Там, где рождается дружба

Бархатистый снег белоснежным покрывалом опустился на город, покрывая собой маленькие понивилльские дома, окутывая деревья и решивших выйти поиграть в такой снегопад жеребят. Цветные фигуры мелькали за стволами деревьев, показываясь лишь для того, чтобы, бросив в остальных резвившихся друзей мягкие комки снега, вновь вернуться в укрытие. Они смеялись, бегали, кричали, и их звонкий смех и голоса, сливаясь в унисон, разлетались по заснеженным улицам Понивилля. Их можно было услышать на главной площади, где пара земных пони угощала жителей согревающим глинтвейном и сладким чаем, в маленьких переулках, на которых прогуливавшиеся понивилльцы весело обменивались подарками, эти радостные возгласы доходили даже до самых отдалённых домов, в каждом из которых оживлёно проходила подготовка к празднованию Дня Горящего Очага. За окном небольшого домика, огорожденного украшенным самыми различными новогодними декорациями забором, виднелись пробегающие мимо жеребята, беззаботно распевавшие песни. И наблюдавшая за этой короткой сценой бирюзовая кобыла расплылась в тёплой улыбке. — Я не хочу-у спать! — послышался тонкий голосок позади, и краткий стук копыта по полу укрепил в нём строгое недовольство. — Глупо ложиться так рано! Жёлтая единорожка слабо ткнула брата в плечо: — Ты глупый! — А вот и нет! — А вот и да! Жеребчик с шоколадной гривой обиженно фыркнул на сестру, сморщив нос, и с оскорблённым видом скрестил копыта на груди. — Петуния, скажи ей! Земная кобылка, привыкшая за столь долгий срок к роли не-дай-близнецам-разгромить-дом, мягко отстранилась от подоконника, с явной неохотой выпуская из глаз столь завораживающую картину за окном. — Пампкин, не обижай брата, — с хорошо знакомым для жеребят тоном, который так и заявлял о том, что терпение скоро дойдёт до края, и кто-то в праздник останется без угощений, Петуния Палео спокойно повернулась к пегаске, чуть прищурив в неодобрении глаза. Она не помнит, где научилась этому трюку. Или не помнит, кто конкретно её этому научил. Тем не менее, он прекрасно срабатывал каждый раз, когда поведение близнецов выходило из-под контроля — а такое происходило если не каждый час, то, как минимум, в моменты, когда земная пони отводила от них взгляд. Строгий тон и презрительный прищур стали отличными компаньонами в борьбе против непослушания далеко не самых воспитанных жеребят, и всякий раз, когда молодой Палео стоило лишь на тон сделать голос ниже, близнецы вздрагивали, выпрямляясь, словно по команде «смирно». Откуда-то в ней прекрасно сохранились такие жёсткие, в сравнение с обычно мягким характером кобылки, манеры, время от времени проскакивавшие в, казалось бы, безобидных разговорах. Вряд ли это пугало саму Петунию, но с исключительной точностью могло вести в заблуждение окружающих. «Девочка явно воспитывалась в строгости. От матери переняла, я вас уверяю», — так оправдывали поведение юного подростка любители развести бытовые сплетни. Впрочем, обладательница лазурной гривы явно не относилась к числу тех, кого волновали ходячие газеты. Она с бó‎льшим интересом бы послушала звучание собственного эха в излюбленных пещерах, где по обыкновению искала останки живности. Однако понивилльский снег и пласты льда не щадили никого, и даже юный палеонтолог предпочёл зимней археологии обыкновенное принеси-подай для юных Кейков. Работы явно куда меньше, чем в каньонах и пещерах, да и опыт с упрямыми рогокрылыми, пытающимися доказать свою независимость, у Петунии был точно не нулевой. В конце концов, миссис Кейк платила щедро, а новое оборудование для работы из воздуха не материализуется. — Ты ещё не спишь, а значит, и нам можно! — настойчивости Паунда Кейка можно было бы даже позавидовать, если бы её вмиг не отмела его сестра, влепив брату очередной подзатыльник. — Она взрослая, дурак. Петуния лишь вздохнула — сегодня канун праздника, и близнецы настроены куда серьёзнее, чем в обычные дни. Благо навыки дипломатии в наличии у земной кобылки тоже имелись. — Предлагаю так, — интрига в голосе их няньки ожидаемо привлекла внимание, и пара глаз устремилась на Петунию. — Я рассказываю вам длинную сказку, а вы ложитесь спать в обещанное мне время. — Насколько длинную? — Паунд чуть прищурил взгляд, загадочно потерев подбородок — он перенял этот трюк от отца, когда тому нужно было набить цену на заказ. — Достаточно, — заверила его старшая кобылка, кивком головы указав обоим на их кровати. — Какую сказку вы хотите? — Про приключения! — восторженно первым подал голос жеребчик, взмахом крошечных крыльев отправив себя в постель. — Ну или любовь, девчонки ведь любят такое. Сестра показала ему язык. — Ничего ты не знаешь! Снова вздох. Видимо, Петуния сегодня вернётся позже обычного. А впрочем, торопиться ей и некуда было. Съемная комната подле её училища не вызывала особого искушения поскорее вернуться, потому она лишь терпеливо проводила единорожку в кровать, накрыв обоих одеяльцами. — Я вам расскажу сказку об одном жеребёнке, — усевшись рядом с близнецами, начала Палео. — Таком же любопытном и наполненным духом приключений, прямо как вы. — У этого жеребёнка был рог? — увлечённо моргнула Пампкин, по-птичьи наклонив голову. — А крылья? — поддержал её брат, распахнув оба крыла, заставивших слететь собственное одеяло вниз. — Нет, — Петуния подняла с пола упавшее покрывало, вернув его на прежнее место, и мягко улыбнулась. — У неё не было ни крыльев, ни рога, она не была принцессой и не носила титул, не обладала магией, ничего. Но в ней было то, что всегда направляло её вперёд и не позволяло опускать копыта, — встретив немой вопрос в глазах детей, пояснила: — Стремление найти друга. Паунд с издёвкой фыркнул. — И в этом такого сложного? — Не всем дано иметь с рождения такого близкого друга, — приподняв уголок губ, Петуния кинула быстрый взгляд на его сестру, заставив ту чуть смутиться. — Вам повезло быть друг у друга. Однако не все способны также легко заводить дружбу, и наш жеребёнок был в числе тех, кого этой особенностью обделили… …она была из тех жеребят, кому были чужды обычные дворовые игры. Отдавая предпочтение собственным интересам, которые для остальных жеребят казались нудными и странными, она проводила свободное время в одиночестве, которое лишь изредка могло нарушаться компанией собственной матери или, куда реже, занятого отца. И пока на улицах играла обычная серенада вечерней суеты, наполненная возгласами одноклассников, она, напротив, уходила подальше от шумного города, ненароком заводя себя вглубь лесов и ущелий. — А как её звали? — голос жеребца вновь сбил ритм повествования. Задумавшись на какое-то время, Петуния свела брови к переносице, пока, наконец, не озвучила свой ответ: — Ния, — непривычная горечь во рту от имени, которое она уже разучилась произносить вслух, заставила сглотнуть вдруг вставший ком в горле, и губы вновь произнесли: — Её звали Ния. Понимающий кивок от пегаса, и та продолжила: — …но порой детское любопытство не всегда оборачивается лучшим образом. И наша героиня осознала это лишь тогда, когда, в угоду собственной пытливости, забрела уж слишком глубоко. Так сильно, что в этой местности не водилось никого, кроме мелкой живности, — выждав паузу, земнопони чуть хитро улыбнулась, создавая интригу. — И потерянных чудовищ. — Что? — удивлённо отозвалась единорожка, переглянувшись с братом. Петуния лишь пожала плечами. — На самом деле, чудовище было одно. И звалось оно так лишь по слухам. Но не каждой сплетне можно верить, — мягкая улыбка украсила мордочку кобылы, и та продолжила. — Это существо не являлось чудищем. Кем угодно, но не им. Многие зеваки дают даже самые неприятные прозвища тем, кто сильно далёк от них внешне. Ведь пони пугает неизвестность. И из-за этого страха мало кто отваживался посетить Призрачное Ущелье, коим и являлся дом этого существа… …встреча существа и жеребёнка была совершенно непреднамеренной. Вторая просто заплутала в диких землях, а первая, знавшая в них каждую расщелину, искала то, чем можно утолить голод. Ведь так поступают «чудовища», м? Забирают непослушных жеребят в свои логова и съедают, заполняя пустоту в животе, — Пампкин непроизвольно дёрнулась, натянув на себя одеяло до самого рога. Но следующие слова Петунии заставили её выглянуть из убежища: — Однако наше чудовище не было таким. Оно было… уникальным, особенным. И таким же вдруг стало его отношение к одинокому, потерянному в большом мире жеребёнку. И тот, кто, казалось бы, загонял в угол своих жертв, впервые был загнан в него сам. Чудовище, пускай и не сразу, но взяло на себя обязанность заботиться о жеребёнке. Оберегая его всегда. Каждый день… Каждую ночь… Каждую зиму… Петуния чуть притихла под удушающим послевкусием внутри от собственных слов. Но уже наполовину заспанные близнецы не заметили паузы, и рассказ вскоре продолжился в прежнем темпе. Лишь тон голоса стал теплее, уютнее, в унисон звуча с приятным треском дров в камине. А сама кобылка, погрузившись в сладкие, как медовое молоко, былые грёзы, принялась рассказывать им о том, как чудовище спасло жеребёнка от пещерных мурен. Как впервые познало благодаря нему всю суть объятий. Как готово было отдать свою свободу взамен на счастье маленькой кобылки. И как менялась всё его существо, стоило ему осознать, что чудовище впервые смогли полюбить искренне. — Как можно не любить капкейки? — с искренним непониманием и удивлением на лице отозвался Паунд, на секунду прервав рассказ няньки. — Наша мама постоянно делает черничные кексы, это же вкусно! — Не для того, кто привык утолять голод иным путём, — тихо рассмеялась Петуния, неосознанно находя в его реакции определённую схожесть со своей. — Чудовище не любило капкейки, не любило город, ровно как и прочие обыденные вещи для пони. Но оно испытывало тёплую привязанность к своему жеребёнку, ради которой иногда приходилось проглатывать свою гордость. Это не всегда получалось, но чудовище старалось… очень старалось. Старалось настолько, что ради маленькой земной пони пожертвовало практически всем, что имело, — Петуния незаметно для близнецов усмехнулась с терпкой горечью в голосе, чуть опустив взгляд. — Но жеребёнок был мал и глуп, и не всегда ценил это. И вскоре чудовище забрали к себе принцессы, потому что жеребёнок испугался и не смог защитить того, кто так старался оберегать его. — Они убили его? — испуганно пискнула единорожка, прикрыв рот копытами, не смыкая увлечённых рассказом глаз с кобылы. Отрицательный кивок, и та облегчённо выдохнула воздух. — Не убили, но принесли столько неприятностей, что чудовище перестало к себе кого-либо подпускать. Закрылось ото всех, как оно привыкло делать это прежде, и осталось снова одно. Но теперь уже не в своих полюбившихся землях, а в совершенно чужом месте, которое давило, медленно истязало чудовище, лишая его любых надежд на свободу. Жеребёнку же запретили приближаться даже близку к месту обитания чудовища, и расстояние стало изнурительным для них обоих… До тех пор, пока чудовище не пошло навстречу принцессам. А после и вовсе не спасло жеребёнка от диких существ, завоевав доверие со стороны других. И жеребёнок в этот раз не допустил вновь своей ошибки, подняв голос в защиту чудовища… — голос Петунии сделался тише, тут же подправив себя. — Нет. Не чудовища. Но единственного друга, что в который раз спас ему жизнь. Третий громкий зевок единорожки выпал на конец рассказа. Её брат уже давно тихонько сопел, раскинувшись на кровати, пока Пампкин терпеливо слушала, стараясь по мере возможности вникать в слова Петунии. Но в силу сонной пелены в глазах и иссякшей бодрости, которую так любезно сменила усталость, кобылка мало что смогла исчерпать из рассказа в качестве урока. — Жаль, что в жизни так не бывает, — она вновь зевнула, но на этот раз уже прикрывая глаза и позволяя себе повернуться на бок, приняв удобное для сна положение. — В жизни все чудовища злые. И никогда не смогут подружиться с жеребятами. Петуния Палео лишь ласково расплылась в улыбке, копытом подоткнув одеяло кобылке. — Спи, — на грани слышимости шепнула она, оставив лёгкий поцелуй на мягкой щеке. Единорожка заёрзала под плотным одеялом, улыбнувшись от приятного касания, и постепенно последовала за братом, окончательно погружаясь в сон, сопровождая свой приход в мир принцессы Луны тихим причмокиванием и сопением. Верхний этаж погрузился в гробовую тишину, если не считать характерных звуков дров в горящем камине и заглушённых голосов где-то на улице. Петуния к тому моменту уже с трудом могла стоять на ногах, ибо сонная дымка постепенно настигала и её. Сглотнув, она глянула в окно, в котором ещё играли огни от цветных уличных фонарей, и тихонько спустилась вниз, намеренно пропуская уже хорошо изученную скрипучую ступеньку. Уже у выхода над бирюзовой головой тихо звякнул колокольчик, когда земная пони покидала «Сахарный Уголок», предварительно закрыв его на ключ и спрятав тот под одним из горшков у двери. — Свежо, — тихо шепнула сама себе пони, впервые за вечер вдохнув морозный воздух, защекотавщий так быстро покрывшиеся румянцем щёки. На глубоком выдохе прошла вдоль улицы, покидая наиболее оживлённый в это время суток переулок и продолжая идти до тех пор, пока не закончились дома Понивилля, а за ними и высокие фонари с характерной для города травяной дорожкой. Она шла вплоть до показавшихся деревьев, сквозь кроны которых едва бился свет луны, борясь с глубокой тенью, и колючих кустов, водившихся лишь в Вечнодиком лесу. Петунию не остановил скрип снега где-то вдали, не принадлежавший ей. Не остановил стук копыт, бьющихся о ещё виднеющиеся кое-где камни. И даже вспыхнувший блеклый свет в тенях, обычно присущий проживающим здесь тимбервульфам, не смог заставить её хоть на мгновение замедлить темп. Она точно знала, куда идёт. И точно знала, кто её там ожидает. Обойдя склонившуюся под тяжестью снега ветку, Петуния уверенно шагнула вперёд, постепенно сбавляя шаг, а после и вовсе замерев на одном месте. Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание, прислушиваясь. Сквозь гулкие удары сердца пробивалось чьё-то тихое дыхание, доносившееся до земной пони в идеальной чёткости. Хорошо изученное, прекрасно различимое. Его невозможно было спустать ни с чем. Мгновение спустя Петуния улыбнулась зажёгшимся в лесной тьме двум зелёным огням, чувствуя приятную теплоту, разливающуюся в сердце. И медленно подалась вперед, обнимая то, что ждало её внутри. И ей ответили тем же. Мягкая длинная грива защекотала шею земной кобылки, а до уха донёсся такой родной, стрекочущий шёпот: — Выпал первый снег, — тихо констатировал голос, мягко выпустив кобылку из объятий. Ответом ему послужил кивок и ласковая улыбка, невидимая для всех остальных в такой плотной темноте, но прекрасно различимая для той, кому она полагалась. — С днём Горящего Очага, Кризалис.