. Выйдя из своей машины, тот, не дойдя до Эммы пары шагов, остановился и, увидев детей, которые смотрели в стекло заднего вида, спросил: — Это они? — Это они, — утвердительно сказала Эмма. — А машина в порядке? — подозрительно спросил ее Майкл, подойдя на пару шагов ближе. — Хотела, чтобы вы встретились, всего раз, — призналась Эмма. Майкл молча вздохнул. — Я отказалась от Генри, думала, что так будет лучше для него, а когда поняла, что нет, все встало на свои места, — честно сказала Эмма. — Да, было страшно, больше, чем в первый раз, но когда я его увидела, то отпустить уже не смогла, — сморгнув подступившие слезы, призналась она. Майкл все так же молча смотрел на нее, а потом, подойдя почти вплотную к ее машине, посмотрел сквозь стекло на заднее сидение, где прижались друг к другу перепуганные дети. — Вы их увозите? — повернувшись к ней, спросил Майкл. — В Бостон? — Могу не увозить, — с надеждой на то, что он передумал, сказала Эмма. Она смотрела, как Майкл переводил взгляд то на нее, то на близнецов, чувствуя, как его раздирают все за и против этого судьбоносного как для него, так и для детей решения. — Да, не надо, — наконец решился он. Отчего Эмма с облегчением и огромным чувством радости улыбнулась, смотря, как Майкл робкими шагами подходит к дверце машины и, присев на корточки перед открытым окном, впервые знакомится со своими детьми.

***

Возвращаясь домой, Эмма чувствовала, как вся тяжесть этого трудного дня начинает сгибать ее плечи, но тем не менее в глубине души Эмма чувствовала небывалую легкость. Оттого, что смогла помочь этим детям и сдержала данное им обещание. Войдя в квартиру, на ходу стягивая куртку, она увидела Мэри Маргарет, сидящую на кровати и складывающую чистое белье. — Привет, — поприветствовала ее та. — Ну что там? — Порядок, — устало плюхнулась на кровать рядом с ней Эмма. — Отец забрал их, все-таки передумал. Мэри Маргарет счастливо улыбнулась. — Просто взял и… Эмма слегка кивнула ей в знак согласия. — …передумал? — Я чуть подтолкнула, — честно призналась в своей небольшой хитрости Эмма. — Дети нашли отца, — еще шире улыбнулась ее соседка. — Чудесно. — Вот бы кто из моих нашелся, — в момент не свойственной ей откровенности сказала Эмма, поднявшись на локтях. — Может, еще найдется, — сказала как всегда верящая в лучшее Мэри Маргарет. — Не отчаивайся. Эмма только печально вздохнула. — Легко сказать… Иногда так хочется махнуть на все рукой и жить, как живется. — Не вздумай, — твердо заявила Мэри Маргарет. — Согласись, если я им нужна, они бы хоть как бы, да проявились, — добавила она. Ведь она всю свою жизнь искала их и до сих пор не нашла. — Может… ну, на то есть своя причина, разумное объяснение. — Если так, то вряд ли разумные, — со вздохом упала обратно на кровать Эмма. — Ха, еще более безумные, чем у Генри. — Да, и какова же теория Генри? — небрежно спросила Мэри Маргарет. — Ну, что мои родители сунули меня в волшебный шкаф и отправили в этот мир, спасать их, — ответила она с улыбкой. — Ого, — проворковала Мэри Маргарет и со смехом спросила: — И кто они, интересно? Снова садясь, Эмма ответила:  — Ну, ты. Мэри Маргарет бросила на нее серьезный вопросительный взгляд. — Я?.. — Ну, Белоснежка, — уточнила Эмма. — У Белоснежки… была дочь, — с удивлением констатировала Мэри Маргарет. — Наверно, в вашей книге сказок сюжеты порой принимают неожиданные обороты. Мэри Маргарет усмехнулась и стала возиться с одеждой, которую держала в руках. — У меня дочь, — снова заявила она тем же удивленным тоном. — Такое я бы запомнила. — Не сомневаюсь, — немного грустно сказала Эмма, смотря в стену напротив. Тут Мэри Маргарет посмотрела на Эмму, как будто впервые увидела ее. — Подбородок — копия моего, — довольно серьезно прокомментировала она. Посмотрев друг на друга, они усмехнулись. — Я думаю, мне нужно подышать свежим воздухом, — сказала Эмма, вставая с кровати и направляясь к двери. — Пойду-ка я подумаю. Ей нужно было о многом подумать. Из-за всей этой истории с осиротевшими детьми она действительно задумалась о своем собственном случае. Число раз, когда она заглядывала в свою собственную папку, пытаясь понять, почему ее оставили, было бесконечным, но все же, выходя из квартиры, она выхватила папку из своей единственной коробки с вещами, чтобы еще раз заглянуть в нее. — Тебя подождать? Вместе поужинаем, — заботливо спросила Мэри Маргарет. — Нет, не стоит, — сказала Эмма и схватила свою куртку, собираясь уходить. — Я оставлю тебе порцию, — добавила Мэри Маргарет в спину уходящей Эмме. Потом она посмотрела на коробку с вещами Эммы и увидела там детское одеяло. — Чудесное одеяльце, — тихо заметила она, и ее голос при этом был полон какого-то странного благоговения. Эмма удивленно посмотрела на нее. — Спасибо… Спокойной ночи, — попрощалась она и вышла за дверь.