Измененная реальность

…героиня обманывает ангела, мстит, разговаривает сама с собой и наслаждается видами Парижа

      По дороге в часовню меня охватил дикий мандраж. А ну как ничего не выйдет? И что мне скажут по поводу прогулок по Опере? Кажется, так я не боялась аж с экзамена по неорганике, который в итоге завалила. В самой часовне было тихо, довольно светло — с улицы сквозь витражное окно проникал свет уличного фонаря — и удивительно спокойно. Потрескивающие свечи, святые и ангелы с потемневшими от копоти ликами, строго смотрящие с фресок. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, поудобнее устроилась на коленях и поставила над портретом с надписью «Густав Даае» свечку, которую прихватила в нише за дверью часовни.       — Кристина, — прошептал ангел, нарисованный на стене передо мной.       Знаю я эти шуточки. Так. Не поддаваться панике. Ну, с богом.       — Мой Ангел, я пришла, — молитвенно сложив ладони, я преданно уставилась в размытое лицо ангела, — и готова начать урок.       — Что ты делала на колосниках? — грозно вопросил глубокий голос.       Вот и допрос. А я уже было понадеялась…       — Смотрела на сцену. Это так красиво. — Самое смешное, что я не кривила душой. Это было прекрасное и величественное зрелище, боюсь даже представить себе, какое великолепие открывается, когда горят все светильники.       Возникла пауза.       — Ангел… — Неужели ушел? Нет, так легко Кристина бы не отделалась.       — Что ж, это простительно. Но почему ты прыгала по галереям, словно какой-нибудь юнга с торгового судна, а не будущая прима моей Оперы?       Ого! Ну и оговорочка! Все, теперь ты попался — не переиграть тебе поднаторевшую в сетевых баталиях тетку. Буду тебя троллить, дорогой мой Пр… Ангел… Стоп. Почему он не сказал ничего про Буке? Неужели не видел? Наверное, не видел, иначе бы упомянул об этой «досадной мелочи». Да и крик бы уже стоял — сомнительно, чтобы похотливый бригадир прожил хотя бы десять минут после того, как осмелился покуситься на самое дорогое — то есть на меня. Ура! Та-ак, на чем мы остановились?       — Так быстрее, — и без паузы, — разве это твоя Опера? Я думала, ты мой Ангел музыки, а ты всего лишь Ангел этой Оперы… — подпустить в голос слезу. — Неужели папа обманул, и я совсем одна?       Похоже, мой невидимый друг несколько опешил.       — Нет, Кристина, что ты! Я был… послан тебе отцом, верь мне. Ты не одна, только не плачь, девочка моя. — Ага, мы не любим женских слез! Этим надо воспользоваться.       — А я когда-нибудь увижу тебя? — я шмыгнула и изобразила сдавленные рыдания. — Знаешь, иногда мне кажется, что я тебя выдумала. Ты ведь существуешь? Я начинаю сомневаться… Вот если бы я тебя увидела…       — Нет, это невозможно! — явно испугался голос.       Как это невозможно? А как же мои ручки с канделябрами? А гондола с лошадкой? Я так не играю.       — Пожалуйста, Ангел, — я натурально и очень горько всхлипнула, не давая Призраку ни шанса.       И клиент дозрел.       — Хорошо, Кристина. Ни на одну твою просьбу я не могу ответить отказом… Я покажусь тебе после твоего триумфа. Но для этого нужно заниматься, а не сидеть на холодном полу!       Последнюю фразу он рявкнул так, что я, торопясь подняться, чуть не свернула канделябр.       — Откуда начинать? — кротко поинтересовалась я.       — С самого начала, будь добра…       Что ж, я думала, будет хуже. Однако за все полтора часа нашего урока я ни разу не задумалась о том, что неплохо бы прямо сейчас проснуться, как это было на уроках в танцклассе и на репетиции. А это о чем-нибудь да говорит. Оказалось, в этом сне я очень хорошо пою, понимаю всю итальянскую белиберду, означающую темп и прочее, и, к счастью, уже готова к предстоящему выступлению. Призрак мне сам об этом сообщил.       — Мне приходить завтра? — спросила я, собирая листки партитуры, разлетевшиеся от моего неловкого движения по полу часовни.       — Завтра у балерин выходной, ты забыла? — мягко усмехнулся голос. — Даже Ангел не может быть настолько требователен, чтобы заставлять тебя заниматься без сна и отдыха. Приходи через два дня.       Выходной? Вот здорово! Ценная информация.       — Ну… тогда до свидания, Ангел.       Я покрепче сжала папку с нотами, затушила свечу и поторопилась на выход. Возле порога помедлила, обернулась и пустила парфянскую стрелу:       — Я люблю тебя, мой Ангел.       После чего шмыгнула за дверь и прислушалась.       Секунду-другую было очень тихо, как будто мой незримый собеседник перестал дышать. Потом послышался печальный вздох:       — Я тоже, Кристина. Если бы ты знала, как… — и часовня опустела окончательно.       На мгновение почувствовав себя последней сволочью, я, тем не менее, торжествующе улыбнулась. Пускай теперь строит из себя строгого учителя, самое главное я уже услышала. И для этого оказалось совсем необязательно душить виконта и целоваться по пояс в воде.       О-о-ох! Про виконта-то я и забыла. По идее, он должен меня узнать… Подумаю об этом завтра… или после премьеры.       В центральном коридоре меня поджидала мадам Жири.       — Ты быстро сегодня, — она улыбнулась. — Как успехи?       — Я почти готова… но мне страшно. Как я буду петь на сцене, перед всеми этими разодетыми благородными господами?       Глупо, но мне действительно стало страшно — я в принципе не любительница публичных выступлений.       — У тебя все получится, просто поверь в себя, — изрекла мадам очевидную банальность. Но и ее оказалось достаточно, чтобы я успокоилась.       Вернувшись в спальню, напоминающую сонной царство принцессы Шиповничек, и сунув папку в тумбочку, я вспомнила про несчастных, осмелившихся поднять на меня руку. Теперь моя очередь. Осторожно выудив из-под подушки свистнутые в гримерке баночки и кисточки, я приблизилась к своей первой жертве. В неверном пламени свечи, зажженной в изголовье ее кровати, я открыла банку с белилами, макнула в нее кисточку и осторожно провела по щеке девушки. Она поморщилась, но не проснулась. Я повторила процедуру. Так, замирая при каждом шорохе и чувствуя, как внутри все екает от каждого движения, за двадцать минут я покрыла белилами все ее лицо. Пришла очередь черной краски, которой я намалевала круги вокруг глаз. Посмотрела придирчиво, осталась весьма довольна результатом и перешла к ее товарке. Для этой красотки я припасла кое-что поизобретательнее. Открыв банку с воском, я отщипнула кусочек, чуть помяла в руке и приляпала девице на лоб. Чудесно, просто чудесно. Еще несколько кусков, пара взмахов кисточкой с красной краской — и передо мной наглядная иллюстрация побочных эффектов полового созревания, хоть сейчас в учебник вставляй.       Удовлетворенная, я пошла умываться и баиньки, не забыв затолкать улики поглубже в тумбочку. Прятаться я не собираюсь — они и так узнают, чьих это лап дело, но и открыто подставляться неохота. *~*~*~*~*       Шорох и далекий плеск. Стук капель. Где-то вдалеке катит мягкие волны невидимая река.       — Кто ты?       — Кто здесь?       — Ты — демон?       — Я — нет. Я здесь случайно. А кто ты?       — Почему ты разговариваешь с Призраком? Тебе не страшно?       — Бояться нужно людей, а не призраков. Нет, я не боюсь. Кто ты?       — Почему мой Ангел не увидел подмены? Кто ты, демон?       — А-ах, теперь понятно. Ты — Кристина.       — Кто я?       — Кристина.       — А кто ты?       — Кто я…       Шорох, шепот, тянет прохладой от воды. *~*~*~*~*       Утром я долго лежала, разглядывая потолок и вспоминая свой удивительный сон. В нем словно бы ничего не было, лишь бесформенное нечто, которое говорило со мной.       Кристина.       Это она говорила со мной, она спрашивала, кто я. Значит, она тоже тут. Да уж, все чудесатее и чудесатее. Теперь придется еще ломать голову, не вылезет ли ее «я», чтобы помешать мне.       От невеселых раздумий меня отвлек громкий визг — это мои пробудившиеся ото сна жертвы совершили рейд мимо зеркала. Другие девушки, разбуженные шумом, повскакивали с кроватей и тоже завизжали, увидев боевую раскраску на их лицах. Удовлетворенно улыбнувшись, я решила, что пора бы и вставать.       — Это ты! — одна из «красавиц» с дурно смытым гримом выросла передо мной, как из-под земли. — Твоих рук дело!       Я потянулась с нарочитой ленью.       — С чего ты взяла? Это мог сделать кто угодно, взять хотя бы Призрака Оперы.       Со злорадным удовольствием я пронаблюдала, как девушка бледнеет, словно заново покрываясь белилами.       — Ты нам мстила, и не приплетай сюда Призрака, — обладательница «прыщей» возникла рядом с подругой.       — Девушки, милые, да за что мне вам мстить? — наивно улыбнулась я. — Это же вы должны мне денег, а не наоборот. — С удовольствием запечатлев в памяти их вытянувшиеся физиономии, я продолжила: — И если вы все еще намерены отыграться, жду вас на обычном месте после завтрака.       — Крис, ты же обещала пройтись со мной по магазинам! — возмутилась у меня над ухом только что проснувшаяся Мэг.       — Сначала сыграем, потом магазины, — рассудила я, — не думаю, что задержусь надолго, да и у нас ведь весь день впереди, так?       После завтрака (видимо, вчера мы с Мэг его проспали), я разыграла три партии в банальную «буру», спустила немного денег, выиграла в два раза больше, но, как ни странно, при этом перешла в разряд «своих парней».       Наконец, в первый раз за все время, проведенное во сне, я вышла из театра.       Сентябрь, самое начало осени, но здесь этого не чувствуется, и так тепло, и идиотское длинное платье с гипертрофированной задницей почти не мешает, и плевать на пыль, грязь и конский навоз под ногами. Мы идем по одной из центральных улиц, набитой магазинами, как бродячая псина — блохами. Так светло и солнечно, и легкий ветер игриво дергает за поля шляпки, но она намертво прикреплена булавками, и его старания напрасны. Мне легко и весело, и лишь на самой границе сознания сверлит мозг назойливая мыслишка, что в это самое время мой Призрак сидит во тьме подземелий и считает часы до нашей следующей встречи. Я, само собой, надеюсь, что это — игра моего эгоистичного воображения, но все, что я о нем знаю, говорит: ты права, он там, совсем один. Как всегда. Навсегда.       — Может, вернемся, а, Мэг? — я заискивающе смотрю в глаза своей светловолосой спутнице. — Ты ведь уже купила все, что хотела, да?       — Ты что, Крис, — звонко смеется Мэг, — возвращаться в Оперу так рано? Я тебя не узнаю: ты же не меньше моего любишь ходить по магазинам. К тому же я проголодалась. Завернем к маэстро Дюрану — я соскучилась по его миндальным пирожным с абрикосовой начинкой.       — Разве будущим прима-балеринам полагаются пирожные? — подначиваю я.       — Немножко можно, никто ведь не узнает.       Вскоре мы оказываемся на небольшой площади. Заведение маэстро Дюрана украшает старомодный жестяной крендель, покрытый фальшивой глазурью. Несколько столиков находятся прямо на улице, и мы немедленно оказываемся за одним их них. Мэг весело плюхает пакеты с покупками на свободный стул и усаживается, подперев лицо ладонями и устало прикрыв глаза. У меня гудят ноги, и, сев, я украдкой вытаскиваю ногу из туфли и сжимаю и разжимаю пальцы. Немного помогает. Сколько же мы сегодня миль находили? Мэг накупила уйму всяких премилых вещиц, а я разорилась всего лишь на одну ленточку знакомого шоколадного оттенка, которую сразу повязала на шею. Мы заказываем кофе и маленькие миндальные пирожные, а после долго сидим, потягивая вязкий горький напиток и стараясь не глотать пирожные за два укуса. Но они такие нежные и тают во рту.       Тут меня озаряет, я подзываю официанта и прошу принести еще порцию миндального чуда.       — Для кого это? — удивляется Мэг.       — Хочу кое-кого угостить, — уклончиво отвечаю я.       — О, Кристина, неужели у тебя роман? — с восторгом тараторит она. — Познакомишь меня со своим кавалером?       — Какой роман? Вот еще, глупости какие! — я начинаю сердиться. — У меня романов нет, мне некогда. Это… для той старушки с книгами… ну ты помнишь.       Мэг успокаивается и с нетерпеливым возбуждением смотрит на пакет:       — Ох, как хочется все рассмотреть поближе… Ну что, пойдем домой, Крис?       Домой… Мой дом — Опера, и в этом мы так похожи…       Я тяну носом воздух, несмотря на то, что раньше 16 октября жареных каштанов мне не видать, как своих ушей. Здесь грязно, и от Сены несет помойкой, но Париж все еще пахнет летним днем. И в моей голове лейтмотивом сегодняшнего дня вертится странная фраза из одного забавного детектива: «Город — это любимая еда собак».