Капитанская дочка

У самого злого человека расцветает лицо, когда ему говорят, что его любят. Стало быть, в этом счастье… Лев Николаевич Толстой

Я до последнего надеялся, что буду служить в Санкт-Петербурге, но у части на меня совсем другие планы. Холодный морозный воздух охватывал мои легкие и я с нетерпением ждал приезда в Белогорскую крепость. Она находилась в сорока верстах от Оренбурга. Едя к крепости, я представлял капитана Миронова, моего будущего начальника. Отвлекшись от своих мыслей, я постарался разглядеть оную Белогорскую крепость, навыдумывав грозные бастионы, башни и вал. Но, как говорится: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Я увидал лишь деревушку, окруженную бревенчатым забором, со скривившейся мельницей и парочку скирд сена. На мой вопрос о том, где же все-таки крепость, я получил вполне ожидаемый ответ, и мы заехали в нее. Вид этой крепости оставлял желать лучшего: старая чугунная пушка, в которой по всей видимости часто играли дети, оставляя разный мусор, тесные и кривые улицы, низкие избы, которые большею частию покрыты соломою. Мы остановились перед домиком близ деревянной церкви. Никто меня не встретил. Вдохнув полной грудью, я пошел в сени и отворил дверь переднюю. Зря старого инвалида, который нашивал синюю заплату, я велел ему доложить обо мне. Получив ответ, что все дома, я с небольшим волнением зашел в чистенькую комнату. Тут и шкаф с посудой и диплом офицерский на стене, и картинки, представляющие взятие Кистрина и Очакова, также выбор невесты и погребение кота. У окошка сидела старушка в платочке. Она разматывала нитки. Также мое внимание привлек кривой старичок в офицерском мундире, который помогал старушке в ее занятии. Прозвучал вопрос: «Что вам угодно, батюшка?». Я ответил, что приехал на службу и явился по долгу своему к господину капитану и уж был хотел обратиться к старичку, принимая его за коменданта, как меня перебила старушка: «Ивана Кузьмича дома нет, -ответила она, — он пошел в гости к отцу Герасиму; да все равно, батюшка, я его хозяйка. Прошу любить и жаловать. Садись, батюшка». Старичок смотрел на меня с любопытством, как будто ожидая от меня больше информации, и я был прав, он начал заваливать меня вопросами. Он спросил, в каком полку изволю служить, зачем изволил перейти из гвардии в гарнизон. Я удовлетворил его любопытству. Однако капитанша прекратила наш незамысловатый разговор. «Не печалься, — обратилась она ко мне, — что тебя упекли в наше захолустье. Не ты первый, не ты последний. Стерпится, слюбится. Швабрин Алексей Иваныч вот уже пятый год к нам переведен за смертоубийство. Бог знает, какой грех его попутал; он изволишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да взяли с собою шпаги, да и ну в друг друга пырять; а Алексей Иваныч и заколол поручика, да еще и при двух свидетелях! Но несмотря на это, Алексей очень интересный человек и прекрасный зять, готов мою дочь на руках носить, он от моей Машеньки без ума и это взаимно.» Мне стало интересно послушать еще про этого Швабрина, потому что я был уверен, что нам есть, о чем поговорить и у нас много общих интересов. Только открыв рот, чтобы задать еще вопросы про их личную жизнь, зашел урядник, молодой и статный казак. Капитанша приказала ему отвести мне квартиру, да почище. Я отрывками помню их разговор, так как полностью погрузился в свои мысли. Как Василиса Егоровна отдала свою дочь за человека, который совершил самоубийство? И разве человек, который такое совершил, может быть хорошим? Урядник привел меня в избу, стоявшую на высоком берегу реки, на самом краю крепости. Половина избы была занята семьей Кузова, а остальная половина досталась мне. Она состояла из одной горницы довольно опрятной, разделенной надвое перегородкой. Дядька уже начал в ней распоряжаться, я в это же время стал глядеть в узенькое окошко. Передо мной открывалась грустная и печальная степь. Несколько кривых избушек, возле которых бродили такие же печальные курицы. Уставшая старуха с корытом кликала свиней, которые, наверное, единственные, отвечали радостным хрюканьем. И вот именно здесь я должен провести свои самые лучшие года, свою молодость, несправедливость! Злость и тоска поглотили меня. Отойдя от окошка, я лег спать не поужинав, несмотря на увещания Савельича. Утро. Лучи солнца разбудили меня. Только стал я одеваться, как дверь отворилась, и ко мне вошел молодой офицер невысокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым, но чрезвычайно живым. «Извините меня — сказал он мне по-французски, — что я без церемонии прихожу с вами знакомиться. Вчера узнал я о вашем приезде; желание увидеть наконец человеческое лицо так овладело мною, что я не вытерпел. Вы это поймете, когда проживете здесь еще несколько времени». Я догадался, что это был офицер, выписанный из гвардии за поединок и так называемый жених дочки капитанши. Мы тотчас познакомились и очень даже приятно. Швабрин был очень неглуп. Разговор его был остер и занимателен. Он с веселостью описал мне семью коменданта и с некой любовью и нежностью описал свою невесту. Мне было любопытно как они познакомились, а Алексей только рад был рассказать: «Помню приехал также, как и ты, никого не знав, совсем не рад был здесь находиться, думаю, ты сейчас тоже думаешь, что вот именно здесь и проведешь свои лучшие годы, вот и я думал тоже самое. Когда я сюда ехал, меня наполняли разные чувства, тоска, разочарование, но и проблескивала капля надежды, что здесь будет не так уж и плохо, надеялся, мол, будут бастионы, башни и вал, но разочарование настигло меня полностью, когда я увидел Белогорску крепость, точнее ее было бы лучше назвать разваленная деревушка с кривыми избами, но не в этом суть, я, уже полностью потеряв надежду, зашел в домик к капитану и обомлел. Передо мной стоял ангел, ну явно что-то неземное, потому что такое чудо мог сотворить только всевышний. Румяна, круглолица, с светло-русыми шелковистыми волосами, напоминающие листья на деревьях осенью, такие же запоминающие и западающие надолго в сердце. Я потерял дар речи и если бы не капитан, то, наверное, мы бы долгое время смотрели друг на друга не отрываясь. Я не верил, и, наверное, никогда бы не поверил в любовь с первого взгляда, потому что думал, что это лишь прием всяких писателей и поэтов в своих произведениях, но на самом деле такое происходит, эти щекотливые ощущения в животе, помутнение рассудка, несвязная речь и вечное желание видеть каждый день свое сокровище, слушать ее прекрасный голос, чувствовать тепло ее тела, ее прикосновений. Мы виделись каждый день, она вечно смеялась с моих шуток, когда я мог вечно наблюдать, как ее волосы развеваются на ветру, мне всегда было важно, поела она или нет, тепло ли одета, я мог рисковать своим здоровьем ради нее, я и в огонь и воду только ради нее. Она для меня как ангел и я ее боготворю, она самое важное, что у меня есть, я не допущу того, чтобы из ее зеркал души капали слезы, только если счастья. Я сочинял ей кучу стихотворений, она радуется каждому как в первый раз, ради этого и можно жить. Я думаю ты поймешь, когда искренне полюбишь. Сначала Мироновы были не в восторге наших отношений, но дали нам их благословление и сейчас я самый счастливый человек, потому что у меня есть моя Маша, Машенька. Лучше нее может быть только наша дочь.»