***
Сигрид никогда ещё не было так одиноко. Сначала у неё были только родители. Она тогда была совсем крошкой, но почему-то помнила, что они отдавали девочке всё свободное время. Ещё нечёткие, но такие тёплые воспоминания грели ей сердце — она росла в любви и спокойствии. Спустя два года появился Баин, и уже тогда она почувствовала первый укол ревности: почти всё внимание перешло к малышу — но она не отчаялась и спустя некоторое время обрела верного товарища по забавам, а главное — лучшего брата, какого только пожелать можно. Ещё через пять лет родилась Тильда, и все заботы о ней легли на плечи старшей сестры. Первые шаги и слова, успехи в рукоделии и открытый нрав девочки были огромной наградой за бессонные ночи и выматывающие дни, и Сигрид была в праве гордиться этим. А сейчас же рядом не оказалось никого: ни уверенного в себе отца, ни любящей матери. Девочка тосковала даже по проделкам брата и сестры и могла поклясться, что стерпела бы даже самый сложный день в Эсгароте, лишь бы быть вместе с ними. Но теперь это невозможно, и Сигрид кляла себя за каждое резкое слово, брошенное когда-то в их адрес, и неумолимо скучала. Казалось, в эльфийском городе никому не было дела до человечьей девочки. Жители его, возвышенно безмятежные и неземные, вежливо обращались с ней, следили, чтобы она случайно не потерялась в закоулках дворца, но не более. Никто не попытался понять её, никто не приоткрыл дверцу, ведущую к сердцу Сигрид, и она замыкалась всё больше. Уже в первые дни она почти наизусть знала, что находится в её спаленке и примыкающей к ней купальне, но дальше она не ходила: боялась заблудиться, столкнуться с неприветливостью и выдать своё отчаяние. С утра до вечера она сидела в комнате и ни с кем не говорила, кроме Владыки, когда он приглашал её к трапезе. Несмотря на свой бойкий нрав и природную весёлость, девочка медленно угасала от тоски и боли потерь. Долго она смотрела в окно, обрамлённое белыми невесомыми занавесями, думала о доме и молчала, молчала, молчала… Редко она выходила на улицу. Тропинки петляли по саду, скрывая её от эльфийского взора, и Сигрид послушно следовала вперёд и вперёд, смотрела на водопад, но не признавалась даже самой себе, какой восторг поднимается в её душе. Зоркие глаза исследовали каждый уголок, каждую травинку, но не находили ничего известного. Даже цветы и те были незнакомые, лишь левкой, что каждый вечер распускался под окнами. Тонкий аромат наполнял всю комнату до самых краёв, оттого и сны ей снились всё больше о доме, светлые и отчаянно грустные. Так прошла почти дюжина дней, и Сигрид совсем увяла — улыбка больше не касалась нежных девичьих губ, голубые глаза смотрели с опаской загнанного зверя, а слёзы, что так и не пролились, застыли в них немым упрёком. Но боль непременно однажды уходит, излечиваются даже самые страшные душевные раны, и на их месте остаётся лишь светлая печаль. Наконец настал тот час, когда тоска понемногу стала отступать из сердца совсем юной ещё девочки. И причиной тому стала дружба, крепкая и долгая, появившаяся в её жизни в самый тёмный момент.***
Белые цветы, точно маленькие звёздочки, рассыпались среди травы, выглядывали из-за продолговатых листиков и тянулись к солнцу. Не знала Сигрид их названия, но отчего-то очень полюбила их, а потому всё больше времени она проводила здесь, под ветвями знакомой ей плакучей ивы. Никто не тревожил и не искал девочку, и она решила, что про неё попросту забыли. От этого на сердце стало немного легче — не любила она, когда её пытались разговорить и узнать, как самочувствие. Сигрид ласково коснулась пальцами тоненьких лепестков и вдруг отдёрнула руку: едва различимый шорох раздался за её спиной. — Это нифредил, — тихо прозвучал уже знакомый голос, и девочка всё-таки подняла взгляд. Рядом с ней присел Элладан и с грустью посмотрел на цветы. На лицо его упала тень, а брови сдвинулись к переносице. — Зимние цветы, они только начинают зацветать в нашей долине, и тебе посчастливилось найти первые. Но через пару месяцев эти белые звёздочки будут повсюду, успеешь устать ещё. Сигрид улыбнулась и увидела, как на губах эльфа вдруг заиграла ответная улыбка. Общество Элладана она всегда ценила: он привёз её сюда, и девочка привыкла считать эльфа своим спасителем. Он и только он мог заставить её хоть немного поговорить в обществе других эльфов, и Сигрид всё больше стала цепляться за эту связь. — Почему же зимние цветы вдруг распускаются летом? — Здесь всё не так, как ты привыкла, не правда ли? — спросил он в ответ. — Да, совсем иначе, — она отвернулась, и детские плечики сразу поникли. Эльф заметил эту перемену и с грустью отметил, что вернуть девочку в хорошее настроение будет очень сложно. Сигрид молчала, тонкий пальчик ласково касался лепестков нифредила, но мысли её были далеко. В Эсгароте, должно быть, уже поспели яблоки, летние, сочные, совсем мелкие, но такие вкусные, что устоять невозможно. Сигрид всегда залезала на самую макушку дерева, чтобы достать брату с сестрой самые спелые плоды, но тут она яблонь совсем не видела. — На самом деле, чем дальше от дворца, тем больше знакомого ты сможешь найти, Сигрид. Девочка повернулась к эльфу, и он вдруг заметил искорку надежды, мелькнувшую в её голубых глазах. — Пойдём, — просто сказал он и протянул ей руку. Сигрид не стала сомневаться и тут же вскочила, будто только этого и ждала. Детская ладошка крепко сжала ладонь эльфа, и они двинулись по извилистой тропинке прочь от озера. Шли они долго, девочка замечала это, глядя на солнце. Сначала по бесконечным мостикам, потом по дорожкам, выложенным камушками, и вот последние эльфийские домики скрылись за деревьями, и Сигрид обернулась. — А где заканчиваются владения лорда Элронда? — спросила она Элладана, он бодро шёл рядом с ней, внимательно наблюдая, чтобы девочка не споткнулась. — За пределами долины, отсюда ты ни за что не увидишь. — А откуда увижу? — с любопытством продолжила она. — Когда-нибудь я тебе покажу, — улыбнулся эльф. — Обещаешь? — девочка даже остановилась. — Обещаю, пойдём дальше, осталось совсем немного. Тропинка нырнула вниз, по обе стороны от неё уже вовсю цвел клевер, белый и сиреневый, такой родной, что у Сигрид губы растянулись в широкой улыбке. Впервые с того момента, как она очутилась в Имладрисе. Обогнув молодые сосенки, дорожка вдруг потянулась наверх, к самой верхушке холма, и девочка с завидным упорством поднялась по крутому склону. Ветер ласково перебирал её волосы, выбившиеся из косы, гладил руки, нежно касался раскрасневшихся щёк, и Сигрид улыбалась, почти смеялась, встречая его, как старого доброго друга. — Мы забрались так высоко! — девичий голос наконец прозвучал звонко, с неподдельным восторгом, и эльф, стоявший ещё у подножья холма, быстро взобрался следом за девочкой. У их ног лежала долина. Шумный водопад блестел в лучах солнца, уже склоняющегося к западу, ручьи журчали где-то среди деревьев, укрывающих чудесный город. И девочка впервые восхитилась красотой этого места. Совсем недалеко от них стоял дворец Элронда, и с холма различить можно было даже белые занавески на окнах, что колышатся, играя с потоками воздуха. Долго любовалась Сигрид долиной, запоминала, жадно впитывала всё до мельчайших подробностей, и слёзы, наконец, текли по её щекам. Боль уходила, и в сердце робко, но неотвратимо распускалась надежда.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.