***
Под грубыми ботинками приятно скрипит только что выпавший снег. Длинную аллею освещают неяркие фонари, скрытые между ветвистыми скелетами деревьев. Снег медленно кружась оседает на всё вокруг, заставляя в который раз отряхнуться. Какая-то жгучая, плохо объяснимая, сила упорно гонит вперёд, заставляя тяжело дыша, быстро шагать по направлению к дому. Потому что несмотря на своё железное намерение заночевать у подруги, спустя каких-то два с половиной часа я уже влетела в закрывающиеся двери последнего поезда подземки. И под бешеный галоп сердца пришлось признаться самой себе, что невозможно вот так просто взять, и остаться ночевать где-то в другом месте. Потому что совершенно неожиданно понятие «дом» стало подразумевать гораздо больше, чем просто четыре стены. Потому что… потому что очень много «потому что». Притормаживаю, чтобы перевести дух. Сегодняшнее утро заставило внутри что-то сломаться. По всей видимости это были остатки здравомыслия. Я проспала учебу. И дело даже не в будильнике, который я услышала, и по которому я честно проснулась, а в Северусе, который тоже проснулся не то из-за зашевелившейся меня, не то из-за надрывающегося телефона. Только видимо проснулся маг не до конца, потому как прошипев какое-то замысловатое ругательство, непонятно к кому именно обращённое, Снейп вырубил будильник и сжал меня крепче в объятиях. А дальше я сломалась, потому что, вдруг обнаружив себя прижатой к тёплому боку, не хватило духа нарушить это мимолетное умиротворение. Глупо улыбаюсь танцующим в ореоле фонаря снежинкам. Интересно, удивится ли он моему появлению? Тут же появляется предположение о том, как бы не была сейчас похожа квартира на лабораторию. Северус, лишившийся привычного уклада жизни, пусть и состоящего из постоянного нахождения на грани жизни и смерти, вдруг выдавшейся пенсией как-то не особенно проникся. После того странного эксперимента с какой-то термоядерной смесью от моего лающего кашля, зельевар придумал себе хобби в виде составления по памяти зелий. Правда один из таких экспериментов чуть не прожег дыру в полу. Откуда в мое отсутствие в доме появились химические реактивы. Мне осталось только тихо удивляться. Но тем не менее последние несколько дней, возвращаясь после учебы, я старалась пробиться в дальний угол кухни, чтобы из далека следить за кропотливой работой чародея. Потому что это действительно интересно и красиво. Правда, что происходит дальше с этими зельями я особенно не поняла, но чувствую ещё чуть-чуть, и он начнёт торговать ими через Инстаграм. Выглядываю из-за плотно припаркованных машин, и быстро перебегаю внутридворовую улочку. Холодный ветер противно лезет за шиворот. Время перевалило за полночь, поэтому срезать путь через проходные парадные не удастся, и я с трудом заставляю себя смириться с необходимостью сделать крюк. Плечо противно тянет набитая нотами и вещами сумка. На какой-то раздавшийся сзади звук дергаюсь больше инстинктивно— уши заткнуты наушниками. И не успеваю испугаться или удивиться, как все окружающее пространство резко накрывает темнота.***
Сначала проявляется звук. Мерное шуршащее скрежетание, словно кто-то с нажимом скребёт ручкой по плотной бумаге. Привычный для художников звук, но сильно нервирующий. Усилием воли заставляю себя разлепить глаза. Окружающее помещение как-то не хорошо крениться на бок. Жмурюсь, и медленно вдыхаю носом, стараясь унять головокружение. Вот говорила мама ночью не шляться… Твою! Выпрямляюсь настолько резко, что чуть не падаю с места. Комната на мгновение заходится цветными пятнами, и наконец складывается в небольшое помещение. Стол с лампой, тумба — евроремонт начала двухтысячных. Взгляд тут же цепляется за отходящий от псевдодеревянной столешницы кусок пластмассовой каймы. Все это великолепие оказалось дополнено лохматыми стопками бумаг, и запахом табака, явно исходившем от сгорбившегося над какой-то папкой человека. —Где я? — каркаю я гораздо громче чем требуется. — Александра Михайловна Рунцис? — человек не шелохнувшись продолжает что-то упорно скрести мелким почерком. — Кто вы? — кашлянув снова начинаю я, на этот раз менее уверенно. — Родилась двадцатого января тысяча девятьсот девяносто шестого года. — Продолжает мужчина, скорее утверждая, чем спрашивая. Не переставая сверлить взглядом лысую макушку аккуратно ощупываю карман, в попытке обнаружить студенческий и проездной. Пусто. — Что вам от меня надо? Щерюсь, складывая руки на груди и готовясь начать требовать объяснения происходящего и обороняться. Мужчина упорно скребёт что-то в лежащем перед ним листе. — В вашей квартире был зафиксирован аномально сильный выброс магии… — Какой магии? Мужчина наконец отрывается от бумаги, внимательно уставившись мне в глаза. В воцарившейся тишине слышно, как где-то за стенами помещения что-то низкочастотно гудит. — Девушка, давайте без всего вот этого, — мужчина делает какое-то неопределённое движение кистью в воздухе, второй рукой в это время растирая переносицу. — Кто он? — Он? — тупо переспрашиваю я, ощущая, как неумолимо теряю нить разговора. — О чем вы вообще? — Мужчина, маг или колдун. Из какой он страны? — Какой страны? Разговор становится похожим на общение с попугаем, от чего резко, и совершенно неуместно становится смешно. Но тем не менее, ясность происходящего упорно не проявляется. В голове судорожно начинает складываться дальнейший план действий из возвращения свободы первым пунктом. Но что бы сейчас не произошло, тут я явно из-за Северуса. О боги… Сильнее обхватываю себя руками, стараясь задавить появившуюся дрожь. Чтобы сейчас не произошло, у Северуса даже мысли не возникнет меня искать хотя бы до завтрашнего вечера, потому что о намерении вернуться домой я ему так и не сообщила. А значит в данной ситуации надо как-то выкручиваться самой. Ну или тянуть время. Правда с моей способностью к переговорам каждая лишняя минута увеличивает шанс пасть смертью храбрых в геометрической прогрессии. — Вы разговаривали с мужчиной на английском, поэтому я спрашиваю: «Из какой страны приехал тот мужчина»? — Прерывает мои размышления монотонный голос. Кажется, от удивления я открываю рот. Все предыдущие размышления в раз исчезают. На английском? На английском?! Как можно свободно разговаривать на языке, которого ты не знаешь, при этом незаметно для самой себя?! Из груди вырывается какой-то кашляющий нервный смешок. Собеседник снова отрывается от писанины, смерив меня настороженно-сочувственным взглядом, по всей видимости решив, что у меня начала съезжать кукуша. — Не понимаю, о чем вы. И почему я вообще здесь. Какое вы имеете право похищать людей по среди белого дня, и насильно удерживать? И кто вы вообще такой? — неожиданно для самой себя ухожу в глухую оборону. Человек вдруг хлопает по столу рукой так, что подскакивает папка, чернильница, стопка бумаги, и я заодно. Мужчина же, как ни в чем не бывало поднимается с места, неожиданно ловко для своей весьма тучной комплекции выскальзывает из-за стола, и шумно топая скрывается за дверью. Кажется, из раздражённого бормотания я вылавливаю что-то о «кто бы сомневался», «сразу надо было так делать». Повисает напряженная тишина. И какого хрена тут, простите, происходит? Приподнявшись на стуле заглядываю в оставленную на столе папку, и к своему удивлению обнаруживаю, что страницы абсолютно пустые. Несколько раз моргнув, откидываюсь на спинку стула, неожиданно обнаружив что так и сидела все это время с неестественно прямой спиной. Неужели все проблемы решили пойти по второму кругу? Что-то мне не нравится эта поразительная цикличность.