...И дверь захлопнулась

И дверь захлопнулась. Скалли рванулась назад, каблук скользнул по пыльному полу, она успела испугаться падения, но удержала равновесие, вцепилась в круглую ручку, задергала ее — безуспешно. Дверь тряслась, внушая ложную надежду и одновременно сообщая, что эта хлипкость насквозь фальшива: там, внутри, под деревом и стеклом, что-то преграждало путь так же надежно, как глухая стена. Выхода снова не было. И на этот раз Скалли оказалась здесь одна. Здесь — в доме с привидениями. Скалли безусловно знала, что призраков не существует — даже несмотря на прошлое Рождество, Мориса и Лайду и воспоминание о собственном трупе, лежащем под полом. Неверие не мешало бояться. Можно сколько угодно не верить в ходячих мертвецов, но покажите человека, который не заорет как пожарная сирена, когда ему под теплыми струями душа ляжет сзади на плечо ледяная рука. Скалли не была исключением из правил. Не в этот раз. Она дергала и дергала ручку, заранее зная, что дверь не откроется, но надеясь вопреки всему — именно так выглядит настоящая надежда. Смирение пришло несколько минут спустя. Скалли тяжело оперлась на металлический кругляш и сползла по двери, повернувшись к ней спиной. Она сидела у порога — кучка тряпок, если не вглядываться, брошенная кучка неплохих, со вкусом подобранных тряпок — и смотрела на пустую лестницу, ведущую наверх. В прошлый раз она злилась на Малдера, и это давало ей силы. В этот раз никто не знал о письме, что привело ее в город. Даже если послание обнаружат, кому придет в голову, что она дрогнула и отправилась в сочельник к черту на рога ради того, чтобы «забрать его, иначе будет поздно»? Даже Малдер усомнится — ведь она не обмолвилась ему ни словом. Сейчас Скалли не понимала, почему не позвонила или не оставила хотя бы короткой записки — простое действие, не требующее времени или усилий. Неужели ее так сильно задел тон письма? В том, как оно было написано, прорывалось отчаяние — давнее, глубокое, — а еще искренность, и мольба, и надежда. И, конечно, вера в нее, Дану Скалли, которая по неизвестной причине способна — как там было? — «снять проклятье и вернуть свободу умереть». Господи, неужели она действительно подчинилась власти этих стандартных и пафосных клише? Как глупо. Может, в этом и заключается их сила? В том, что они просты и понятны и бьют по таким же простым и понятным чувствам — жалости, состраданию, желанию помочь? Она вынула телефон и набрала Малдера. Связи не было. — Этого стоило ожидать, — произнесла Скалли негромко, словно на пробу. Кричать не хотелось. Не было сомнений, что это окажется бесполезным. Стадию истерики и сумасшествия она прошла год назад. Сейчас требовалось изобрести нечто новое. Например, встать, отряхнуть юбку и подняться наверх. Скалли чувствовала, что ей нужно именно туда. Малдер порадовался бы этой внезапно прорезавшейся интуиции и тому, что Скалли ей доверяет, но сама она радости не испытывала. Ей лишь стало чуточку менее страшно, когда появилась возможность действовать пусть по самому примитивному плану. План был ее оружием против призраков, явлением реального мира, привязкой к здравому смыслу. Если действовать по плану, все закончится хорошо. Или ее труп найдут в пустом доме месяца через два, когда какие-нибудь дети, несмотря на все запреты, залезут сюда поиграть. Дети. Он стоял на верхней площадке лестницы и был достаточно плотным телесно, но все равно было понятно, что он призрак — в отличие от прошлогодней пары, которая выглядела на удивление живой, даже когда Лайда распахивала пеньюар, демонстрируя огромную круглую дыру в животе. Этому духу на первый взгляд было лет восемь-девять — позже Скалли поняла, что ошиблась, — и по контуру он светился синим светом, напоминавшим об огнях святого Эльма и газовых горелках. Призрак стоял и смотрел на нее. Скалли представила, как поворачивается, бежит вниз и бьется в дверь, пока молчаливое нечто подходит сзади, а потом… Она не знала, что случится, и полагала, что сойдет с ума от одного только ожидания прикосновения. Поэтому она безрассудно поднялась на оставшиеся десять ступенек и протянула призраку открытую ладонь. — Я Дана Скалли. Это прозвучало очень сухо — вовсе не таким тоном говорят с маленькими мальчиками, запертыми в большом пустом доме. Но Скалли ничего не могла с собой поделать — она не видела в нем человека. — Я знаю, — ответил тот, пальцем прижимая к переносице круглые очки с замотанной скотчем оправой. Скалли едва не спросила, почему родители не купят ему новые, — таким естественным был жест. — Я ждал тебя. — Почему? Кто ты? Зачем я здесь? — Скалли едва поспевала за призраком, быстро шагавшим по коридору. Ее план требовал информации. Страх не ушел, но слегка отступил. Казалось странным пугаться этого мальчика, который не завывал утробным голосом, не источал холода и не пытался убедить ее застрелить напарника. Скалли не верила в призраков, но верила в возможность договориться с любым разумным существом. А мальчик выглядел разумным. — Я Гарри, — сказал он, обернувшись. Давно не стриженые черные волосы падали на лоб, за стеклами очков блестели зеленые глаза. Наверное, при жизни он считался симпатичным. — И мы пришли. Он распахнул дверь и посторонился, пропуская Скалли вперед. Комната была такой же, как весь остальной дом, — большой, нежилой, запущенной. К крюку на потолке крепилась толстая цепь, сразу бросавшаяся в глаза своей неуместностью. С цепи что-то свисало. Скалли заорала, когда поняла, что это оторванная рука. — Ничего, — сказал Гарри сзади. — Ты ведь не веришь в призраков. Остальная, бо́льшая часть Малдера лежала в стороне, на полу, и вовсе не выглядела призрачной. Скалли повидала немало трупов и сейчас была уверена в том, что находится перед ее глазами. На Малдере не было ни куртки, ни рубашки, и он был бледен до синевы — следствие большой потери крови. На его локоть Скалли старалась не смотреть. Она представляла силу, которая требовалась, чтобы оторвать руку у взрослого человека. Сильнейший болевой шок практически не оставлял шансов. Практически. — Не так, — произнес Гарри, — шансов вообще нет. Он мертв. — Нет, — лицо Скалли скривилось, смялось, как фольга вблизи огня. — Ты лжешь. Он жив. Это не Малдер. — Я никогда не лгу. — В голосе Гарри послышалось что-то, слишком жесткое для восьмилетнего. Скалли присмотрелась внимательней. Скорее, ему лет одиннадцать-двенадцать. Или даже тринадцать. — Он мертв. Но ты можешь оживить его. — Как? — Такой разговор был уже понятен. Сделка. Скалли нередко сталкивалась с подобным. От нее что-то требовалось, нужно было чем-то пожертвовать, чтобы выйти из этого дома. Классический сюжет. — Поцелуй его. — Глаза Гарри блестели, он нетерпеливо подался вперед. — Возвращать к жизни способна только истинная любовь. — В таком случае ты очень ошибся. — Скалли окончательно взяла себя в руки. Почему она паникует? Только потому, что увидела мертвым близкого человека? Все это обман, иллюзия. Все вокруг обман и иллюзия. Но она сумеет выбраться. — Я не люблю Малдера. Люблю — но как друга. И как напарника. Как человека. Речь ведь не об этом? — Не знаю. — Гарри, похоже, надоело стоять, он поднялся и завис в воздухе без всяких видимых усилий. — Попробуй, может, получится. — Хорошо, — Скалли окончательно уверилась, что имеет дело с чем-то, лишь похожим на Малдера. Иллюзией, подкинутой мозгом, или фантомом, миражом. Возможно, она все еще сидит внизу у двери, и мозг пытается послать ей сигнал, привести в чувство. В любом случае, чтобы развеять морок, нужно сделать то, о чем говорит Гарри. Она подошла и опустилась на колени рядом с Малдером. Труп выглядел ужасающе реальным. Оставшаяся рука, левая, была холодной, как лягушка. Скалли наклонилась к лицу. Все, до последней морщинки, было ей знакомо. Точная копия. «Или просто Малдер», — прозвучало в голове. Голос нездравого смысла, который Скалли почти всегда так успешно игнорировала. Она закрыла глаза и прижалась губами к губам, стараясь не думать, что — кого — целует. — Незаче-е-е-ет! — прокричал Гарри откуда-то сверху. Скалли медленно выпрямилась, открыла глаза, поднялась с коленей. Ее будто за секунды разбил артрит пополам с ревматизмом. — Что тебе нужно? — спросила она, с трудом запрокидывая голову. Призрак парил под высоким потолком на неизвестно откуда взявшейся метле и тянул на все пятнадцать. Хлипкий, наглый и неуправляемый подросток. — Мне нужно, чтобы ты поняла, — сказал он, спускаясь ниже, на один уровень с ней. — Разве ты не хочешь понять, Скалли? Он напоминал ей Малдера — не того, что лежал за спиной на полу, конечно. Хотя и того тоже — в конце концов, оба были мертвы. — С ним ты тоже экспериментировал? — упрямо спросила она сквозь набежавшие слезы. — Его ты тоже заставлял понять? — Может быть. — Гарри склонил голову. Волосы упали на очки, пряча глаза. — Или мы просто развлекались. Не помню. — «Мы»? Так ты здесь не один? — Я всегда один. Как и Малдер. У тебя есть родные, друзья, бывшие привязанности, а у него только пришельцы. — А кто у тебя? — Так ты согласна с тем, что я сказал? — Ты не сможешь сбить меня с толку. — Скалли выпрямила спину. Уверенность вернулась к ней — процентов на шестьдесят. Даже на семьдесят, если не вспоминать о том, что лежит позади. — Кто еще находится здесь? — Никого, — голос Гарри зазвенел, как десяток рождественских колокольчиков. — Никого, нигде, никуда, никогда! Ты хочешь попасть в Нигдешнюю страну, Алиса? — Ты путаешь сказки. — «Я не буду оглядываться, я не буду оглядываться, ни за что». — Ты не Питер, а я не Алиса. — Неужели? — Гарри засмеялся так, будто вовсе не хотел этого делать. — Тогда как ты здесь очутилась? — Я пришла помочь. Меня позвали. — Это внешнее. То, что ты скажешь людям, если они будут задавать вопросы. Настоящая причина в другом. — В чем же? — спросила Скалли. Этого не стоило делать, не стоило идти на поводу у призрака, но желание знать оказалось сильнее. Гарри рассмеялся, теперь по-настоящему. Наверное, это считалось у него по-настоящему. — Ты сумасшедшая. — С чего ты взял? — Это должно быть так, — пояснил Гарри, — иначе ты сюда не попала бы. — Хочешь сказать, мне нужно стать нормальной, чтобы выйти отсюда? А больше ничего не требуется? — Скалли поняла, что хамит призраку. Похоже, ее лимит страха исчерпался. — Ни в коем случае, — возмутился тот. — Ты должна перестать думать, что ты нормальная. Ну, если захочешь. Ты же псих похлеще твоего Малдера. — Не смешно. — Скалли встряхнула волосами, окончательно приходя в себя. — Я ухожу. До свидания. — Ты считаешь, что разбираешься в том, как устроен мир! — кричал Гарри ей в уши, залетая то слева, то справа, пока она шла по коридору и спускалась по лестнице. — Веришь, что любое происшествие имеет логическое объяснение, а любая проблема — рациональное решение! Ты думаешь, что понимаешь, как работает разум других людей! Это ненормально! Это комплекс бога! — Это — моя работа, — отрезала Скалли. Не задумываясь, она широким шагом подошла к двери и повернула ручку. Та осталась лежать в ладони. Скалли поднесла ее к глазам. Шурупы торчали, как последние зубы старухи. — Но как же так? — растерянно спросила она. — Я ведь знаю, что все это иллюзии… — Вот так, — семнадцатилетний Гарри спрыгнул с метлы и развел руками. — Ты знаешь, а твой мозг — нет. Он в нас верит. — В вас? — устало и безнадежно уточнила Скалли. Она чувствовала, что должна спрашивать, чтобы этот дурдом обрел хоть какое-то подобие финала. — В меня и в дверь. — Гарри улыбался. — Что с твоим возрастом? — Вопрос всплыл в голове сам собой, неуместнее некуда. — Ты был восьмилетним, когда я пришла сюда. — Не твое дело. — Гарри вдруг разозлился и в тот же миг словно пошел волнами. За пеленой его юного лица Скалли успела разглядеть морщины и седину в поредевших волосах. — Ты же лезешь не в свое, — ответила она мягче, чем хотелось, — из-за этой неожиданной седины и сузившихся зеленых глаз. — Тебе все равно не выйти, — Гарри снова выглядел на десять, если не младше. — Давай, оживи Малдера. Это весело. — Я не могу, — объяснила ему Скалли, как несмышленышу. — Да нет же, — возразил он очень похожим тоном уверенной в себе няни. — Как раз ты и можешь. — Почему я? Ну почему? — Так у него никого больше нет. — О господи. — Скалли вздохнула и вспомнила, что на улице Рождество. — Ну пойдем. Ты ведь не отстанешь. — Не отстану, — разулыбался Гарри. — Даже не надейся.

***

Комната ничуть не изменилась — с чего бы? И Малдер не изменился. Он все еще был трупом. Только кровь, кажется, уже перестала течь. — Я должна все повторить? — спросила Скалли. — Может быть. — Гарри отлетел в дальний угол комнаты и, казалось, совсем потерял интерес к происходящему. — Откуда мне знать? «Оттуда», — хотела возмутиться Скалли, но желание поскорее покончить с нелепым испытанием оказалось сильнее. Она снова опустилась на колени, склонилась к телу… и оно исчезло. — Что? — спросила Скалли, ловя рукой воздух там, где только что лежал Малдер. — Что это было? Где?.. — Игра усложняется! — объявил Гарри. — Ты же не думала, что все окажется так просто? — Я… — Скалли замолчала. Она не могла вспомнить, о чем думала, принимая приглашение — просьбу, мольбу, — чью подозрительность заметил бы и младенец. Кажется, она хотела быть полезной. Сделать что-то действительно доброе в рождественскую ночь. Вернуть празднику его изначальный смысл — нести свет в этот мир. — А вместо этого ты встретила меня! — прокричал Гарри. — Я ведь лучше света, агент Скалли! Почему ты хочешь уйти? Куда ты пойдешь? Малдер где-то здесь! Скалли поняла, что ненавидит его. И хочет убить. Прямо сейчас, не сходя с места. Пули выбили крошево из добротной потолочной лепнины. Грохот выстрелов глох в обширной пустоте дома. Вертлявый призрак крутился на метле, показывал язык и смеялся. В нем не осталось даже дырок от пуль. Ничего другого Скалли и не ожидала. — Куда теперь? — спросила она, опуская приятно греющий ладонь пистолет. Дышать стало полегче, будто горечь порохового дыма сделала воздух более реальным, съедобным. — Туда, — Гарри указал на дальнюю, закрытую темно-красными бархатными портьерами дверь. Когда Скалли отдернула пыльную ткань, за ней обнаружился кирпич. Хорошая, качественная кладка, местами чуть выщербленная, но без сомнения прочная. Посередине немного кривовато висел новенький знак «Проезд запрещен». Внизу на нем красовалась странная, незнакомая Скалли аббревиатура — STGT и несколько цифр. — Что это? — спросила она. Никогда еще Скалли не доводилось задавать столько вопросов. Даже когда она работала с Малдером над его очередным загадочным делом. Малдер мог посмеиваться над ней, но никогда не скрывал информацию забавы ради. Напротив, он готов был делиться, иногда даже с избытком. Разумеется, Скалли не верила, что Малдер мертв. И скучала по нему. Почему она не позвонила? Малдер был бы рад. Он ведь все равно… Скалли поняла, что почему-то уверена — у Малдера нет никаких праздничных планов. Возможно, он позвонит ей позже, чтобы поздравить, и услышит… наверное, что связи нет. Или же просто подумает, что Скалли не может взять трубку. — Хватит думать о том, чего не было, — посоветовал Гарри. — Знак говорит о том, что путь выбран неверно. Ищи другой. Он эффектно исчез, сорвавшись в пике и испарившись над самым полом. Скалли проследила за его финтом, а когда снова сосредоточилась на деле, стены комнаты оказались покрыты дверями. Они шли по всему периметру, с промежутком не более чем в фут: около трех десятков дверей, совершенно одинаковых, оттенка мокко, с блестящими желтыми ручками. Казалось, их коробки странно мерцают по краям. Присмотревшись, Скалли поняла, в чем дело: это было не мерцание, а движение. Двери перемещались, то и дело меняясь местами. Попытка отследить путь одной из них окончилась сокрушительным провалом: в одну и ту же секунду передвигалось сразу несколько дверей, и невозможно было понять, какая куда направляется. Все напоминало колоду карт в руках умелого игрока. — Да чтоб тебя, Гарри, — пожелала Скалли, гадая, как ей быть. Она подошла к первой попавшейся двери и взялась за ручку. Дверь замерла. Скалли показалось, что та смотрит на нее укоризненно. И, возможно, с обидой. — То-то же, — сказала Скалли, свободной рукой нашаривая в сумочке тюбик помады. Выкрутив красный столбик, она пометила крестиком верхний правый угол и потянула ручку на себя. — Кирпич, — констатировала она, захлопывая дверь. Проговаривание своих действий вслух было испытанным способом успокоить нервы и привести в порядок мысли. Кирпичные стенки оказались еще за двенадцатью дверями. За восемью обнаружились три лужайки с пластиковой — Скалли потрогала ее — травой, один ночной лес, один бар, один коралловый риф и две квартиры Пифии из «Матрицы». И ни одного Малдера. — Осталось меньше половины, — сказала себе Скалли. — Сорок два процента, если быть точной. Может, следовало нырнуть в лагуну или пожевать чертовой искусственной травки? Она села на пол в проеме между дверями, оперлась затылком о стену и прикрыла глаза. Ее метод был неверным, Скалли это чувствовала. Требовалось что-то другое, противоположное расчетам и раздумьям. Что-то, что сделал бы Малдер. Не меняя позы, она легонько толкнула пальцами дверь слева. Та подалась, будто только и ждала, и Скалли как сидела, так и перекатилась через порог. — Ого! — сказал Гарри сверху. — А теперь беги! И не смотри под ноги. Скалли была бы рада последовать совету, но ее взгляд уже упал вниз. Пола в комнате не было, как и самой комнаты. Ноги касались невидимой поверхности. Там, внизу, копошились люди, много людей. Очень много людей. Возможно, все население отдельно взятой планеты. Они лезли друг другу на головы, опирались один на другого, карабкаясь вверх. Не хотелось думать, что творится на самом дне этого людского моря. «Каша. Кровавая, склизкая каша с обломками костей». Провалиться было страшно. Скалли в одну секунду сдернула туфли, прижала их к груди одной рукой, другой придерживая сумку, и побежала. Черная полусфера накрывала гладкую невидимую плоскость, и казалось, что она бежит по воздуху между беснующимся морем и равнодушным небом. «Босх, — подумала она на бегу. — Или Дали?» — Не успеешь, — сказал Гарри, подлетая сзади и снижаясь. — Забирайся. Скалли перекинула ногу через метловище, высоко поддернув узкую юбку и подумав, что напрасно не надела брюки. Вопреки ожиданиям, сидеть на метле оказалось удобно: узкое вытянутое седло ничуть не уступало велосипедному. — Держись, — предупредил Гарри, и Скалли обхватила его за пояс. — От чего мы бежим? — спросила она, перебивая шум ветра в ушах. — От томминокеров, конечно! — Гарри лавировал между невидимыми препятствиями — или, может, просто выделывался, трудно сказать. — Еще скажи, что не веришь в томминокеров! — Это выдуманные существа! — Мы все выдуманные! Мы придумываем себя, чтобы показывать другим. А другие придумывают нас, чтобы понять! — Мы реальны! — Реальность — главный миф, сотворенный людьми! Они кричали, ветер свистел, Скалли чувствовала, что волосы хотят сорваться с головы и улететь прочь. — Есть законы природы! Законы физики! — А они позволяют сделать так?! — Гарри направил метлу вниз, и Скалли вцепилась в него как клещ, ожидая столкновения. Но метла прошла сквозь невидимую плоскость, через людское море — они будто оказались на минуту на острие скальпеля, — и сбросила их с себя в коридоре второго этажа. — Смотри, — обрадовался Гарри. — Ты вышла из комнаты! — И что дальше? — спросила Скалли. Сейчас она как никогда понимала Алису: невозможно удивляться бесконечно. Рано или поздно даже самые странные штуки начинаешь воспринимать как должное. Защитный механизм. — Дальше? Я пока не знаю… — Гарри задумался. — Возможно… Издалека, из-за десятка дверей, до них донесся чудовищный рык огромного зверя. — Знаю! — сообщил еще более радостный, чем минуту назад, Гарри. — Брандашмыг! Или Гигантский кальмар! Хотя нет, нет, точно Брандашмыг. — Мне нужен меч, — коротко ответила Скалли. Гарри возликовал. — Ну конечно же! Он сунул руку в потрепанную шляпу, поднятую с пола, где только что ничего не было, и вынул длинный, острый меч с украшенной рубинами рукоятью. — Или ты предпочитаешь Эскалибур? — уточнил он, исподлобья глядя на Скалли. — Мне все равно, — ответила она, взвешивая меч в руке — он лежал хорошо, послушно, грел ладонь и внушал уверенность, почти как Малдер. — А откуда у тебя Эскалибур? Он ведь лежит на дне озера. — Это не у меня… — начал Гарри, но осекся и подтолкнул ее. — Ты иди, иди. На второй попытке нельзя надолго останавливаться. Иначе придется пробовать в третий раз. Скалли не хотела третьего раза. Она хотела домой. И увидеть Малдера. И, может быть, напиться. Где-то там, в глубинах дома, ее ждал Брандашмыг. Глупый зверь, бросивший вызов не тому, кому следовало. Скалли сжала меч и пошла вперед. Усиливающийся с каждым верным шагом рык вел ее по лабиринту коридоров, которых обнаружилось великое множество — очевидно, дом был внутри больше, чем снаружи. Брандашмыг, словно Минотавр, ждал ее в самом центре. Скалли думала, что он будет похож на гигантскую бородавчатую жабу или же на тяжеловесный, неповоротливый вариант Чужого, — но это оказался дракон. Большой, темно-зеленый, упирающийся головой в потолок, действительно бородавчатый, с крыльями слишком короткими, чтобы поднять в воздух гигантскую тушу, он вонял зверем, плесенью и полупереваренной едой. Скалли подняла разом удлинившийся и заблиставший меч и принялась крошить чудовище, деловито, словно хозяйка на кухне. Дракон угрожающе ревел, махал крыльями и лапами и никак не мог зацепить ее даже зубом, хотя несколько раз раскрытая пасть или острый коготь проносились так близко, что царапали одежду. Скалли невероятно устала, однако поднимала и опускала меч до тех пор, пока дракон не превратился в кучку неаппетитного красно-зеленого, дурно пахнущего фарша, а затем — в Фокса Малдера, все так же мертвого и безрукого. Скалли отбросила в сторону негодующе зазвеневший меч, в третий раз опустилась на колени и поцеловала холодные и немного зеленоватые губы. Малдер от ее тепла стал таять на глазах, разливаясь по полу голубоватым туманом, из которого тут же формировался новый дракон — маленький, едва доходящий Скалли до пояса, с длинными ушами и трогательно топорщащимися крыльями. За радужкой его больших круглых глаз расстилалась вечность, так что Скалли поспешно отвела взгляд. Когти дракончика тоже были старыми, каменными, выщербленными временем и жизнью, а нос — гладким и податливым. Скалли погладила его. Дракон полуприкрыл глаза и вытянул шею. Сейчас он походил на кошку. Из тех, что помнили саму Бастет, но все-таки. — Поздравляю, — сказал Гарри, привычно материализуясь рядом. — Хорошо поиграли. Спасибо тебе. — Что с вами? — спросила Скалли, не переставая поглаживать драконью морду. — Почему все так? — Потому что. Откуда, по-твоему, берутся призраки? — Говорят, это те, кто умер, не закончив какого-нибудь важного дела. — Да? — удивился Гарри. — Странное поверье. Тогда мир был бы перенаселен нами, разве нет? — Может быть, — Скалли пожала плечом. — Я не специалист в этом вопросе. Малдер ответил бы лучше. — Не лучше меня, — на секунду обиделся Гарри. — Видишь ли, призраки — это воспоминания других людей о нас. Когда ты известен многим и каждый помнит тебя по-своему, да еще и считает примером для подражания, это держит очень крепко. Никак не выходит вернуться в мир заново. Ни облик не стабилизируется, ни личность. Так и болтаемся между прошлым и будущим, не умершие и не рожденные. Скучно. — Так ты был популярен в свое время? Как твоя фамилия? Гарри сделал вид, что не услышал. — Мы выбираем себе место — или место выбирает нас, — и чаще всего сходим с ума, потому что нас никто не любит — ни люди, ни время. Одному плохо. Ко мне вот его прибило, — он кивнул на дракона, — и стало легче. Время от времени заманиваем к себе кого-нибудь, играем. Килгарра хорошо умеет придумывать игры. — Килгарра? — Скалли нахмурилась, вспоминая. — Подожди, ты говоришь о… — Все так. Он знал Мерлина, — Гарри тоже погладил дракончика. Тот растерялся, не понимая, к кому тянуться. — Наверное, поэтому мы и оказались рядом. Я как бы… из племени Мерлина. Неважно. Возьми его с собой. — Дракона?! — Призрачного дракона. Он не причинит вреда. Его нужно только любить. Он тогда уйдет… со временем. — Но я… Я не знаю. Я же в вас… — Не веришь? — усмехнулся Гарри. — В самом деле? — В самом деле. Вы мне нравитесь, даже с вашими сомнительными играми. Но ведь вас не существует. Это моя фантазия, воображение. Может, я просто заснула в кресле, и… Звонок в дверь прервал ее, заставив вздрогнуть. Он был громок и чужд, как бряцание доспехов в небольшом колл-центре. — Я открою, — сказала Скалли. Гарри и Килгарра проводили ее одинаково грустными взглядами. Коридор мертвел и покрывался паутиной сразу за ее спиной. — Ну и ладно, — сказал Гарри. — Будем играть вдвоем, как всегда. Килгарра лизнул его в нос и ткнулся мордой в подмышку. Так они и сидели — старые, забытые дети. За дверью стоял Малдер — живой. — Тебя там уже потеряли, начали мне звонить. — От него пахло холодом и теплом одновременно. — Почему не предупредила? — Как ты?.. — Я нашел письмо. Что здесь происходит? — Потом расскажу. — Скалли секунду подумала, потом обхватила Малдера за обвитую шерстяным шарфом шею, приподнялась на цыпочки — туфли валялись где-то в доме — и поцеловала. — Почему? — с растерянной улыбкой спросил Малдер, когда она отстранилась. — Это какой-то рождественский ритуал? — Ну да. Омела. — Скалли подняла голову. Разумеется, ветка была там — пышная, зеленая, в белых праздничных ягодах. Такая до зубовного скрежета правильная. Как любая хорошая ложь. — Нет, — поправила она себя, чувствуя, что время для другого. — Никакой омелы. Ветка послушно исчезла. Малдер продолжал улыбаться, теперь уже так, будто ему все это нравилось. Он был странным, и ему нравились странные вещи. А самым странным было то, что Скалли на какое-то время совсем забыла об этом. Хорошо, что вовремя вспомнила. — Подожди, — сказала она и убежала вглубь дома. Скалли знала, что Малдер дождется, даже если пройдет две сотни лет. Он был из тех, кто дожидается. Но она планировала управиться быстрее. Туфли лежали там, где она их бросила, и успели покрыться тонким слоем пыли. Скалли подумала, что они могли бы пролежать так десятилетия. Или превратились бы в призраки туфлей? В это доме было возможно все. Кроме, может быть, счастья. — Пойдем, — сказала она, обуваясь. — Пойдем со мной, Килгарра. Тебе ведь понравилось играть со мной? Пойдем. — Ты передумала? — обрадовался снова восьмилетний Гарри. — Ты его берешь? — Да. — Скалли вдруг подумала о другом. — А как же ты? Давай тоже с нами. Гарри покачал головой. — Не могу. Мне надо дождаться одного человека. Он обязательно придет когда-нибудь. Нельзя уходить. Скалли не очень поняла его, но кивнула. — Постарайся не соскучиться тут. Я приду на следующее Рождество. Мы придем. Она повернулась к проему, ведущему на лестницу, и увидела рядом, на стене, еще один дорожный знак, прежде незамеченный. Внизу пустого белого прямоугольника стояла все та же четырехбуквенная аббревиатура и цифры — несколько нулей, перемежаемых точками. — Что это значит? — Буквы? — Гарри подошел и встал рядом. — Узнаешь в феврале. Это пока секрет. А цифры означают обнуление, новое начало. Все вместе гласит: «Счастливого пути!» — Спасибо. — В горле стоял комок, и это мешало говорить больше, чем слезы на глазах. — Если ты когда-нибудь передумаешь ждать… — Я приду, — сказал Гарри. — К тебе — приду. — Тогда нам пора, — попрощалась Скалли. Она шла к двери, к Малдеру, в руке лежала холодная чешуйчатая лапка Килгарры, дома ждали гости, праздничный стол, огоньки гирлянд, и она сделала свое доброе рождественское дело. Все было хорошо, верно? — Гарри! — крикнула она назад, в глубину темного коридора. — Гарри! — Что? — спросил он сверху, где завис вниз головой на метле. — Незачем так орать. — Можно, мы отметим Рождество здесь? — спросила Скалли, задерживая дыхание в ожидании ответа. — А индейка у тебя есть? А тыквенный пирог? А имбирный эль? — Да, да и да, — трижды кивнула Скалли. — А черешня? — Черешня? — удивилась Скалли. Черешни она совсем не ожидала. — Конечно! — кивнул Гарри. — Праздник без черешни — время на ветер. Все об этом знают. — Хорошо, — сдалась Скалли. — Будет тебе черешня. А еще у меня есть печенье в виде эльфов и пунш. И подарки. Подарков, конечно, не было, но она надеялась, что успеет что-нибудь купить. Что там предпочитают малолетние призраки со склонностью к гнусным психологическим играм? — Я люблю эльфов, — задумчиво проговорил Гарри. — Ладно, я согласен. Пусть будет праздник. И он был, и это был очень хороший праздник. Может быть, самый лучший на свете. Для них четверых уж точно. А дверь все время оставалась крепко заперта, потому что в этот вечер они больше никого не ждали.