Измененная реальность

...героиня следует пагубным привычкам, ведет себя безрассудно, отвечает откровенностью на откровенность и выбивает из Призрака клятвы. И еще целуется

Расставшись с Раулем перед парадными дверьми и заручившись обещанием поговорить с директорами, я скользнула внутрь. Ничего не изменилось. Кроме того, что я вдрызг разругалась с нашим балетмейстером, ввязалась в закулисные интриги и дала импульсивному Призраку Оперы очередной повод для ревности. А так все замечательно, конечно. Остро хотелось курить, да только где его взять, ку… Стоп. Сигара, которую я утянула у Андре. Так. Мне нужен ключ от гримерной. Где он может быть? Ты балда! Конечно же, у уборщиц. Парочка как раз намывала лестницу. Я несмело подошла – все-таки уборщицы – это такое дело, что даже я пас. - Простите, дамы, - обратилась я самым нежным голосом, каким смогла, – ни у кого из вас случайно нету ключа от розовой гримуборной? - Есть, - пробасила одна из них, с щегольскими усиками над губой, - а тебе зачем, пигалица? - Понимаете, там остались мои вещи, - я состроила жалобную мордочку. – Хочу их забрать. Там папина фотография… Красное лицо уборщицы просветлело. - Держи, деточка. Только верни, не позабудь. - Обещаю! – воскликнула я и умчалась. Пятнадцать минут спустя я выходила из гримерки, точно любящая мать своего ребенка, прижимая к себе сигару, коробок спичек и захваченную из сентиментальности розу Эрика. Есть в жизни счастье! Вернув ключи, я направилась в спальню, рассчитывая спокойно переодеться и покурить на колосниках в ожидании своего Призрака. Но не тут-то было. - Как!? Как все прошло? Делись немедленно! – меня окружил кордебалет. Пришлось рассказать про виконта, про поход в ресторан, про завтрак и прогулку (все скользкие моменты, конечно же, я пропустила). Наконец, поток вопросов иссяк. Мэг, шепнув на прощание: «Мама уже отошла, теперь тихо сидит в своей комнате. Не знаю, что у вас произошло, но надеюсь, ты знаешь, что делаешь», - убежала вслед за девицами. Перед смертью, как известно, не надышишься, поэтому я скоренько переоделась и усвистела на колосники. Сегодня там никого не было – спектакль только завтра, а декорации менять нужды нет. Репетиции сегодня тоже не назначили - после воплей Карлотты, неожиданно вспомнившей про свой контракт, где французским по белому было указано участие минимум в пяти спектаклях, и преисполненной решимости выполнить свою часть сделки, замороченные директора запретили всякие телодвижения на этот счет. Устроившись поудобнее и запалив ароматную палочку, я с нескрываемым удовольствием совершила первую затяжку. - Белл, ты что творишь? – возмутилась Крис. - Как что? Курю, - я пустила колечко в сторону зрительного зала. - Женщины не курят! И это вредно, я видела… у тебя в памяти! Если ты не любишь свое тело, то пожалей хотя бы мое! - Во-первых, свое тело я тоже люблю, - возразила я, - а во-вторых, я же не в затяг! И выпустила дым из ноздрей. - Кристина, ты что творишь?! – обозначил свое присутствие Эрик. Опять двадцать пять! И что им всем неймется?! Я развернулась к нему, затянулась и эффектно выпустила струю дыма прямо ему в лицо. - Курю, не видишь, что ли? А еще пью и ругаюсь матом. Эрик оторопел на секунду – и ринулся в атаку. - Чтобы я больше не видел у тебя эту дрянь! – он выбил сигару у меня из рук, и она спланировала вниз. – Испортишь голос! Я проследила за полетом сигары и убедилась, что она погасла. - Ты еще про соблюдение техники пожарной безопасности мне расскажи, кретин! Задолбали меня все! Нашли, бл..дь, школьницу! - Не учи меня жить! – выкрикнула я в запале. Мысли о том, как бы поаккуратнее довести до Эрика необходимость встреч с Раулем, улетучились. Я ему устрою ночь длинных ножей! – Как вы мне надоели! Мадам командует, ты вот тоже взялся! Хватит!!!!! Не желаю больше никого слушать! – Я ткнула пальцем ему в грудь. – У меня своя жизнь и своя голова на плечах. И если я захочу себя угробить, то спрашивать никого не буду, ясно? - Ты рехнулась, - констатировал Призрак и оттащил меня подальше от края. Зря он это сделал. Сейчас его прикосновения только раздражали. - Не трогай меня! – взвизгнула я, выворачиваясь из его стальной хватки и отступая назад, выставив перед собой ладони. - Не прикасайся! - Конечно, кто я такой, чтобы прикасаться… особенно после виконта, - саркастично протянул Эрик. Вот и до виконта добрались. Я глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Мне нужен конструктивный диалог, а не перепалка старых супругов. - При чем тут виконт? Он, между прочим, меня и пальцем не тронул. И обещал с директорами поговорить. А что сделал ты? - Я? – Эрик задохнулся. – Я дал тебе голос! Без меня ты бы так и прозябала в кордебалете! - Прекрасно. Теперь я прозябаю там, осознавая собственное величие! Карлотта не позволит мне сделать карьеру в этом театре… Если только у меня не будет серьезного покровителя. Я снова с сожалением покосилась во тьму, скрывающую сцену и утерянную сигару. - Неблагодарная девчонка! – бушевал Призрак. – Я десять лет помогал тебе, поддерживал… Мне ты плакалась на дразнящих тебя девочек, у меня искала утешения. Мне поверяла все секреты! - Я поверяла их бесплотному Ангелу, а не здоровенному мужику в плаще и маске! – запальчиво возразила я. Кристина вдалеке кивнула, подтверждая правоту моих упреков. Эрик, открывший было рот для очередной порции обвинений, умолк. Его плечи опустились. - Ты права. Мне нет прощения за этот обман. И я понимаю… Ты так молода, ты жаждешь жизни… Но ты ее не знаешь! Де Шаньи попользуется тобой и выкинет, как ношеную перчатку без пары. - Сама разберусь как-нибудь! И ты мне не отец! – я понимала, что говорю не то, и не так, и, кажется, увеличиваю пропасть между нами. Пропасть, которую так стремилось сократить мое глупое сердце… - Не отец… - эхом отозвался Эрик. Он скинул плащ и уселся на доски, отвернув лицо. - Не отец. Знаешь, когда я первый раз увидел тебя в часовне, ты так горько плакала. И все сжимала в ручках крохотную фотографию. И я подумал – вот еще одно существо, такое же одинокое, как и я. Мне впервые в жизни захотелось о ком-то заботиться. Быть кому-то нужным. Пусть даже этот кто-то – маленькая девочка, верящая в ангелов. Твоя вера была так чиста… Я не решился ее разрушить. А потом стало слишком поздно… Ты выросла, Кристина. Выросла чистой и наивной душой, верящей столь возвышенно и любившей своего Ангела так бескорыстно. Ты ничего не требовала, ты безропотно выполняла мои указания. В этом дворце порока и разврата выросла невинная душа – это ли не чудо господне?! И я не мог… Его голос прервался. Я закрыла глаза. Сейчас я должна была совершить самый ужасный поступок в своей жизни. И заранее проклинала себя. - Ты прав, - глухо проговорила я – говорить в полный голос я не могла – боялась не совладать с собой. – Слишком поздно. Я не хочу быть просто голосом. Я не хочу быть невинной душой. Я человек. Я – молодая девушка, мне положено делать глупости, ходить на свидания, влюбляться… Отпусти меня, пожалуйста. Эрик вскочил. - Ни за что! Я унесу тебя вниз, к себе. Запру – и ни один человек не найдет тебя. И твой виконт быстро позабудет тебя, утешившись с какой-нибудь сговорчивой балериной. А ты останешься со мной. Навсегда. Слышишь, навсегда!!! Он одним смазанным движением преодолел расстояние между нами и, вцепившись в мои плечи, хорошенько встряхнул. Прямо надо мной оказались блестящие от слез и ярости глаза. - Только попробуй – и я уморю себя голодом, - пригрозила я. – Я упрямая. И ты не услышишь больше мой голос: я специально сорву его. Ты останешься наедине со своей спящей красавицей. Только теперь она будет мертвой принцессой. И никакой прекрасный принц не поможет. Тебе останется только положить меня в хрустальный гроб и оплакивать всю оставшуюся жизнь. Ты этого хочешь? – на мои глаза навернулись злые слезы. Какой же он дурак, господи! Какие же мы оба дураки! Эрик отпустил меня и спрятал лицо в ладонях. - Что я делаю? – прорыдал он. – Прости меня, Кристина. Злись на меня, кричи, только не ненавидь… Пожалуйста, только не ненавидь меня! – крикнул Эрик, срываясь на хрип. - Я не ненавижу тебя. Но ты так и не сказал, зачем я тебе. Я теряюсь в догадках, мне страшно, - я погладила пальцем крепкую веревку, заменяющую перила. – Рауль… он простой. Понятный. Он - мой друг, почти как Мэг, с которым можно прогуляться, поболтать, посидеть в кафе, посмеяться над глупыми шутками, поделиться байкой из жизни… Ему интересно со мной. Понимаешь, со мной, а не с моим голосом или светлой, как ты говоришь, душой. Потому что та смешливая девчонка, которая разглядывает модную шляпку в витрине – это я. И та продувная бестия, которая обыграла соседок по комнате в карты и выиграла пятьсот франков, поставив на то, что Лефевр уйдет – это тоже я. И даже та бесстыжая девица, которая, краснея, слушает последние сплетни об очередном любовнике Сорелли и рассматривает непристойные картинки – это тоже я. Могу я быть просто собой? Пожалуйста, позволь мне… Эрик помедлил. - Зачем ты мне… А зачем людям воздух? Почему день приходит на смену ночи? Зачем кровь струится в наших жилах? Ты – вся моя жизнь, я умру, если тебя не будет. Я… Он так и не сказал: «Я люблю тебя». Так и не сказал. Эх… - Эрик! – Я подошла к нему вплотную. – Пообещай мне одну вещь. - Все, что захочешь. - Похоже, недавнее почти признание лишило его сил, и голос его звучал тускло и бесцветно. - Пообещай, нет, поклянись мне, что пальцем не тронешь Рауля де Шаньи. Иначе я никогда не буду с тобой разговаривать. Эрик долго-долго смотрел на меня. Мне стало не по себе. Что я творю! Как я смею издеваться над человеком, готовым вырвать ради меня из груди собственное сердце? Кто я такая? - Кто мы такие? Мы – те, кто мы есть, и только. Ты все делаешь правильно… - донеслось издалека. - Спасибо, Кристина, - я мысленно пожала воображаемую руку. – Сейчас мне, как никогда, нужна твоя подд… - Я согласен, - раздалось над головой хриплое карканье. Он – что??? - Повтори, - потребовала я. - Я… Я клянусь, что пальцем не трону виконта де Шаньи. Этого достаточно? - Д-да. - Тогда… Всего тебе хорошего, Кристина, - и Призрак мгновенно оказался возле своего плаща. Еще миг – и плащ наброшен на плечи. Еще миг – и мой Ангел исчезнет. Быть может, навсегда. Ну уж дудки. - Эрик, стой! – мой голос обретает неожиданную силу и властность. И мгновения растягиваются, и сжимаются кольцом у меня над головой. Но все это не имеет никакого значения, потому что вот она я, и вот передо мной мужчина, который хочет оставить меня ради моего же счастья, но ничего не выйдет, потому что еще не время, и слишком рано он от меня отказался… Или он не тронет лишь Рауля, повергнув Оперу в кровавый террор? Я не знаю. Я совсем не знаю этого человека. Как я посмела упрекать его? - Что еще? Он стоит спиной ко мне. Высокий, зловещий, в черном плаще, похожем на ожившую тьму. Всемогущий Призрак Оперы. Гениальный композитор, художник, архитектор, певец. Одинокий, несчастный человек. И это все – он. Зачем он мне? А зачем людям воздух? Я решительно разворачиваю его к себе, утыкаюсь головой в бархатную жилетку и торопливо шепчу: - Прости меня, ну прости, пожалуйста, мне просто очень страшно, я так запуталась, я маленькая и слабая, а нужно быть сильной. Я должна быть сильной. Я люблю тебя, мой Ангел, без тебя я бы сгинула еще тогда, десять лет назад. Я была совсем одна, а ты спас меня… Не оставь меня теперь, когда я начинаю жить. Не бросай меня, пожалуйста, Эрик. Он обнял меня. Мы стояли на колосниках, словно во всем мире не было никого больше. Да и мира не было, о чем вы? Только двое, чьи сердца прерывисто колотятся друг возле друга – чуть вверх и наискосок. Разве мир не может чуть замедлиться, чтобы мы постояли так еще пару столетий? Течение времени не остановить. - Ты будешь еще встречаться со своим… виконтом? – он явно проглотил эпитеты, которые просились на язык. - Буду. Иногда, - твердо ответила я, и одному богу известно, чего мне стоила эта твердость. - Хорошо. Я потерплю, обещаю. Но недолго. И ему не стоит испытывать мое терпение, - голос Эрика стал суров. – Если он только посмеет… Я посчитаю клятву недействительной. И убью его. Да… мне придется быть очень, очень осторожной. - Я понимаю, Эрик. Я глажу шоколадную ткань. Под рукой его грудь слегка подрагивает. Сердце. Я не могу перестать думать о нем. И пусть это нечестно. Прости меня, Крис. Я приподнимаюсь на цепочки, обвиваю его за шею и тянусь к губам. Рауль уже получил свой поцелуй, теперь очередь Эрика. Да. Так будет справедливо. - Справедливо, - соглашается Кристина. Губы такие мягкие, удивленно-податливые, они раскрываются передо мной – и я проваливаюсь во влажную глубину. И они обретают твердость, становятся по-мужски настойчивы. И я таю… Нет меня. Ничего нет. Только поцелуй, который я украла у вечности сегодня. Кружится голова, подкашиваются ноги, спина выгибается дугой, я похожа на похотливую мартовскую кошку, не хватает только начать тереться об него всем телом… Я резко распахиваю глаза, прерывая поток желания. Прямо передо мной лицо Эрика с полузакрытыми глазами. Я смотрю на него и впитываю эту искрящуюся нежность, это счастливое неверие, это чистую любовь. Много ли женщин могут похвастаться, что знают, какова любовь на вкус? Я знаю. Даже если я вернусь обратно и проживу много лет, даже умирая в окружении заботливых внуков, я буду помнить, что любовь – это дрожащие пушистые ресницы со светлыми кончиками, это искорки удивительных серо-зеленых глаз с коричневым пятнышком у зрачка, прикрытых тонкой кожицей век. Это улыбка, льющаяся мне в рот вместе с поцелуем. Это сильные руки, обнимающие меня, точно хрупкий мираж. Это шум крови в ушах – один на двоих. Это одно имя. Последнее слово, которое я выпущу в этот мир, уходя. Эрик. Я умерла и воскресла. С трудом заставив себя прервать поцелуй, я отодвинулась назад. - Мне пора. Эрик молчал. Но теперь это было совсем другое молчание. Радостное, полное надежды и светлых предчувствий. Не дай бог мне когда-нибудь увидеть надежду, уходящую из него! А мои надежды просты – пусть Кристина сделает выбор, который… Нет, я не должна об этом думать. Если придется уехать… пусть это останется самым лучшим нашим воспоминанием. Одним на двоих. - Кристина, - окликнул он, поднимая сияющие, как звезды, глаза. – Я тоже хочу узнать тебя. Я хочу увидеть тебя настоящую. Я ответила на взгляд. Мне уже не страшно. Я верю, что все будет хорошо. - Узнаешь, я обещаю. Отвернувшись и запретив себе оглядываться, съехала по веревке вниз, на пустую сцену. Не отказала себе в удовольствии найти наполовину скуренную сигару. Напоследок, перед тем, как уйти, я поднимаю глаза. Колосники пусты.