Рысь и Горностай

— Вот он всегда так! — ворчала Аделина, наполняя едой миску Флечетты. Да, теперь у этой славной собаки вновь была своя миска и теплый угол, но самое главное — у нее был хозяин, ее божество, человек, которому она может служить. — Он такой огромный, этот волк! — боязливо шептала Сунхильда. — Даже на шкуру смотреть, и то оторопь берет! За последнее время бывшая кормилица располнела, но по-прежнему была жизнерадостна и любила рядиться. Вот и сейчас на ее шее пестрели новые бусы. — Но шкуру-то я испортил, — говорил Рауль, натягивая рубаху. — Да и он мне тоже! Иоли только что промыла и смазала целебным бальзамом ссадины, которые волк смог ему нанести, прорвав жуткими когтями толстую куртку из бычьей кожи. — Все равно стоит сохранить шкуру Демона, — проговорил Дидье, — ибо редко кому удается сразить такое чудовище! Все принялись рассуждать и припоминать, где и когда в прежние времена убивали столь огромных хищников, а Рауль нежно перехватил маленькую ручку Иоли, собиравшей в короб свои снадобья. — Ты испугалась? — О, мессир Рауль! Он так ужасен! Да, мне стало страшно. — Но ведь все уже закончилось. И тебя я не отдал бы никакому волку! — Я боялась за вас. Сказав это, она смутилась, но не спешила высвободить тонкие пальчики из его сильной руки. — Не стоило бояться, девушка! — улыбнулся он.- Хоть волк и сильный зверь, но иногда, как видишь, он уступает Рыси! Дверь распахнулась. — Мессир, из Святой Моники вернулись ваши посланцы, и с ними две святые сестры! — сообщил капеллан. Пожилые монахини, сталкивавшиеся на своем веку с самыми тяжелыми человеческими страданиями, болью и отчаянием, оставались внешне невозмутимы, осматривая бывшую узницу. На удивление, она вела себя не слишком боязливо, хотя и часто поглядывала сквозь гриву спутанных волос на Иоли, специально остававшуюся на виду. Остальным пришлось выйти, чтобы не мешать осмотру. Видимо, сестры и впрямь имели огромный опыт общения с такими больными, ибо им удалось даже раздеть и вымыть ее, чего раньше она никому не давала с собой делать. Монахини увидели, что она молода и, видимо, хорошо сложена, но очень худа. Следов истязаний не обнаружили, однако при ближайшем осмотре сестра Инасия, старшая из монахинь, молча указала глазами сестре Юдит на серо-коричневые синяки, похожие на следы мужских пальцев, на ногах женщины от щиколоток до колен. Обе понимали, что подобные следы остаются после надругательства, когда жертву держат за ноги и насилуют по очереди. Они не сказали ничего вслух при Иоли, ибо это не для ушей юной невинной девицы. Но обе понимали, что излечить душу после такой трагедиий труднее, чем врачевать тело. К тому же, долгая жизнь научила обеих быть осторожными в высказываниях. К чему было говорить о насилии именно здесь, где женщина и была обнаружена? А если это с нею здесь же и сделали? Да и неизвестно ещё, кем она окажется. К чему плодить опасные слухи? Они переодели бедняжку в чистую одежду. Волосы ее сбились в колтуны, и пришлось их коротко остричь, но, видимо, прежде они были хорошими и густыми. Иоли собрала в тюк грязные лохмотья, чтобы сжечь их, и двинулась следом за монахинями и бывшей узницей. По пути им встретилась госпожа Белинда. Она шла из часовни в глубоком трауре, являя собою образец смирения и печали. Но только с виду, ибо, проходя мимо Иоли, наморщила свой мышиный нос и недоуменно-брезгливо сказала: — А вы все возитесь с убогими, милейшая? Воистину, тонка грань между добротой и глупостью! И Иоли, совсем не умевшая язвить, во второй раз почувствовала, что слова Белинды - как брызги мутной грязи. Вдовствующая баронесса успела ощупать своим цепким взглядом и спасенную из подвала женщину, когда ту провели мимо. Если прежде она надеялась, что, разглядев при свете дня, узнает пленницу, которую Жоффруа привез в замок после первой своей вылазки, ещё до осады, то здесь ее ждало разочарование. Это изможденное, но, видимо, красивое лицо было ей совершенно не знакомо. «Ну и кто же эта безумная, дьявол бы ее побрал?! Откуда он притащил ее? И для чего? А цель какая-то у него была, не просто же так он взбеленился, увидев меня там! О, если бы с этим было связано какое-то преступление, позорный поступок, бросающий тень на весь ваш род! Я сумела бы отомстить! Обитель Святой Моники, говорите? Ну-ну…» Свою ненависть к покойному мужу Белинда перенесла на Рауля, к которому раньше была просто равнодушна. Окажись на его месте любой другой человек, нарушивший ее планы и чаяния, она ненавидела бы его. Но вот Бретонку Белинда люто ненавидела всегда, с тех пор, как впервые увидела. За красоту, за дерзкий победительный смех, за это сидение в библиотеке и занятия на воинском плацу, к которым та, конечно же, нарочно стремилась, чтобы выделиться и быть лучше других. Даже за эти дурацкие башмаки в каменьях, о которых девчонка мечтала. Сейчас Белинда содрогалась от злости, представляя, как торжествующая Диана вернётся в Рысье Логово. Думать об этом было невыносимо. Относительно выделения вдовьей доли все было уже решено. И если до сих пор Белинда искала предлоги, под которыми можно подольше остаться в Рысьем Логове, то теперь поняла: из отцовского замка ей будет легче следить за событиями и участвовать в них. А может быть, и направлять! — Сможете ли вы помочь этой женщине? — спросил Рауль монахинь. — Сестры нашей обители издавна с успехом лечат душевные болезни, — степенно ответила сестра Инасия. -Но надо понимать, что все в руках Всевышнего! Сошлись на том, что на следующее утро сестры заберут женщину с собой, предварительно дав ей настойку сон-травы. — Я передам в дар обители три серебряных подсвечника, — сказал Рауль. Монахини одновременно кивнули туго накрахмаленными чепцами. На следующее утро, отдохнув, они пустились в обратный путь со своей новой подопечной и воинами, которых Рауль выделил для охраны. Рыжая кобылица Экюрель была не очень крупная, но красивая, длинноногая, с упругими мышцами и шелковистой гривой. Она сразу полюбила Иоли, признав в ней хозяйку, и Рауль подарил ей Экюрель. Девушка была смущена этой щедростью, хоть он каждый раз и подчеркивал, что является теперь ее опекуном, и его долг - обеспечивать ее всем необходимым. Но, как не была она неопытна, все же видела, что делать что-то для нее ему приятно самому, и от этих мыслей, а также от взглядов, которыми они обменивались, от нежных пожатий рук сладко ныло ее сердечко. С каждым днём прелестнее становилась она, подобно цветку, который после долгой холодной ночи согрели ласковые солнечные лучи. Все звонче был ее смех, а глаза светились тем огнем, что делает любую девушку еще красивее, и люди, даже незнакомые, оборачивались ей вслед. Их все чаще видели вместе. Вот и сегодня Рауль и Иоланда летели впереди отряда воинов, которых для безопасности взяли с собой. Ален, к его величайшей радости, путешествовал вместе с ними, сидя на том самом коне, которого они с Иоли когда-то захватили возле лесной деревни, спасаясь от викингов. Путь их лежал к старой усадьбе Иоли, к Клэр. От своих людей Рауль уже знал, что местные крестьяне почти все вернулись на насиженные места и заново восстанавливали хозяйство, строили себе лачуги, стараясь успеть до осенних дождей и распутицы. Молодой барон удовлетворённо улыбался, когда слышал это. Ведь это он в самом начале нашествия вышвырнул набежчиков из Аркса, дав людям время укрыться за стенами близлежащей обители. Ещё и пленных удалось отбить, которых уже гнали на драккары. На миг всплыло в памяти белое от страха лицо с совиными глазами. Здоровый толстоватый парень распихивал во все стороны женщин и детей, чтобы поскорее прорваться из беспорядочно бегущей толпы в безопасное место. Ну да, тот самый Лауберт, теперь - его вассал. Который, конечно же, оказался у себя дома раньше многих. Впрочем, сейчас думать о нем не хотелось. Конские копыта громко и весело стучали о сухую землю, над головой смыкались в почти непроницаемую для солнечных лучей аркаду ветви великанов-деревьев, а по обе стороны лесной тропы кусты сливались в одну сплошную зеленую стену. А потом кусты начали редеть, впереди, между деревьями показался просвет, и кавалькада вылетела на старую римскую дорогу. По ее каменным плитам копыта загрохотали подобно грому. Это было так упоительно-приятно - мчаться вперёд, обгоняя всех, подставляя лицо Солнцу и ветру. Порой дорогу перебегал ошалевший от шума заяц, а один раз они вспугнули двух косуль, которые тут же в панике умчались в заросли, смешно взмахнув короткими белыми хвостиками. Попадались по пути и люди. В основном, это были крестьяне на тяжело груженых повозках или группы странствующих монахов. Но один раз, когда пришлось остановиться, пропуская большое стадо овец, с ними поравнялся большой дормез, сопровождаемый внушительным конным отрядом. Этих всадников в полном вооружении возглавлял крепко сложенный молодой мужчина в дорогом плаще поверх лат. Наличье его шлема было поднято, и Рауль узнал Тибо, виконта Блуа. Судьба не раз сводила их на войне, и теперь оба с радостью приветствовали друг друга. Тибо рассказал, что направляется по своим делам в Париж, а в дормезе едет его сестра, которую виконт взял с собой для представления ко двору. Эта девушка, по имени Эрмалинда, была красивой золотистой блондинкой, на шее и руках которой сверкало множество драгоценностей. Она и сама светилась радостью и нетерпением, ещё бы, ведь при дворе ее ждут новые впечатления и знакомства, а главное - именно там знатные девушки часто находят себе женихов. Эрмалинда окинула Иоли оценивающе-равнодушным взглядом, а затем гораздо более благосклонно принялась изучать Рауля. Иоли была рада, когда стало возможно продолжить путь, и оба отряда разъехались в разные стороны. - Я и не знала, что барон Рауль так хорош собой, - говорила в это время сестра виконта своей камеристке. - Я никогда не видела его прежде! - Он же стал бароном совсем недавно, - ответила та. - А был просто мелкопоместным рыцарем. - И он не женат? - Пока нет, госпожа. - Но его сопровождает какая-то девица. - Возможно, та самая бедная девушка-сирота, опекуном которой он стал. Эрмалинда улыбнулась с чувством собственного превосходства и снова стала смотреть в окно. К жилищу Клэр подъехали, когда верхушки деревьев начали уже отбрасывать длинные тени. И, как оказалось, очень вовремя. Ещё издали услышали звуки нескольких голосов, среди которых Иоли узнала вызывающе громкий и резкий, принадлежащий даме Клотильде и старческий, но хорошо поставленный и строгий - отца Годерана. Остальные спорящие голоса за ними просто терялись. Но Иоли не надо было долго вслушиваться, чтобы различить голос бабушки Клэр. Она была здесь! Возле лачуги Клэр собралась небольшая толпа, состоящая из нескольких крестьян с женами и детьми, собравшихся на шум. Возле кое-как отремонтированного после набега варваров домишки стояли Клэр и священник, а на них наступали численно превосходящие противники - Клотильда с сыном и несколькими дюжими работниками. - Убирайся с нашей земли, богопротивная ведьма! - кричала, топая ногами, Клотильда. - Как посмела ты здесь строиться? Вон отсюда! Я запрещаю тебе оставаться в этих местах! Я хозяйка! - Старика Гримберта больше нет! - вторил Лауберт. - Я сожгу тебя, и никто мне слова не скажет! - Как можете вы распоряжаться на этой земле, не принадлежащей вам? - возражал священник. - Это нарушение законов божеских и человеческих! Уходите и подайте прошение установленным порядком, если считаете, что ваши права были ущемлены, но не творите беззаконие! - Конечно, ущемлены! - бушевала почтенная вдова. - Гримберт никогда не следил здесь за порядком, позволял селиться на своих землях преступникам и проходимцам! И кто поручится, что и нашествие язычников, и засуха приключились не по злой ворожбе вот этой самой Клэр?! А почему все дома сгорели, а ее - нет? Да она по себе и учеников подобрала, Алена-Подкидыша, что только воровать горазд, да ещё Иоланду эту гадкую! Мой сын, честный юноша, хотел из милости в жены ее взять, а она чем отплатила? - На костер ведьму! - заорал Лауберт. - А земли эти - нам, за мои мучения, которые я в варварском плену претерпел! - Остановитесь, сын мой! - воскликнул священник. - Вы пребывали в плену несколько часов, какие мучения? - Клэр - ведьма, - гнула свое Клотильда. - Она наводила порчу, насылала бедствия! - Можете ли вы, высокородная Клотильда, привести хоть одно доказательство того, что говорите? - спросила Клэр. - Какие тебе еще доказательства, карга? Я вдова знатного воина, и если что-то говорю, то это правда! И неизвестно ещё, почему старый Гримберт не смог отбиться от норманнов и погиб в собственном доме! Может, это ты заколдовала его меч? - Прекратите гневить Бога и уходите! - твердо сказала Клэр. - Держи карман шире! - заржал Лауберт. - Здесь все наше! Эй, вы, начинайте рушить хибару! Не нужна она мне на моих землях! А ты хромай отсюда, злая ведьма! Кто-то из слуг Лауберта, желая угодить ему, бросился к лачуге Клэр с факелом, чтобы поджечь соломенную кровлю. - Вы болван, сын мой! - крикнул священник. - В такую сушь ещё лес поджечь не хватало! Он кинулся вырывать и тушить факел. - Эй, Лауберт! И давно ты начал присваивать себе чужие земли? - раздался властный голос. В распахнутые ворота въезжал Рауль со своими людьми. Их появление вызвало замешательство, но Клотильда была слишком наглой, чтобы сразу отступить даже перед сюзереном. - О высокородный господин! - она вцепилась в стремя Рауля, при этом навалившись всем своим не малым весом на его коня. - Мой сын - законопослушный вассал вашей милости... - И потому провозглашает своей собственностью земли, пожалованные за службу другому лицу? - резко спросил Рауль. - Встань на подобающем расстоянии, женщина! А ты, Лауберт, встань рядом с нею. Когда это было выполнено, Клотильда вновь сослалась на капитулярии Каролингов, в соответствии с которыми незамужняя девица не может наследовать землю, но оная земля может перейти к новому хозяину, если прежний умер... - Не перейти, а быть передана сюзереном, который владеет этой землёй, - усмехнулся Рауль. - А я ее пока никому не передаю. Теперь отвечай мне, Лауберт, почему, пока другие воевали, тебя не было в вассальном ополчении? Лауберт принялся в красках рассказывать о тяжком недуге, внезапно поразившем его после плена. Рассказ быстро наскучил барону, и тот нетерпеливо махнул рукой. - Добро же! Возвращайся домой, лечись и помни, что отныне тебе запрещено называть эти земли своими, как и появляться на них, а также нападать на женщину по имени Клэр, где бы ты ее не встретил. Если же ты будешь делать это или подстрекать других, я объявлю тебя вне закона в своих владениях! Клотильда с сыном и слугами сочли за лучшее тут же удалиться, но, уходя, смотрели на Иоли с такой ненавистью, что, будь у них способность поджигать взглядом, от нее не осталось бы и пепла. - Все ясно, - процедила сквозь зубы дама Клотильда, когда они уселись на своих мулов. - Девка уже успела обольстить барона! Она спит с ним! А он и рад! - Так что же нам, отказаться теперь от этого поместья? - зло прошипел ее сын. - Зачем отказываться, сынок? Пока выждем. Если молодой барон пошел в отца, то долго с одной девкой не будет. Вот выставит он ее из своего замка, и мы тогда поглядим... Иоли долго стояла на том месте, где был ее дом. Сейчас от сгоревшей усадьбы остался только почерневший от копоти каменный фундамент. Обгоревшие балки и стропила отец Годеран давно велел крестьянам разобрать. Останки хозяев усадьбы были извлечены и, как полагается, захоронены на местном кладбище. Давно уже старая Клэр не чувствовала себя такой счастливой, как в этот день, когда снова смогла обнять своих любимых Иоли и Алена. Спаслась она благодаря тому, что в день нападения ее позвали к больному в отдаленную деревню, а потом она вместе с жителями укрылась в монастыре. - Что же будет дальше? - спросил отец Годеран. - Бесспорно одно - Иоланду я здесь не оставлю, - ответил Рауль. - У нее нет даже дома, а в замке она получит кров и защиту. Были у старого священника некие сомнения по этому поводу. Видел он, какими взглядами обменивался барон с малышкой Иоли. И, словно прочитав его мысли, Рауль сказал: - Я не оскорблю ее, святой отец. Было решено, что Ален останется с Клэр до конца лета, а потом снова приедет в замок и начнет осваивать воинскую науку.