***
Зря она сюда каждый день ходит. Бессмысленно стоит, подпирая воздух. И до покраснения в глазах заглядывает в зияющие чёрными обгоревшими провалами окна пострадавших зданий. Тут кипит работа. Новые дома рождаются буквально из пепла. Тут работают невероятные люди. Они почему-то считают, что «подвиг» Ледибаг в Нью-Йорке стоил таких колоссальных потерь. Что она действительно не смогла бы быть в двух местах одновременно. Что вопрос мирового масштаба решился «малой кровью». Маринетт воротит от этих слов. Она услышала их в последней сводке новостей и весь день проходила, смакуя его тягучее безразличие. Кровь — это все равно кровь. В любом количестве. И это кровь, которая не должна была пролиться. Ледибаг не заслужила того восхищения, которое вызвала ее победа в Нью-Йорке. Но разве всем это объяснить? Наверное, ей стоило бы как-то помочь. Подойти к тем рабочим, спросить, что может сделать хрупкая девочка лет пятнадцати. Возможно, выслушать насмешки и смачное перенаправление в места не столь отдалённые, но настоять на своём. Но Маринетт Дюпен-Чен продолжает переминаться на месте, не обращая внимания на хлюпающую в ботинках воду и мелкий накрапывающий дождь. Будто наивно полагает, что раздирающее Ледибаг изнутри чувство вины поможет гораздо больше, чем дополнительная пара рабочих рук. Наверное, Маринетт эгоистична. Или банально глупа. Нью-Йорк действительно дал это осознать. Осознать все свои худшие черты, слабости. Безответственность. Некомпетентность. Несобранность. И это только как Ледибаг. Рыцарь Филин буквально раскрыл детям в спандексе глаза. Ледибаг впервые увидела, какая она на самом деле маленькая и беззащитная. Как легко проигрывает и допускает ошибки. Ее с Котом Нуаром песочница — Париж — вдруг сменилась песочной дюной проблем Нью-Йорка. Бражник вырос из песочницы, которую делил с Ледибаг и Нуаром. Даже Кот, наверное, вырос, решившись попрощаться со своими силами и обретя их вновь. А Ледибаг все не может. Такие родные песочные замки были разбиты. И не только замки... Маринетт все еще не решается посетить больницу, куда отправили пострадавших.***
«К счастью, нападение акумы не повлекло за собой человеческие жертвы. Двенадцать пострадавших, включая двоих детей, были доставлены в больницу...», — эта фраза крутится в голове как заевшая пластинка уже вторую неделю. Маринетт стоит у дверей той самой больницы. Стоит и надорванно, беспорядочно дышит. Потому что не знает, что еще может сделать. Хочется превратиться в Ледибаг, запрыгнуть в окно палаты к тому самому ребёнку с сильными ожогами из новостей и безудержно рыдать, вымаливая прощения. Но так поступить нельзя. Что бы не случилось, Ледибаг должна быть сильной и непоколебимой, а Маринетт... Маринетт туда и не пустят. Ну да плевать. Постоит в холле. Или прикинется каким-нибудь доставщиком пиццы, как делала уже много раз. В больницы же доставляют пиццу?.. — Маринетт? Она сразу узнает этот голос. И поворачивается на звук, чтобы лишь убедиться, что тот не звучит у нее в голове. Перед ней стоит второе ее нью-йоркское поражение — Адриан Агрест. С чувствами к которому так и не удалось попрощаться. — Адриан, что ты здесь... — она осекается, ужасная мысль молнией мелькает в мозгу. — Это из-за Чудесного Исцеления? Того, которого не было... Ты знаешь кого-то из пострадавших?.. Адриан неопределённо передёргивает плечами после первого вопроса и отрицательно мотает головой после второго. Он кажется каким-то беспричинно раздавленным. Будто и сам виноват в произошедшем, но боится признаться. — А ты? Маринетт ничего не отвечает. Она тихо опускается на ближайшую лавочку. Адриан в некотором замешательстве садится рядом. Так они и сидят, ожидая четырёх часов — времени для посещений больных. Маринетт и ее нью-йоркские ошибки. А дождь, наконец, прекращается.