Augury

Оглянись вокруг, мой друг, Ведь вряд ли ты поймёшь, Где ложь, а где одно Кокетство и притворство. Эти маски и улыбки, Словно с глянцевой открытки, - Просто идеальное актёрство.*

5 лет спустя. Особняк семьи Ноай...       — Поздравляю Вас с новой должностью министра в Вашингтоне, Эмманюэль-Анри-Виктюрньен де Ноай, — с наигранной доброжелательностью и фальшивой улыбкой, выдал черноволосый юноша вместо приветствия.       Гость поджидал хозяина дома в небольшой гостиной. Темные узорчатые обои, на стенах висело множество портретов. Самый большой из них принадлежал некому Полю Де Ноаю. Солнечный свет просачивался сквозь тяжелые охровые шторы с идеальной драпировкой, оставляя тени на линолеумном полу.       — Сделай одолжение, зови Дизайсом, Неа, — вздохнул мужчина при их быстром рукопожатии.       — Да, как тебе будет угодно, — сразу переходя на извечное семейное "ты", согласился Д. Кэмпбелл. — Но я все еще рад за тебя. Очень радостно, особенно после прошлогоднего, кхм, проигрыша.       — Когда ты перестанешь мне это припоминать? — выгнул бровь министр.       — Когда найду кого-нибудь нового для высмеивания, — влет ответил визави, он сразу похлопал брата по плечу. — Но без обид, хорошо? Я просто умираю от скуки в белых стенах.       — Ну да, поговорить вам с Майтрой то больше не о чем.       — Я отстал от жизни, — Неа драматично положил руку на грудь, немного покачав головой. Он отвел взгляд в сторону. — Для меня стало большой новостью, что умер Отто Фок. Это ужасная утрата.       — Нет, ведь я даже не слышал об этом человеке, — усмехнулся Желание.       — Не суть, — безразлично отмахнулся Четырнадцатый. — Так может введешь меня в курс дел? И почему вы вообще решили вытащить меня в свет? — он горько усмехнулся, пытливо щурясь. — Мм, если подумать, я не практиковал свой французский вечность.       — А когда последний раз ты "сходил на землю грешную"? — ответил вопросом на вопрос родственник. Неа задумался.       — Кажется, года два назад, — он развел руками. — Мы праздновали... Что-то то мы праздновали.       — Ну видать хорошо отпраздновали, — усмехнулся министр. — То было появление Третьего уровня Акум, если я правильно помню.       — Скорее всего, не буду спорить.       — Что же... Довольно много чего произошло, — Дизайс задумчиво поправил монокль, и стеклышко ярко блеснуло в дневном свете, проникающем через окно. — Что именно тебя интересует? Политика, сплетни, наука?       — Все понемногу, — кивнул черноволосый.       Действительно, довольно много чего произошло. Пять лет отнюдь не маленький срок. Чего стоило только всеобщее затишье: Граф не отдавал приказов Семье, и Орден, кажется, снова забыл о их существовании. Это привело к сильному напряжению внутри семейства Апостолов, пусть о нем никто и не говорил, не смея перечить слову Главы Семьи. Если и убивали, то делали это тихо, не нападали на большие группы экзорцистов, тем более генералов святоходников. Поиски Чистой силы прекратились вовсе, ее просто искали для них акума, которых с появлением Фабрики стало очень много, а еще ведущаяся в Европе война обеспечивала появление многих. Трагедия, душа и человек, ах, ну и механизм, само собой. Говоря кратко, дел у милого Адама было предостаточно.       Даже сам Четырнадцатый изменился за это время. Наверное, на него повлияло постоянно общество Трайда и Майтры, которое теперь уже не было навязанным, ( с кем поведешься, от того и наберешься ). Исполнитель стал более спокойным и сдержанным, а его порывы к свободе сменились абсолютным нежеланием покидать безупречный город внутри Куба. Ему нравился покой и тишина, которые уже не заменят шумы толпы и голоса самых разных людей. Возможно тут еще играет роль возраст, сколько ему? Кажется, недавно исполнилось двадцать семь. Удивительно, учитывая, что на лицо все те же семнадцать. Единственное, что изменилось, наверное, он снова стал отращивать волосы. Однако само его внезапное появление явно будет новой темой для сплетен местных дворян. Кого не привлечет почти никому неизвестный Граф Д. Кэмпбелл, который является хорошим знакомым министра, да еще и не женат. Последнее являлось самой противной темой, по мнению самого Неа. Он всегда разделял публичную жизнь и жизнь личную, о которой ему стоило забыть после пробуждения Ноем, да и не очень то он об этом сожалел, спокойно живя без подобных мирских вещей. Однако подобные шушуканья все еще вызывали отвращение и раздражение.       Но возвращаясь к вопросу внешности, Неа до сих пор удивлялся своей особенности не стареть. Даже ни не стареть, просто не изменяться с годами. То что он остался таким, каким был десять лет назад, можно понять, посмотрев на Ману. Тот, пусть и не значительно, но изменился в лице, явно возмужал, его брат в свою очередь нет. По словам Майтры, с младшим из близнецов эти незначительные изменения случатся только лет через тридцать. И ведь он не единственный Апостол с настолько замедленным процессом старения: Роад, которая на вид была все тем же ребенком лет двенадцати на вид, недавно справила свое семнадцатилетие. Одаренность назвал положительной мутацией генов.       — А твое мнение об этом... Тьере? — поинтересовался Неа у брата.       — Долго он у власти не продержится, — Дизайс хитро прищурился. — Уж об этом я позабочусь.       — Так и думал, — довольно кивнул Исполнитель. — Теперь к главному, зачем вы вытащили меня из дома? Что-то случилось?       — Нет, просто Граф хотел тебя видеть на сегодняшнем вечере, — Желание вдруг начал осматриваться. — А где Вайзли?       — Пошел поздороваться с Бонди, — как между делом бросил Неа, кивнув на дверь. — Он как раз проходил мимо.       — Как же я ненавижу бальную одежду!       Домри громко возмущалась, пока Ластол пыталась аккуратно уложить ее волосы в шиньон, оставив несколько завитых прядей, обрамляющих миловидное личико Одиннадцатой. Двенадцатая в свою очередь снова закатила глаза, раз в двадцатый за последний час, в очередной раз сетуя на свою судьбу. Она уже три года не является наставником для этих двойняшек, но почему то все еще с ними возится. Порой в ее голове всплывала мысль, что за все эти муки ей нужно поставить памятник. Главное не надгробный.       — Ну, Ласточка, — начала ныть девушка, надув блестящие от слабого слоя вазелина губы.       — Цыц! — отрезала в свою очередь женщина. Она начали осторожно наносить на лицо Домри пудру, почти незаметным слоем. — Не забывай, что ты больше не на побегушках у винодельца, а дама из высшего общества! — она тише добавила. — В людском окружении...       — В душе все такая же черняфка! — раздался приглушенно язвительный голос.       — А ты не подслушивай, кыш от двери! — рявкнула женщина на Бонди, который похоже все это время сидел на корточках у самой двери.       Бонди тихо усмехнулся, но, кажется, все-таки ушел куда-то дальше по коридору, рассматривать картины, на которые и обратил все свое внимание их брат Мудрость. Страсть же начала беспощадна щипать мягкие щеки его сестры, не смотря на ее тихое нытье, пока на коже не появился румянец. Когда пытка косметикой и прической закончилась, оставалось только заставить эту несносную девчонку надеть вечернее платье из шелка. Нежно голубого цвета, оно идеально подходило ей. Только вот сама Домри явно была другого мнения, начиная протестовать еще больше и сдалась только под угрозами, что Страсть отберет ее арбалет.       — Почему я не могу надеть обычный сюртучный костюм, ну, или выходной?       — Домителла, подобное не принято, — сдержанно ответила Ластол. — Хотя вы с Бонаро все равно не поймете, да? — она выгнула тонкую бровь. Ответом стало, естественно, мотание головой со стороны Одиннадцатой. И точно, Узы всегда жили против правил. Шли наперекор всему и всем, являясь ходячим протестом этому миру. Вечные бунтующие подростки, и неважно на каком конце земли они родились в каком поколении. Но в тоже время Десятый и Одиннадцатый Апостолы серьезно нуждаются как в друг друге, так и во всей остальной Семье.       — Долго ж братец надо мной потом ржать будет, — обиженно бурчала девушка, глядя на свое отражение в зеркале, пока Двенадцатая поправляла подол платья.       — Ну вмажь ему потом, велика проблема, — безразлично посоветовала старшая.       — Да! — в глазах Домри загорелись мечтательные искорки. — Огребет по наглой морде, как только попробует усмехнуться!       — Как думаешь, что именно за эмоция изображена у этого индивида на лице? — по привычке щурясь, спросил Мудрость у скучающего Бонди. Сразу бросался в глаза светлый шрам на лбу у светловолосого Пятого.       — Аэ? Этого то? — он кивнул на одну из фигур на картине.       На ней изображались события какой-то войны. Мутные от тумана и грязи мундиры, взбешенные кони, дам от пуль и кровь по протоптанным сапогами тропкам. На алеющим фоне клубился темный дым и вспыхивали искры. Однако внимание Пятого привлек один из трех солдат на переднем плане, который то ли кричал от отчаяния, то ли от радости. Бонди даже склонил голову, вглядываясь в это непонятное лицо.       — Да черт его знает, что ж его так перекосило, — наконец пожал он плечами, скрививши моську.

***

      Большое помещение с высокими потолками, на котором было красочное панно, и ровным полом с прочным напольным покрытием из твёрдых пород дерева было полно людей. Бальный зал освещало множество люстр и настенных ламп. Инструментальная музыка громко играла вальс, в сопровождении шуршания юбок и стука каблуков. В более тесных, но не менее богато обустроенных, гостиных было не меньше шума. Легкий смех, разговоры и шорох карт, которые тасовали немногочисленные крупье, а иногда и сами гости.       На втором этаже было уютные гостиные для особых гостей. Туда можно было придти только родственникам хозяина дома или по его особому приглашению. У лестницы ведущей к ним стояло несколько слуг, акум естественно. Теперь было не стыдно использовать их и в качестве домашний прислуги, ведь их количество росло с огромной скоростью. Спасибо трудам Тысячелетнего Графа.       По одной из таких лестниц сейчас и поднимался Исполнитель. Он немного хмурился, крутя в руках белую курительную трубку Churchwarden* из фарфора. Снова белый цвет, который преследовал его все последние годы. Хотя у самого Апостола это никаких эмоций не вызывало, Одаренность или Правосудие любили отпустить пару комментариев касательно его "одержимости" чистотой. Четырнадцатый же продолжает окружать себя в основном бесцветными вещами, и с первого взгляда нельзя понять, носит ли это положительное или негативное значение. Однако если говорить конкретно о появившейся привычке курить, то ответ был очевиден, ведь Майтра не выносил запаха дыма, а легкий запах табака теперь сопровождал младшего Ноя почти постоянно.       — Наконец-то я тебя нашел, — вместо приветствия начал Неа, как только зашел в одну из комнат второго этажа, в которой был небольшой балкон, выходящий в сам бальный зал. Из-за этого даже здесь была слышна красивая музыка. — Думал уже и не встретимся в этом муравейнике.       — С чего бы? — без каких либо эмоций уточнил Трайд, протянув руку для привычного рукопожатия. — Надумал сбежать с семейного ужина?       — Не напоминай, — перебил его брат, быстро пожав руку. Он усмехнулся. — Я уже перестал по всем вам скучать.       — Как грубо.       — Просто говорю честно... Ты постригся?! — только сейчас заметил Неа, не удержавшись указав на черные волосы своего собеседника, которые теперь походила на уже немного отросший армейский "ежик" с парочкой седых прядей. И никакой косы или кривого хвоста.       — Мм? Да, давно, — извечно безразлично ответил Второй. В своих беседах Неа и Трайд всегда были контрастом друг друга. Если первый активно жестикулировал, еще одна привычка от старшего родича, и не скупился на игру интонацией и речь, то второй говорил коротко и редко, в основном слушая, что ему говорят. Наверное, поэтому они и стали со временем хорошими приятелями.       — Насколько давно? — сощурился Четырнадцатый, будто выпытывая какую-то жизненно важную информацию. Визави качнул головой.       — Четыре или пять месяцев назад, — неуверенно ответил он.       — Сколько же мы не виделись, — из этого перевел тему Исполнитель. Однако одернул себя. что-то вспомнив и вернулся. — Но мой тебе совет: не стригись больше никогда. Тебе не идет, лучше верни свою старую косу.       — Хм, я пожалуй обязательно воспользуюсь этим советом, — через секундную паузу Трайд добавил. — В следующей жизни.       Оба усмехнулись уже обыденной шутке про перерождения. Подобные подколы вроде "Не в этой жизни" или "После смерти" не считались чем-то странным, если об этом говорили в Семье Ноев. Для Апостолов смерть, перерождение было обыденностью, а ни чем-то из ряда вон выходящим. Люди об этом и мечтать не могут, постоянно цепляясь за свои хрупкие жизни, которые в большинстве случаев ничего не стоят: будь ты бедняк или аристократ. Существование любого существа имеет определенную ценность, если думать как пацифисты, которых в обществе меньшинство. Причинение вреда или уничтожение является не приемлемым. Но не все ли равно, когда знаешь, что мир уже обречен и все скоро, ( или нет ), канет в бесконечность.       — Я тебе даже напомню об этом, — съязвил Четырнадцатый, хитро щурясь.       Их беседа была бы непонятна любому постороннему слушателю, возможно, их бы приняли за пьяных или сумасшедших. Трайд говорил о том, как прошли последние месяцы, когда он путешествовал по всему миру, находясь то в Европе, то в Азии с разницей в какой-то день. Как легка жизнь с телепортацией, ведь так, но людям об этом лучше не знать. Однако Правосудие был одним из тех немногих Ноев, кто пользовался Ковчегом. Остальные родичи, кажется, была не прочь вернуться к своему распорядку жизни до перерождения, пользуясь обычными способами передвижения, когда выполняли задания.       — И как тебе в Сибири?       — Слишком холодно.       Однако их разговор, в ходе которого Четырнадцатый скорее выпытывал у своего брата детали о его жизни, был прерван. Сначала тихим стуком в дверь, а потом и громким приветствием Пятого.       — Здравия, братья мои! — широко улыбнулся он в своей манере.       — Еще один, — шепнул Неа, пока Вайзли с чувством начал обнимать сидящего напротив Трайда за шею.       — Я успел соскучиться, — объяснил свое поведение подросток.       — Мы недавно виделись, — невзначай напомнил ему Второй, потрепав по пушистым волосам.       — Точно...       — Когда это вы виделись? — прищурился, выражая свое подозрение, Исполнитель. — Ты же прибыл буквально минут двадцать назад.       Трайд кашлянул в запястье, пока Вайзли явно думал, что ответить, немного бегая глазами. Однако отвечать ему не пришлось:       — Вы не видели Джеральда? — без стука заглянула в комнату Страсть, в красивом платье тёмно-синего цвета и белой накидкой на плечах.       — Нет, — в один голос ответили трое.       — Черт, да куда мог деться этот Удовольствие?! — возмущалась Ластол.       — Посмотри внизу, — посоветовал Трайд, крикнув это ей вдогонку. — Думаю, он где-то там играет в карты.       — Вернёмся к теме нашего разговора, — довольно ухмыляясь напомнил Неа, снова привлекая внимание своих собеседников. — Вайзли?       — А-да? Ах, да, точно!.. — он поспешил подойти к тому самому балкончику с лепниной на перилах. — Меня же сюда не просто так позвали, — быстро напомнил сам себе парень, выискивая взглядом кого-то внизу в толпе.       — Я говорил не об этом, но-о, ладно, — сказал его наставник, уже через пару мгновений встав рядом. Он сложил руки на перилах. — Так что именно тебе сказал Желание?       — Некий генерал... Ларосез Давид Марк, кажется, — пробормотал себе под нос Мудрость, наконец завидев нужный китель и русую шевелюру. Этот мужчина лет сорока явно наслаждался вечером, беседуя с парочкой аристократов. — Нужно опозорить его как следует... Желательно побольнее для него самого.       — Личная месть?       — Да~ — кивнул парень. — Чем-то он моему отцу не угодил...       — Наверняка не сказал о красоте штор в его кабинете, — язвительно пошутил Трайд, который предпочел остаться в кресле с бокалом темного вина. Неа на это усмехнулся, а вот Вайзли, похоже, весь сосредоточился на своей работе.       Он буквально гипнотизировал несчастного мужчину, который на это не обращал никакого внимания. Все-таки между ними было приличное расстояние, и бал не то место, где ты ловишь каждый взгляд на себе. Однако лучше бы он решил откланяться, может бы спас свою честь. После долгого молчания, в котором он стоял с гордым видом, высоко задрав нос, генерал наконец начал, что-то говорить своим собеседникам. Однако его прервал его визави. Долговязый дворянин в идеальном парадном костюме и зализанными уже седыми волосами. У него было очень хитрое лицо, как у дряхлой крысы. Что ж, по скромному мнению Неа, его подопечный выбрал идеальную цель для исполнения своего плана. Уже и Демоническое око снова раскрылось на лбу, несколько высветлив ему волосы.       Беседа людей в это время продолжалось, но по выражениям лиц было понятно, что теперь атмосфера между ними натянутая, какая-то душная. Даже сопровождающие их жены, или возможно, глядя на молодые лица, любовницы, засуетились, начали незаметно тянуть их под руку. Но спор двух мужчин продолжался, пока их голоса не стали слишком громкими. Люди вокруг стали оборачиваться:       — Ваши речи и гроша не стоят, monsieur Doucet! — возмущался генерал, махнув рукой.       — Не Вы ли, Mon Général, его еще дышащего кинули в землю?! — рявкнул в свою очередь аристократ.       Повисла тишина, была слышна лишь музыка и шум из соседних гостиных, но все это отходило на задний план, играло на фоне, когда дамы начинали испуганно охать. Где-то рядом с двумя Ноями раздались тихие шаги:       — Чего это ты подорвался? — поинтересовался Неа у брата.       — Да тут что-то поинтереснее обычного "Кто с кем переспал", — уже заинтересованным голосом пояснил Трайд, и тоже положил руки на перила.       Музыка затихла, уступая сцену начавшемуся спектаклю, постановщиком которого был Мудрость, что в свою очередь недобро хмурился, закрыв глаза. Он с силой сжал бортик перил руками. Начал стихать и шум от людей, когда они обратили внимание, что оркестр больше не наполнял бал, замечательными звуками:       — Вы заживо... похоронили сына?*.. — раздался в тишине хрупкий голосок какой-то молодой женщины. Она говорила медленно, с неверием.       — Ну это, наконец, невыносимо... — спокойно начал он, но его нервы сорвались. — Невыносимо! — начал защищаться мужчина в мундире.       — Да Вы чудовище... — донеслось со стороны.       — Невыносимо! — не унимался генерал, осматривая людей вокруг себя. — Он не дышал! — судорожно стал оправдываться Марк, но его голос звучал неуверенно. — Я... (Не помню...) Клянусь! Он не дышал!       — Какой кошмар!       Однако шушуканья и открытые обвинения в его сторону было уже этим не остановить. Знать всегда знает слухи друг о друге, и о пропаже юного Лорента Марселя все прекрасно знали, а по любопытству и своему "сочувствую к чужой беде", на самом деле скуке, интересовались причиной. Однако ответа не было известно, вплоть до этого момента. Сейчас во множестве умов складывалась желанная картина, которую немного грубо представил им Вайзли:       — Поздравляем Вас, Mon Général! Отыскался Ваш сын! — с неприкрытой издевкой объявил дворянин Дойсет, растягивая последнюю фразу. Он прищурился хитро, разведя руками в призывном жесте. — Ну а так как он оказался вор, — он дернул бровями, припомнив историю, с рассказа которой весь конфликт и начался. Уже некоторое время дома известных дворян страдали от взломов, краж. И что интересно в этом? Все они были тесно знакомы с семьей генерала. — То на этот раз-       — "Закопайте его", Mon Général! — перебил его другой дворянин, тоже сложивший в своей голове два и два. — "Закопайте его" на хороший срок!       Со стороны толпы послышалась реакция: одобрения и в то же время были возмущенные. Мнение о всей этой ситуации разделилось. Какой мужчина даже попытался примирить двух гостей, остановив весь этот скандал, напомнив, где они находятся и что данная тема является личным делом семьи генерала. Однако его никто не услышал, даже бросили несколько осуждающих взглядов, ведь он мешал представлению.       — Чтобы больше он никогда не мог беспокоить Вас!       Но именно в момент, когда "пострадавший" уже готов был ответить, отбросив все нормы приличия, появился сам хозяин вечера. К нему нельзя было не прислушаться, как к недавнему выскочке, и ругающие почти сразу примолкли. Народ вокруг продолжал шептаться, но уже перестал пялиться на них, кажется, вернулись к приятному времяпрепровождению на балу, вновь заиграла музыка. Генерал же в спешке, разозленный и униженный, поспешил покинуть дом Ноаев.       Вайзли, наконец, шумно выдохнул и потянулся, вопреки сковывающей парадной одежде. Он довольно ухмылялся, пока аристократы, еще пару минут назад накинувшиеся на мужчину в мундире с обвинениями и травлей, недоуменно переговаривались и не понимали собственных недавних действий.       — Неплохо, ты контролировал только этих двоих? — наконец спросил Неа, а Трайд продолжал разглядывать толпу.       — Нет, еще заткнул дирижера, привлек внимание нескольких первых зрителей, развязал языки сплетникам, — гордый собой перечислял Пятый. Глаз на его лбу снова пропал, оставив лишь шрам на этом месте.       — Хорошая работа, — заключил наставник, заодно обратив внимание Вайзли на одного человека внизу. Желание с довольной ухмылкой смотрел на них, затем кивнул и снова куда-то ушел. — Ну, брат остался доволен.       — Еще бы, — подал голос Правосудие, который тоже собирался уходить. — Он устроил для его гостей такое шоу.       — Действительно... — согласился Четырнадцатый с ним. Он снова по привычки прищурился, смотря на людей внизу. — Как им интересно, как любопытно. И любопытство это ненасытно, — приговаривал себе под нос Исполнитель, почти пропевая слова. — Чужие беды и пепелища - вот что для них пища.       Повисла недолгая пауза.       — Стервятники, — заключил Мудрость.

***

      — Хочешь обречь меня на соседство с Узами? — горько посмеялся Неа, когда Трайд сказал как они будут сидеть за столом. Снова по номерам, четные напротив нечетных.       — Эй! — возмущенно подали голос двое Апостолов.       — Не нуди, напротив Майтра, рядом Ластол, — вздохнул Правосудие. — Не думаю, что они тебя смогут достать при таком раскладе.       — Плохо нас знаешь! — в один голос заявили двойняшки.       Пятеро Ноев шли по коридору, уже забыв о всем произошедшем на вечере: Неа об игре на, как по его мнению, ужасном рояле по просьбе; Трайд о постоянных разговорах о других странах, на которые его из вредности обрек Удовольствие; Домри радовалась, что наконец не нужно носить проклятое платье, и довольно шагала рядом с братом в темном сюртучном костюме; Бонди же с каким-то отвращением кривился, вспоминая все танцы, полностью соглашаясь со всеми, весьма грубыми, замечаниями сестры на счет подобных вечеров; Вайзли же ушел в свои мысли, все еще спокойно улыбаясь, зная, что с небольшим заданием он справился. Все мероприятие уже закончилось примерно час назад, именно тогда уехал последний, особенно пьяный, гость.       — Погоди-ка! — вдруг опомнились Узы, они остановились.       — Что? — спокойно спросил Правосудие, остановившись как и все остальные. Было забавно осознавать, что они остановились прямо напротив одной из картин, ровно повторяя расположение ее героев. Но это ненужная деталь.       — Неужели к нам вылезет из подвалов Одаренность? — в неверии переспросил Бонди.       — Именно, — кратко ответил старший.       — Да быть не может! — сдавленно прыснув, засмеялась Одиннадцатая.       — Если он придет на семейный ужин в дом Дизайса, — Десятый задумался. — Съем собственные ботинки!       Только Домри раскрыла рот, намереваясь его поддержать, откуда-то со стороны послышались быстрые грубые шаги с цоканьем толстых каблуков. До боли знакомый звук, как говорится, и от него лица двойняшек побелели в секунду:       — Ну ешь! — усмехнулся хрипло Майтра, быстро подходя. Но он был одет привычно: в свою черную мантию и одну из сотни масок. — Тх, уксуса выпили?       Однако в следующую секунду он уже забыл об Узах, начиная что-то оживленно обсуждать с Четырнадцатым и Вторым. А наконец оклемавшийся Бонди толкнул локтем под бок под ребро Вайзли:       — Ай, за что?       — Почему ты не сказал, что он здесь?! — громким шепотом возмущался Десятый. Мудрость что-то заворчал в ответ, потирая бок.       — Теперь у тебя меньше на одну пару ботинок, — заключила Домри, опережая события.       — Они мои единственные! Майтра, я беру свои слова назад! — кинулся он догонять родственников, которые уже ушли вперед, обсуждая что-то.       — Неа? — окликнул Вайзли наставника, который напротив развернулся и быстро пошел обратно.       — Заболтался с вами: забыл трубку в гостиной, — не оборачиваясь пояснил Исполнитель. — Иди, я вас сам найду.       Трубка покоилась на столике между бокалами с недопитым вином. Исполнитель прокрутил ее в руке, мысленно упрекнув себя за свою невнимательность. Хотя в этом особо не было его вины, ведь когда к ним ворвались Бондом, все мысли сбились и улетучились. Вечно с этими двумя так, сеют хаос куда бы не пришли.       — Было бы печально забыть тебя тут, — вздохнул Четырнадцатый, еще раз крутанув Churchwarden в руке. Но в следующую секунду его привлекло движение темного силуэта сбоку.       В дверях стоял молодой человек в аккуратном костюме. У него были рыжие волосы, несколько прядей которых были собраны в хвост на затылке темной лентой. Учитывая, что все гости брата уже разъехались, оставался вариант, что это один из слуг. А поэтому особого внимания он больше не привлекал.       Однако проходя мимо, Исполнитель был грубо остановлен за рукав. Он даже не успел огрызнуться, поражаясь такой наглости, как примолк под пронзительным взглядом серых глаз. За стеклами круглых очков они прищуренные светились холодом. Пробирало до дрожи, будто заложенное где-то на подкорке, бояться такого человека. Но он горько, отнюдь не смешно, ухмыльнулся:       — И все-таки я был прав, — деликатным полушепотом заявил незнакомец. Он цыкнул языком, наконец отпустив руку Неа. Теперь на том месте явно должен был бы остаться синяк, настолько оказывается сильно его держали. Не осталось теперь сомнений, что это весьма не простой человек, и почему-то перебивать его не хотелось, но. — Ты всегда недооценивал мою интуицию!       — Вы-       — Тихо! — отрезал рыжеволосый. Он шумно вздохнул, как-то параноически оглядываясь. — Здесь нам не поговорить уж точно, акум наплодилось, ужас.       Он продолжал причитать, быстро шмыгнув в гостиную и не пойми откуда достав листок и карандаш. Кажется, вырвал страницу из одной из книг на полке. Это была настоящая порча чужого имущества, да и данный хозяин этого имущества за такое мог бы отдать на растерзание. Но без какого-либо, даже малейшего страха, этот молодой мужчина продолжал, что-то быстро чиркать, не особо стараясь написать текст разборчиво. Через пару мгновений он уже протянул небольшой желтоватый обрывок Четырнадцатому, который словно заколдованный все это время стоял на месте, не произнеся ни слова. Впрочем в нем сейчас проснулся интерес, который стал редким гостем уже много лет назад, а так же огромное удивление подобной наглости неизвестного.       — Вот, — на первый взгляд страшные каракули было и не разобрать, было похоже на записи врачей на латыни. Но это точно была не латынь, а судя по косому "We" и "will" - английский. — И не смотри на меня так, это книжки просто декор для этих усколобых аристократов, — хватало еще дерзости общаться парой ласковых выражений. Однако что-то в этом было. Идеально подходило рыжему, как и весьма грубоватый голос, резко не сочетающийся с ростом ниже среднего и миловидной мордашкой. Но он был приятным слуху. — Столько материала, а никто не читает, просто трата бумаги! Но сейчас не об этом... — он мотнул головой, оглядываясь в глубь коридора, попутно закрывая дверь гостиной.       — Найдешь нас когда будет подходящее время, а... — он потупил взгляд, сосредоточившись на чем-то. Наверное, искал аргумент, почему Ною вообще нужно искать этого странного типа, да еще и его дружков судя по "нас". И он нашел, нагло улыбнулся, а напоследок кинул. — Если не поймешь почерк: попроси помощи у Тима.       Тут уже как будто током прошибло. Да, имя голема деталь неважная, но сам факт того, что неизвестный человек, которого ты никогда не встречал раньше, знает это имя. Да еще и знает его вес, что такая информация не известна каждому второму. Он было хотел все-таки остановить этого наглеца, выпытав у него все, пусть даже попросив помощь Мудрости. Но того уже и след простыл, будто никогда и не было.

***

      — О Граф, можно я не буду это все пересказывать в четвертый раз?! — не выдержал и взмолился Трайд, когда о путешествиях начала расспрашивать уже семья.       — Нельзя, — ехидно прищурилась Роад. — У тебя из нас всех самая интересная жизнь, рассказывай!       — Действительно! — поддержала сестру Домри.       — Будь так добр, Трайд, — в свою очередь мягко поддержал всех остальных Граф, став для Правосудия маленьким предателем в этом споре. — Мне ведь тоже интересно послушать, чем ты занимался все это время~🖤       — Не слушать же нам про политику Дизайса, — с ужасом проговорил Бонди, вспоминая весь вечер, в течении которого между танцами приходилось говорить о проклятой войне и сплетничать о чем-либо. Не любил он это дело, даже поежился нервно.       — Я сделаю вид, что не слышал этого, — тихо заметил Желание, кинув осуждающий взгляд на Десятого.       Очень редко можно было увидеть Правосудие, который устало потирал переносицу рукой. Похоже он столько за все эти месяцы не говорил, сколько за сегодняшний день. Но это вызывало лишь беззлобную улыбку на губах. "Кому-то надо чаще бывать дома" - как всегда говорил сам Второй. Родичи, особенно приставучие из них, отступать не собирались, и старшему все-таки пришлось начать свой рассказ с самого начала.       Но Четырнадцатый уже не слушал, не потому, что он это уже слышал, просто все его мысли теперь были скоплены где-то в дальней части черепушки, обдумывая странную встречу. Если сначала он возмущался их расположению за столом, ведь хотел поговорить с Адамом и Трайдом, да и Джойдом, что греха таить, то сейчас он был наоборот благодарен этим "правилам приличия внутри Семьи". Он мог молчать хоть весь оставшийся вечер, и брат навряд ли заметит это, сквозь шум, что создавали громкие Узы. Спокойная, и изрядно уставшая, Страсть тоже устремила все внимание на этих разбойников и остальных родственников, а вот:       — Omnia recte?* — поинтересовался Одаренность, сидящий прямо напротив. Он пригубил бокал вина, аккуратно отодвинув маску, ( хотя его лица все равно не было видно из-за странной тени, может он "Всадник без головы"? ).       — Ita, — не задумываясь кивнул Неа. — Im 'iustus taedet populo.*       — Ты не притронулся к еде, — вдруг подала голос Ластол, глянув на тарелку своего брата. И правда, хорошее блюдо осталось почти не тронутым, лишь мясо стало в дырочку, истыканное ажурной вилкой.       — Просто не голоден, — натянув улыбку, отмахнулся Исполнитель, и чтобы не отвечать ничего дальше, взялся за бокал с вином. Не самый его любимый напиток, с горьковатым привкусом, но выбирать не приходилось, от разговора как никогда хотелось уйти.       Нет, сам семейный ужин не вызывал у него отрицательных эмоций. Все было как всегда. Тихо? Нет, шумно. Мирно? О нет, пару тарелок Гнев зарядил в стену, а целился в голову Мудрости, который снова имел наглости читать его мысли, ( а они в этой башке есть? ). По-семейному? Да. Именно такой была Семья Ноя, что с нее взять. Подобное поведение не вызывало никакого отторжения уже давно, можно было спокойно продолжать трапезу, даже если бы кто-то начал драться прямо на столе, да, бывало и такое. Их сумасшедший, по мнению любого постороннего, уют был незаменимой частью жизни Апостолов. А то что теперь нет пустующих стульев вызывало какую-то тихую радость внутри. Исполнитель любил свою семью, однако с каждой встречей в голову приходила одна простая истина: любить лучше на расстоянии.       — Может хватит стрелять оливками в Фидлера? — тяжело вздохнул Мерсим, печально посмотрев на Уз.       — Ой да ладно тебе, зануда, — показал язык Бонди.       — По моему брат и сам не против, — уточнил Джойд, глядя на неуверенную улыбку немого Гниения. Тот закивал, подняв брови.       — Или ты тоже хочешь, Жалость? — вдруг озарило идеей Домри, и она направила катапульту, сделанную из вилки и края стола, на Мерсима. Тот ухмыльнулся и замотал головой.       — Нет, я-       — Поздно! Лови!

Соблюдать этикет, В воскресенье крокет, В понедельник визит, Нам же это претит. Как же глупо Жить притворством одним, Прикрываясь за ним. Обмануть каждый рад, Лишь бы цел был фасад. Что скрывает фасад?