***
— Что ты думаешь? Этими словами Мэриан встречает Арчера, постучавшего в ее покои, чтобы сопровождать ее на Совет знати. Наступило Вознесенье, они уже в Йорке. Хотя Арчер по-прежнему испытывает какое-то странное смущение и ведет себя уклончиво, Мэриан определенно наслаждается жизнью. Пребывание здесь значительно изменило ее мнение о городах в лучшую сторону. Йорк намного больше Ноттингема, но он также и заметно богаче — он стоит на перекрестке торговых путей, и потому он и выглядит гораздо представительнее. Улицы здесь шире, и хотя дома здесь не ниже, чем в Ноттингеме, солнце все же освещает их стены. Грязь не застаивается, а стекает в сточные канавы, которые, похоже, регулярно прочищают. В отличие от наводящего тоску Ноттингема, в Йорке царят оживление и оптимизм, а его жители явно заняты делом. Конечно, может статься, что впечатления Мэриан от Ноттингема продиктованы тем мрачным периодом в истории города, когда им управлял Вейзи. Йорк избежал подобной напасти, и если дело только в этом, то Мэриан всей душой надеется на благоразумие Брюера и тех, кто придет ему на смену. В душе она остается сельской жительницей, но раз уж она оказалась в городе, то следует признать — проводить время в Йорке не так уж плохо! Впрочем, пока что они еще не выбирались в город: заседание Совета знати проходит в замке, здесь же потом будет пир и здесь же они ночуют. Покои им гостеприимно предоставили местный шериф сэр Гарольд Бардульф и его супруга леди Гвинет. Арчер туманно намекнул, что знает кое-кого в окружении шерифа. Именно этим, вероятно, и объясняется необыкновенно радушный прием, оказанный Мэриан и ее деверю. Каждому из них предоставили отдельные покои на все время пребывания в Йорке, что можно считать настоящей роскошью. На Совет знати приглашено дворянство шести северных графств — не только Йоркшира и Ноттингемшира, но также Дербишира, Линкольншира, Лестершира и Ланкашира. Соответственно, ожидается прибытие не меньше, чем сотни лордов и знатных дам с сопровождающими лицами, так что общее число гостей переваливает за двести человек! Неудивительно, что в сложившихся обстоятельствах почти все холостые дворяне, незамужние девицы, вдовцы и вдовы вынуждены делить помещения друг с другом. Некоторым даже приходится спать по нескольку человек в одной постели! — Ну? — Мэриан тормошит Арчера, поскольку тот так и не ответил на ее вопрос. — Что «ну»? — Он внимательно окидывает ее взглядом. Кажется, в его глазах читается одобрение, но ей бы хотелось, чтобы лорд Локсли более определенно высказался по поводу ее внешнего вида. Все пять недель, как они получили приглашение на Совет, Мэриан все время была занята: нужно было дать распоряжения плотникам на стройке, а потом проследить за ходом работ. Зато стены нового манора уже стоят, а крышу уже начали перекрывать. Потом нужно будет еще настелить полы, вставить оконные рамы, отделать помещения. Ни времени, ни денег как следует подготовиться к поездке в Йорк уже не оставалось — она успела только пошить новое платье для празднества. На ее вкус, оно вполне соответствует своему предназначению: бархатное блио цвета морской волны, облегающий тело корсаж изящно расшит золотой нитью, золотом также расшиты края рукавов и горловина. Однако сейчас, когда она наконец надела это элегантное платье, ей хочется услышать слова одобрения. — Ну, как я выгляжу? Арчер коварно улыбается: — Выйдешь за меня замуж? — Нет! — отрезает она, не успев осознать, что он, конечно же, шутит. — К тому же, тебе всего двадцать один год. — Почти двадцать два, — поправляет он. — Все равно ты на три года меня младше. И я недавно овдовела, — добавляет Мэриан, хотя сегодняшний наряд ничем не выдает ее вдовства: темная вуаль поверх замысловатой прически — вот единственный знак ее положения. К тому же, глаз я положила не на тебя, и ты это знаешь. Да-да, она прекрасно понимает, что не нужно бы ей предаваться подобным мыслям, но Мэриан устала гнать их прочь. Положим, — размышляет она, — даже не известно, будет ли вообще присутствовать на собрании предмет ее терзаний. Каждый раз, когда она пыталась разузнать у Арчера, намеревается ли его брат быть на Совете, лорд Локсли явно уклонялся от ответа. Если у Гая сохранились остатки здравого смысла, — рассуждает Мэриан, — ему бы не следовало приезжать в Йорк. Пусть он лучше занимается своими прямыми обязанностями, восстанавливает замок, не подвергая себя ненужному риску: не дай Бог, случайно станут известны прошлые связи Гисборна с заговорщиками, помышлявшими убить короля Ричарда. Беда в том, что имея дело с Гаем, полагаться на здравый смысл невозможно! — В любом случае, — усмехается она, глядя на Арчера, — раз ты одобряешь мой наряд, то я готова, как только ты будешь готов.***
Нужно было проводить заседание на свежем воздухе! Конечно, под жарким августовским солнцем им тоже пришлось бы несладко, но по крайней мере тогда хоть было бы можно нормально дышать, было бы светло и не пришлось бы зажигать столько подсвечников. Все их хватает только чтобы хорошо осветить возвышение в центре зала и первые несколько рядов сидящих, в то время как остальное пространство утопает во мраке, а в воздух наполнен тяжелым запахом тающего воска. Среди собравшихся не более двадцати знатных дам, почти все они вдовы и по возрасту намного старше Мэриан. Поэтому вполне понятно, что Мэриан галантно усадили в первый ряд — мужчинам хочется полюбоваться хорошеньким личиком. Но это значит, что сидеть ей приходится вдали от окон, расположенных на задней стене зала. Она пыталась уговорить Арчера сесть с ней рядом, но ее деверь предпочел остаться в задних рядах — то ли потому, что там воздух свежее, то ли по каким-то другим причинам. По крайней мере Мэриан в буквальном смысле находится на переднем крае происходящего. Перед ними в центре возвышения восседают четверо — трое мужчин и одна дама. По бокам от них сидят несколько секретарей. Леди Гвинет на вид больше сорока, но она явно приложила все усилия, чтобы хорошо выглядеть. Вырядилась она, во всяком случае, как юная дева: голову венчает затейливая прическа, полускрытая чем-то вроде короткой вуали — супруга здешнего шерифа и не подумала надеть сетку для волос! Яркое платье земляничного цвета, низкий, почти ничего не оставляющий воображению вырез горловины, манеры записной кокетки — все это леди Гвинет. Сидя рядом с мужем, она обворожительно улыбается ему всякий раз, когда он на нее смотрит, но как только он отводит взгляд, ее внимание полностью переключается на сидящих перед ней лордов. В какой-то момент супруга шерифа явно замечает среди собравшихся кого-то. Этот человек должен быть по крайней мере ее хорошим знакомым: она вся расплывается в улыбке, глаза ярко сияют. Украдкой леди машет ему рукой в знак приветствия. К сожалению, Мэриан не может обернуться, чтобы посмотреть, кому адресованы все эти знаки внимания. Впрочем, наблюдать за тремя сидящими рядом с леди Гвинет на возвышении мужчинами не менее, а может быть даже более интересно — конечно, для человека проницательного. Мэриан много раз бывала на советах знати — сначала сидя рядом со своим отцом, а позднее ее вынуждал присутствовать Вейзи. Поэтому она хорошо научилась разбираться в политических играх, которыми на самом деле заполнены эти унылые на взгляд непосвященного мероприятия. Первое, что можно сказать: трое сидящих удивительно непохожи. Мужчина в самом центре моложе и импозантнее остальных. Сразу видно, что именно он здесь главный, и это понятно не только потому, что он занимает самое почетное место. На вид Хьюберту Уолтеру лет тридцать пять — он должен быть ровесником Гая или немного моложе. Если бы волосы Уолтера были немного темнее, то его и Гая можно было бы принять за братьев или по крайней мере кузенов. У них обоих одинаковые резкие черты лица и похожие глаза — то ли серые, то ли голубые, внимательные и светящиеся умом. Уолтер носит очень высокий сан в церковной иерархии — сан архиепископа Кентерберийского. Кроме того, он же — верховный судья Англии, именно в этом качестве он созвал сегодняшний совет. При всем при том он очень скромно одет — гораздо скромнее, чем это приличествует его положению. Только пурпурный цвет облачения выдает в нем архиепископа. По своему призванию Хьюберт Уолтер скорее государственный деятель, нежели лицо духовное. К его советам прислушивается король, особенно после возвращения из крестового похода, а сейчас, после того как Ричард в мае отбыл в Нормандию, Уолтер стал фактическим правителем Англии. Наведение порядка в королевстве после смуты он начал с укрепления судебной системы, постаравшись сделать ее более коллегиальной, менее подверженной влиянию отдельных лиц. Вскоре после назначения Уолтера верховным судьей нижестоящие суды королевства получили предписание избрать в каждом графстве четырех новых должностных лиц — коронеров. Они должны принимать жалобы и прошения на королевское имя, в то время как ранее этим занимались шерифы. Хьюберт Уолтер также распорядился, чтобы в каждом суде графства была создана особая комиссия, состоящая из четырех рыцарей, — именно они теперь должны были выбирать присяжных. Все эти меры в совокупности были направлены на то, чтобы ослабить влияние шерифов в королевской администрации. Стремление Уолтера к созданию выборных, а не назначаемых должностей показало также, что архиепископ Кентерберийский предпочитает опираться на лиц, всем известных своими достоинствами. Хьюберт Уолтер начал карьеру на службе короля Генриха — отца короля Ричарда. При Генрихе он не раз вел переговоры, занимал судейские посты, был королевским секретарем. Поговаривали, что уже в очень молодом возрасте — ему было тогда немногим больше двадцати — Уолтер был тем человеком, кому по-настоящему принадлежала власть в стране, ведь его дядя, Ранульф де Гланвиль, занимавший пост верховного судьи Англии при короле Генрихе, часто обращался к племяннику за советом. Уолтер близко сошелся с королем Ричардом во время крестового похода, в котором они оба принимали участие. Вместе с ними был и Гланвиль, но он скончался под стенами Акры. В ходе осады Акры Уолтер отличился, в том числе, и как главный переговорщик со стороны короля Ричарда при заключении мира с Саладином. Крестоносцы очень высоко ценили Хьюберта Уолтера. После заключения мира, он одним из первых оказался в Иерусалиме вместе с паломниками. Пока крестоносцы находились в городе, Саладин принимал Уолтера в своей резиденции, и англичанину удалось добиться согласия мусульманского правителя на то, чтобы небольшое число христианских священников осталось в Иерусалиме и могло отправлять там церковную службу. Два года назад Ричард покинул Палестину и Уолтер возглавил английское войско на обратном пути на родину. Добравшись до Сицилии, он узнал о пленении короля, после чего поспешил в германские пределы. Вместе с Уильямом из Сент-Мер-Эглиз он был одним из первых подданных Ричарда, кто смог разыскать, где именно заточен король. В апреле Уолтер вернулся в Англию и принялся собирать требуемый выкуп за освобождение монарха. Тем временем, Ричард обратился к своей матери, королеве Алиеноре, с просьбой поддержать кандидатуру Уолтера на выборах архиепископа Кентерберийского. В конце мая Уолтера избрали, а в начале ноября он был торжественно посвящен в сан. К Рождеству он стал верховным судьей Англии — и таким образом, за отсутствием самого короля, он оказался самым высоким духовным и светским лицом в стране. Став верховным судьей, он начал с того, что в феврале, незадолго до возвращения Ричарда, возбудил судебный процесс против принца Джона. В том же месяце Ричард наконец был освобожден из заточения в одном из германских замков, но весть об этом еще не достигла Англии. Принц Джон, обретавшийся в это время во Франции, послал духовное лицо, некоего Адама из Сент-Эдмунда, с тайным приказом к командующим всеми замками, которые в это время были в руках сторонников принца, — удерживать эти замки против королевских войск. Однако случилось так, что Адама пригласили отобедать у архиепископа Кентерберийского. Во время обеда клирик опрометчиво разговорился и проболтался о данном ему поручении. Хьюберт Уолтер сильно обеспокоился, но скрыл свои чувства от собеседника, позволив Адаму из Сент-Эдмунда отправиться дальше выполнять возложенную на него миссию. Несколькими днями позднее мэр Лондона арестовал Адама, причем все найденные при нем бумаги попали в руки Уолтера. Уже на следующий день архиепископ Кентерберийский предъявил их епископам, графам и баронам, заседавшим в королевском совете. Совет согласился с предложением лишить принца Джона всех его замков и земельных владений. Джон отказался подчиниться приказу и тогда, по наущению Уолтера, его отлучили от церкви. Чтобы подавить мятеж, Уолтер лично осадил замок Мальборо, в то время как брат архиепископа Теобальд был послан в Ланкастер, чтобы взять под контроль это графство, за что и получил там пост шерифа. В мае Джон пошел на мировую с Ричардом. Король простил своего брата, хотя и не вернул ему тогда конфискованных земельных владений. Почти все это время на стороне короля Ричарда выступал бывший шериф Йоркшира Гарольд Бардульф — супруг вечно флиртующей леди Гвинет. В силу этого Уолтер стал рассматривать Бардульфа как своего союзника. Между ними даже возникли дружеские отношения, несмотря на значительную разницу в возрасте. Сидящий перед Мэриан на возвышении невысокий, плотный, с коротко стриженной седой головой Бардульф выглядит никак не моложе семидесяти лет. Подобно Уолтеру, он когда-то служил королю Генриху, сначала в качестве управляющего королевским двором, затем королевским судьей, а потом шерифом. Он был одним из тех пяти шерифов, что сохранили свой пост при восшествии Ричарда на престол — в их число входили также дядя Уолтера Ранульф де Гланвиль и Уильям Брюер. Вместе с Уолтером и Гланвилем Бардульф тоже отправился в крестовый поход, но в отличие от Уолтера и его дяди Бардульф вернулся с полпути, когда крестоносные отряды только добрались до Сицилии. Возможно, это было очень мудрое решение — Гланвиль ведь так и не вернулся из похода. Пока Ричард находился в плену, он писал Бардульфу и Брюеру, как и еще нескольким государственным мужам в Англии, требуя поддержать кандидатуру Уолтера на выборах архиепископа Кентерберийского. Бардульф так и поступил, за что Уолтер поручил ему вместе с другим участником крестового похода по имени Сент-Мер-Эглиз собрать выкуп за освобождение Ричарда. Позднее, однако, Бардульф попал в очень неприятное положение. Несмотря на то, что он был вассалом принца Джона, Бардульф тем не менее помог Уолтеру подавить поднятый принцем мятеж. Тем не менее, узы вассальной присяги послужили поводом выдвинуть против него обвинение в измене королю. Незадолго до того, как Ричард осадил Ноттингем, Бардульфу пришлось уйти с поста шерифа графства Йоркшир. После осады он был оправдан, но его перевели на должность шерифа в другое графство. По прихоти судьбы должность шерифа Йоркшира отошла к третьему мужчине, сидящему сейчас перед Мэриан на возвышении. По своему положению в церковной иерархии архиепископ Йоркский Жоффруа равен Хьюберту Уолтеру, но его высокий сан максимально подчеркивает роскошное одеяние. Если бы Мэриан не знала, кто находится перед ней, она вполне могла бы принять его за короля Ричарда. Поразительное сходство Жоффруа с королем объясняется просто: он единокровный брат-бастард короля Ричарда и принца Джона. Ему сорок с небольшим, стало быть, он примерно на пять лет старше короля. Необузданные амбиции Жоффруа подтолкнули его купить должность шерифа Йоркского — ходят слухи, что Жоффруа задолжал английской короне три тысячи марок за это место. Сравниться с Уолтером по своему влиянию в государственной администрации он все равно не может — и потому архиепископ Йоркский постарался по крайней мере прибрать к своим рукам не только духовную, но и светскую власть в самом большом графстве Англии. Рожденный от связи короля Генриха с неизвестной любовницей еще до того, как отец нынешнего монарха сочетался браком с Алиенорой Аквитанской, Жоффруа провел большую часть жизни в ссорах со своими единокровными братьями. Возможно, в какой-то степени, вражда между ними проистекала от того, что Жоффруа всегда поддерживал отца против Ричарда и Джона, объединившихся тогда с королем Франции Филлипом-Августом. Именно Жоффруа помогал ухаживать за умирающим отцом и был единственным из сыновей короля Генриха, кто присутствовал при его кончине. Впрочем, также легко и азартно Жоффруа ссорился со своими собратьями и подчиненными среди английского духовенства. Среди множества затеянных Жоффруа распрей самой длительной и беспощадной была его борьба с Хьюбертом Уолтером за верховенство в английской церкви. По иронии судьбы, посеял семена вражды между ними никто иной, как король Ричард. Взойдя на престол, Ричард предложил кандидатуру своего единокровного брата в качестве архиепископа Йоркского. Сделал он это ради того, чтобы заставить Жоффруа принять духовный сан и, таким образом, избавиться от потенциального претендента на английский престол. При этом Ричард не пожелал считаться с тем, что капитул собора в Йорке к тому времени уже избрал архиепископом Уолтера, ранее бывшего деканом капитула. Поговаривали, что сам Жоффруа, после смерти короля Генриха, воспользовался печатью своего отца, подделав волеизъявление покойного, а Ричард не стал чинить препятствий, поскольку действия его единокровного брата отлично соответствовали его собственным интересам. Ходили также слухи, что королева Алиенора, ненавидевшая Жоффруа как плод одной из мночисленных любовных интрижек своего супруга, поддержала кандидатуру Уолтера в противовес Жоффруа. В правление короля Генриха кафедра архиепископа Йоркского оставалась вакантной на протяжении почти целого десятилетия. Уолтер, как декан соборного капитула, в последние три года перед восшествием Ричарда на престол исполнял обязанности архиепископа. Однажды он уже попытался избраться архиепископом Йоркским, но неудачно, и ему пришлось признать поражение. Капитул собора в Йорке оспорил назначение Жоффруа, ссылаясь на то, что сами выборы нельзя было признать состоявшимися: во время голосования отсутствовали Уолтер и еще несколько священнослужителей. В конце концов, король Ричард настоял на своем, но вражда между Уолтером и Жоффруа только усугубилась. В первый же день осады королевскими войсками Ноттингема Уолтер, тогда уже ставший архиепископом Кентерберийским, прибыл под стены города. Перед ним несли архиепископский крест — символ его притязаний на духовную власть над всей Англией. Жоффруа в тот момент уже находился в лагере осаждающих и выразил протест королю, поскольку, по его мнению, Уолтер не имел права так поступать за пределами своего диоцеза. Узнав об этом, Уолтер разыскал Жоффруа и весьма нелестно высказал в лицо, что он о нем думает. Прямых последствий этот инцидент, по-видимому, не имел, но король Ричард — и это стало широко известно — был возмущен поведением своего единокровного брата, дерзнувшего отвлекать его подобными выходками посреди сражения. К тому времени Жоффруа был уже в опале, поскольку на него поступало очень много жалоб, и сразу после осады королевский совет должен был рассмотреть выдвинутые против него обвинения. В конце концов, архиепископ Жоффруа решил, что благоразумие — это тоже добродетель, причем очень важная. Он затаился на время, а потом сделал ответный выпад: через месяц, когда он посетил Кентербери, перед ним тоже несли архиепископский крест. Король Ричард не стал отчитывать Жоффруа за эту провокацию, но в мае, перед отъездом из Англии, он подтвердил назначение Уолтера верховным судьей. После этого Уолтер начал против Жоффруа расследование. Оно продлилось все лето и привело к конфискации поместий обвиняемого. Жоффруа снова обратился к королю, находившемуся в то время во Франции. На этот раз, видимо, сжалившись над братом, Ричард пересмотрел решение Уолтера, возвратил конфискованные владения и простил Жоффруа. Возможно, конечно, что этот великодушный жест объяснялся тем, что к тому времени Жоффруа уже уплатил тысячу марок и пообещал перечислить в казну еще столько же. Тем не менее, распря между Жоффруа и Уолтером продолжалась. Одним из ее проявлений стало то, что Жоффруа был первым архиепископом Йоркским, добавившим к своим титулам слова «примас Англии», — явно в пику Хьюберту Уолтеру. Архиепископ Кентерберийский носил титул «примаса всей Англии» и к тому времени его верховенство в церковной иерархии страны признавалось всеми. Нынешнее заседание королевского совета, — размышляет Мэриан — очевидно, задумано как ответный ход Уолтера. Дворянство северных графств созвали в Йорк якобы для того, чтобы выразить запоздалую благодарность Генриху Бардульфу за его труды. Конечно, это давно следовало сделать, кроме того, таким способом Уолтер старается загладить неприятный эпизод, когда против Бардульфа совершенно беспочвенно было выдвинуто обвинение в измене. К тому же, собрание совета знати — это щелчок по носу Жоффруа: ведь его назначение шерифом не стало поводом для подобных торжеств. Однако истинная цель Уолтера — продемонстрировать единство знати северных графств против нового шерифа Йоркского. Созыв совета — отличная возможность собрать всех сторонников Уолтера, причем собрать их на территории Жоффруа, и тем самым поставить чрезмерно амбициозного, пышущего злобой соперника на место. Приглашение сюда как светских, так и духовных лиц, видимо, зависело от их предполагаемой лояльности. Безусловно, Уолтер постарается максимально использовать представившуюся возможность, чтобы выяснить, кого на самом деле будут поддерживать те из них, в чьей надежности он не слишком уверен. Должно быть, он прослышал, что Мэриан — вдова графа Хантингтона, верного слуги короля. Возможно также, что до него дошли рассказы единокровного брата Робина, ставшего теперь лордом Локсли. А может быть, дав распоряжение писцам подготовить приглашения на совет с совершенно одинаковым текстом, он отослал с полдюжины таких незаполненных бланков тем шерифам, которым он доверял, — например, своему брату шерифу Ланкашира или шерифу Ноттингемшира и Дербишира Брюеру, — поручив им проставить имена по своему усмотрению и отправить адресатам. Совет затянулся почти до самого вечера, и по мере того как в душном зале становится все труднее дышать, Мэриан все сложнее не отвлекаться и следить за происходящим. Наконец Хьюберт Уолтер благодарит собравшихся за то, что почтили заседание своим присутствием, выражая надежду, что вечером он всех их увидит вновь на пиру, а на следующий день будет иметь возможность встретиться с некоторыми из них с глазу на глаз. Он едва успевает договорить, как леди Гвинет, склонившаяся перед ним, чтобы приложиться к архиепископскому перстню, падает в обморок и бедняжку приходится выносить из зала, чему Мэриан, надо сказать, ничуть не удивлена. Примечания фикрайтера: В этой главе описано вымышленное заседание совета знати в Йорке, но оно основано на двух реальных событиях – совете, созванном королем Ричардом в Ноттингеме в промежутке между 31 марта и 2 апреля 1194 (т.е. сразу после осады Ноттингема королевскими войсками), и церковном совете под председательством Хьюберта Уолтера в Йорке в 1195. Уильям де Феррер и Уильям Брюер действительно существовали и в 1194 г. сменили один другого на посту шерифа Ноттингемского. Также соответствуют действительности описанное здесь поведение де Феррера во время осады, равно как и политическая карьера и семейная жизнь Брюера – во всяком случае, так написано в Википедии. Позднее де Феррер стал фаворитом короля Иоанна и вернул себе титул четвертого графа Дерби, ранее принадлежавший его семье, но больше шерифом он не служил, хотя и занимал другие государственные посты. Настоящий Брюер, возможно, не вызывал симпатии – или по крайней мере с возрастом стал малосимпатичным человеком. При короле Иоанне он занимал должность шерифа в разных графствах (иногда, сразу в нескольких одновременно) и в какой-то момент жители Корнуолла, Сомерсета и Дорсета скинулись и заплатили королю деньги с тем, чтобы он снял Брюера с этого поста во всех перечисленных графствах. Его похоронили рядом с супругой Беатрис, что тронуло фикрайтера. Кстати, прототипом шерифа Вейзи в реальной жизни был Уильям де Уэнденел (по крайней мере, человек с такими именем был шерифом Ноттингемским в 1191–1194 гг.). Никаких подробностей его жизни история не сохранила, и мы не знаем, состоял ли у него на службе высокий, мрачный и о-о-очень обаятельный приспешник. Большая часть этой главы – слегка беллетризированная историческая справка, местами почти полностью заимствованная из Википедии или «Осады Ноттингема» (см. ниже). Для развития сюжета она не имеет особого значения, но автору показалось интересным включить в фик краткий очерк политических интриг конца XII века. Фикрайтер смиренно признается в своей симпатии к Хьюберту Уолтеру. Те читатели, кто знаком с другим фиком нашего автора под названием “Ransom” («Выкуп»), возможно вспомнят, что третья глава в нем – одно большое признание в любви к Уолтеру. Начиная писать тот фик, автор испытывала потребность найти в реальной жизни какую-нибудь значимую политическую фигуру, вокруг которой можно было бы выстроить сюжет. Но когда фикрайтер набрела на Уолтера и кое-что почитала о нем, она испытала настоящее потрясение: вот человек, который на самом деле правил Англией – сначала вместо вечно отсутствующего Ричарда, а затем и вместо Иоанна, и правил очень мудро. При этом ему было немногим за тридцать–сорок лет! К тому же, про него пишут, что он действительно был высок и хорош собой. Жоффруа, незаконный сын короля Генриха не следует путать с законным отпрыском того же монарха, тоже носившим имя Жоффруа – этот последний был отцом Артура Бретонского и погиб на турнире в 1186 г.! Наш Жоффруа, бастард Генриха, судя по всему, легко портил отношения со всеми. Как государственный деятель, он не мог сравниться с Уолтером, но при этом считал себя гораздо более значимой персоной. Уолтер не раз ставил Жоффруа на место. Конечно, раз уж Уолтер не побоялся пойти войной против принца Джона, то стал бы он пресмыкаться перед равным ему по сану архиепископом, пусть даже тот и был королевским выблядком? Напротив, насколько можно судить по доступной в интернете информации, Уолтер, по-видимому, был в хороших отношениях с Бардульфом – предшественником Жоффруа на посту архиепископа Йоркского. Бардульф даже иногда позволял себе довольно колко пройтись по адресу Уолтера. В третьем сезоне нашего канона выведена очень колоритная пара – шериф Йоркский сэр Гарольд и его любвеобильная женушка леди Гвинет. В реальной жизни Хью Бардульф, по-видимому, был мудрее и добрее к людям, а о его семейной жизни известно лишь то, что в 1200 г. он женился на некой леди Мабель, которая пережила его кончину. Однако сериальные персонажи отлично вписывались в наш сюжет, и фикрайтер решила, что в создаваемой ею параллельной Вселенной Бардульф превратится в Гарольда, а леди Гвинет станет его первой женой, до брака с Мабель. Для этого читатели должны всего-навсего забыть, что Бардульфа на самом деле звали Хьюго – мелочь, не правда ли? Интересующиеся тем, как на самом деле проходила осада Ноттингема, могут почитать об этом здесь: http://web.archive.org/web/20100721021614/http://www.deremilitari.org/resources/articles/foulds.htm Кстати, граф Хантингтон действительно проявил себя героем во время осады вместе с королем Ричардом и де Феррером, но на самом деле его звали Давид и он был шотландцем.