A Riddle for Nekhenu

Я знаю речения Имхотепа И мудрого Хорджедефа; Слова их все повторяют и ныне, Но где отыскать их гробницы? Рухнули стены, исчезли бесследно, Как будто их не бывало. И уж никто не придет оттуда И не расскажет, что с ними. «Песнь Арфиста»

* * * Некхену говорит правду и беспокоится только о правде. Он знает умы людей и запирает их ложь за их же зубами. Он живет здесь, в Дуате, между дверями людей и вратами впереди, и он вечен, непреклонен. Некхену почти всегда молчит. Мертвецкий холод и ужас душат слова прямо на их губах и увлекают их умы от любых мыслей о разговоре. Здесь, в Долине Ра — первой стране Дуата, люди почти что слепы. И лишь Некхену и другие духи разделяют могучий взор Ра на Великие Зеленые Воды и сверкающую украшениями лодку Месектет. Именно поэтому Некхену останавливается, когда видит Мужчину — нет, Мальчика. Лодка отталкивается от берега реки в густой темноте мира. Боги тянут ее вперед, желая оставаться невидимыми, настолько ужасны их лики. Но Мальчик, Мальчик не такой как все. Некхену видит это в его глазах — они все еще горят жизнью, ощупывая пространство вокруг. Его обнаженная грудь бледна, как кожа темеху, путешественников из земель Ливии, а его ресницы такие же черные, как и его зрачки. Он не дрожит и не трясется, даже когда Некхену показывает себя во плоти. — Это Дуат, — говорит Мальчик. Его голос холодный, расчетливый. На этих землях такие интонации Некхену непривычны. — Это земля за пределами запада, — говорит Некхену голосом самой тьмы. — Начало страны, где живут мертвые. — Я слышал об этом, — отвечает Мальчик. Его пальцы с интересом трут поверхность лодки, в которой он сидит. Он словно пытается понять, из чего она сделана. — Это путешествие не для тех, кто живет, — Некхену говорит только правду. Мальчик смотрит на него, расправив плечи. И хоть он тонкий и изящный, во всей его позе, в наклоне головы чувствуется уверенность. И он улыбается. — Я знаю. И Некхену умолкает — он не станет говорить о сомнениях или предположениях. Он наблюдает, как Мальчик мчится сквозь тьму на плечах богинь, богинь с множеством имен, он смотрит в его глаза, которые мертвы не более, чем живы. И он размышляет. Они проходят через Долину Ра, где на берегу реки лежат свернутые в кольца змеи, а тьма густая и душная. Здесь многие люди сходят с ума от ужаса. Мальчик вновь шевелится, только когда они приближаются к Первым Вратам. Некхену сидит, наблюдает. Мертвые должны знать нужные заклинания, чтобы чудовищные змеи, охраняющие узкий проход, обвившиеся вокруг наконечников копий, не напали. Мальчик встает, глаза блестят, а его стройная фигура кажется почти могучей, когда он говорит на языке змей: — О, привратники, охраняющие врата! Вы те, кто поглощает души и проглатывает трупы мертвых, которые проходят мимо вас, когда их отводят в Дом Разрушения… Направьте Тома Риддла, откройте путь ему, пусть земля расступится под ним, а враги его падут. А потом Мальчик называет змей, говоря как фараон, и Некхену молчит, потому что правда не ясна. — Я удивил тебя? — спустя время спрашивает Мальчик. Том Риддл имя ему, это ясно по линии его челюсти и дыханию в легких. Некхену ничего не говорит, но смотрит в сторону, когда они вплывают в Урнес, вторую страну Дуата, и оказываются в тени темных фигур, охраняющих берега реки. И когда второй и третий час проходят, Том Риддл, кажется, вздрагивает. — Здесь есть магия, — говорит он. И его голос приглушен, будто он боится, что духи вокруг него могут украсть слова из его уст. Но он крепко держится за лодку, и Некхену удивляется: как тот, кто так цепляется за тело, может освободить свою душу, чтобы ступить на Землю Мертвых. — Но ее не существует в моем времени. — Ра живет во все времена, — заявляет Некхену, когда сквозь них проходит туман. — Он заложил основы всего по Своей воле, и все возникло из него. — Они боятся, — говорит Том Риддл, — боятся смерти. Этот страх влияет и на меня. Я стану единым со смертью, как фараоны Египта. И когда я восстану, то буду могущественнее любого человека. — Человек не может быть подобен Ра, — отвечает Некхену. Только Ра способен вновь увидеть дневной свет. Простые смертные не возвращаются. Глаза Тома Риддла холодно блестят в темноте. — Ты не слышал, как я говорил со змеями? Я не просто человек. Я владею великой силой, я много совершил. На этой реке лежит мой путь к победе. — В Смерти нет победы. — Он тот, кто делает, что желает, и не делает того, что ненавидит. Он пребывает на горизонте во веки веков, — цитирует Мальчик. В его голосе слышна затаенная злоба, и Некхену думает, что, может быть, теперь он наконец-то боится. — Я путешествовал по всему миру к Абидосу, вратам Царей. И я вошел в Дуат, отказавшись от всего, я все здесь знаю, — отчаянно добавляет он. — И я знаю тебя, Некхену Хекат. Это звучит как угроза, но Некхену остается равнодушным. — Имена обладают великой силой, — говорит он. — Но нет большей силы, чем сила истины. — Я познал истину, — Том Риддл отворачивается, смотря на далекие берега и рябь воды. И Некхену видит как его кровь кипит, наблюдает, пока бурлящая в ней злоба не испаряется. А в уголках его губ запекается ложь. — Я изучил все, что можно было изучить, и я победил смерть. — Учить — это слушать, — говорит Некхену и после этого не произносит больше ни слова. Они приплывают в третью страну Дуата, где великие фигуры богов стоят по берегам реки. Здесь тьма рассеивается в глазах дрожащих людей, которые выстроились в ожидании суда. Тут лодка останавливается. И Осирис Великий, бог мертвых, восседает на троне из потока голубых цветков лотоса, и кожа его сияет изумрудным светом. Перед ним стоят весы с сердцем на них. Некхену высаживается из лодки, когда они достигают берега. И Мальчик теперь кажется таким маленьким среди тысячи людей. Ведь все мертвые одинаково мертвы, и хотя магия полезна перед змеями, ничто не поможет перед глазами бога. Некхену присоединяется к таким же, как он, и наблюдает, как Том Риддл, стройный и молодой, но несущий злобу на своем языке, падает ниц перед троном. Некхену перевозил злых людей через реку и слышал, как их губы расползаются ложью, которая душит их, когда они пытаются обмануть самих себя добротой своих дел. Он не произносил ни слова, но все равно заставлял их сомневаться, потому что у мертвых зло обыденно — это чувство обидного сожаления и страха последствий. Но Мальчик, Том Риддл, не сожалеет, хоть страх и проникает ему под кожу. И когда у него изымают сердце, оно пульсирует живой кровью, которая сияет, как красный фонарь. Его помещают на весы, на другую чашу которых кладется перо; Некхену задается вопросом, является ли чистая злоба невесомой, как истина. Когда весы измеряют жизнь, которую Мальчик пожертвовал ради власти, сорок два судьи, среди которых Некхену, стоят на месте и прислушиваются к его рассказу. — Я не совершал греха. Я не заставлял других плакать. И когда Мальчик без сердца оборачивается к Некхену, чтобы произнести свою исповедь, Некхену не знает, правда или ложь живет у него на устах. И не зная, он может лишь слушать, пока Осирис смотрит, как сердце Мальчика опускается и поднимается на весах. — Я не закрывал уши от слов правды. А вот это, как знает Некхену, ложь. Она скапливается, искривляется во рту Тома Риддла, и весы дергаются, но недостаточно. Осирис поднимает изумрудно-зеленую руку, потому что он единственный, кто может открыть врата и даровать бессмертие, и демоны являют лежащее за троном озеро, потрескивающее от огня. Том Риддл делает глубокий вдох. Огонь яркими всполохами отражается в его глазах, красных, как у змеи. И Некхену знает — Мальчик понимает, что если он не чист, то он не выживет в бассейне из пламени. Том Риддл идет вперед. Когда его тело, кажущееся бледным и хрупким на фоне черных вод и ревущего пламени, внезапно охватывает огнем, он не вскрикивает, а просто продолжает идти. И неясно, погибнет ли он в этом озере, или пройдет через него. Когда демоны возвращаются назад, Осирис поворачивается к остальным мертвым, ожидающим суда. Вскоре огонь затихает, и Некхену покидает берега третьей страны Дуата и проходит через ворота, как и прежде. А тьма и тишина, которые всегда были его обителью, шепчут в его уши лишь правду. И нет в этой правде ни слова о Томе Риддле. Некхену говорит правду и беспокоится только о правде. Но иногда он задается вопросом, что стало с Мальчиком.