Боль

Все думают, что когда мистик работает со своей… жертвой, он не чувствует ничего. Люди привыкли считать, что мистикам либо промывают мозги их наставники, либо они сами по себе бесчувственные люди, не способные понять чужую боль. Всегда было интересно, насколько же узколобым надо быть, чтобы так считать. Каждый раз для вычленения информации у другого или более быстрого его убийства — либо более безболезненного для меня самой — мне приходится входить в контакт с его разумом. И они даже не могут представить, насколько это больно. Казалось бы — для мистиков это самое обычное дело. Сколько раз на дню это простое действие выполняет обычный хадаганский адепт? Они применяют это для допроса шпионов, для проверки сотрудников и новичков. Можно даже сказать — особенно новичков. Никто не задумывается только об одном. Контакт разумов — это обоюдоострый клинок. Каждый раз, когда я вхожу в контакт с кем-то, кто своим разумом управлять не умеет — а это девяносто девять процентов нашего мира аллода города, я начинаю его чувствовать. Каждое несказанное слово. Каждую промелькнувшую мысль. Каждое мелкое чувство. Страх. Отчаяние. Боль. Все считают, что мистики не могут чувствовать. Они ошибаются. Мы чувствуем в несколько раз больше, чем они могут себе представить. В каком-то смысле, им даже повезло, поскольку пытка мистиком другого человека — пытка и для самого палача тоже. Поэтому в первую очередь нас учат ставить ментальный блок. Блок — чтобы не чувствовать, не слышать, не видеть, не понимать или по крайней мере — не осознавать. В конце концов, мистики — совершенное оружие. Кто бы захотел его сломать вечным давлением на разум? А ведь ученики ломаются. Не все. Большинство. Гибберлингам в этом плане легче. Их разум и умения поделены между всем ростком, как говорят в Лиге, а значит, вся боль и переживания делятся на троих. Это, знаете ли, в разы легче, чем выносить всю тяжесть своего положения в одиночку. Да и Зэмы могут отключить свои чувства — говорят, что у них есть особый модуль, за них отвечающий. И тогда боль тоже становится вполне себе выносима. Впрочем, мне ли жаловаться. Как у самой обычной хадаганки, у меня нет подобного модуля, но зато я способна вовсю наслаждаться миром. Пока не придёт очередная работа. Боль, знаете ли, чувствовать ой как не сладко. Как и все адепты, ставить этот блок я обучена, что и делаю в повседневной жизни. Но он не спасает. Ведь после того, как работа окончена, блок приходится снимать, чтобы другие не видели тебя говорящим овощем. И тогда всё, что ты натворил, наваливается стократным грузом. Под этим грузом гнётся каждый солдат. Со временем он учится его игнорировать. К несчастью, мистикам это даётся гораздо сложнее. Ведь он помнит не только свои переживания, но и чувства жертвы. А под этим ломаются самые слабые из нас — те, кто сострадает больше всего. Они либо попадают в психбольницы, не помня даже свои имена, либо воспоминания сжирают их. Вы понимаете, к чему это приводит. Сильные переживают это снова и снова, день за днём. В конце концов, мы учимся игнорировать всё, что помним. Но перед этим нас ждёт много бессонных ночей, выплаканных в подушки слёз, пережитых потрясений и, разумеется, тяжёлых тренировок. Каждый мистик покрыт бесчисленным количеством душевных шрамов. Каждый из нас помнит каждую свою разумную жертву. Каждый из нас каждый день влезает в шкуру другого — и счастье, если это только ради того, чтобы узнать информацию. Каждый день мы сражаемся с безумием, которое поджидает за непрочными дверьми нашего закалённого разума. Нас многие боятся, и многие нам завидуют. Они считают, что люди нашей профессии — жестоки и бесчувственны, но невероятно удачливы. Ведь мистики обладают такой невероятной силой! Каждый хочет заполучить такую! Но они никогда не узнают, какому испытанию они тогда подвергнутся. И они не имеют понятия, чему подвергаемся мы. Не знают. Не хотят знать. И не узнают. Мы — хранители этой боли. И мы никому не отдадим знания о ней и не променяем ни на что её саму. Ибо эта боль — всё, что сохраняет в нас человечность.