Розы, луковицы и карри

      — Такой дождь сегодня, — сказала Утэна, в третий раз пытаясь завязать разговор. Анфи что-то сосредоточенно вязала или плела и даже не думала её слушать. Дождь потоками стекал по стёклам маленькой «клетки» Невесты Розы, а Чучу, подобрав веточку, радостно носился у девушек под ногами. Всё было как всегда. Всё, как и десять лет назад.       — Дай мне его, пожалуйста, — попросила Анфи, и Утэна, которая за долгое время стала понимать подругу почти без слов, подняла с земли небольшой хрустальный шарик и протянула его Химемии. Так как-то отстранённо сжала его в руке и немного встряхнула.  — А знаешь, Утэна… — тихо сказала она. — Что меня больше всего радует, так это что больше не нужно срезать розы ради дуэлей. Мне совсем не нравится, когда они погибают.  — Конечно, — горячо согласилась Утэна, но было видно, что её мысли заняты совсем другим. — Химемия, а ты не видела моё розовое платье? Сегодня у нас с Акио годовщина свадьбы, и я хотела… Анфи едва заметно пожала плечами, но в её глазах блеснул огонёк, и тут же погас. Чучу, пристроившись у ног своей хозяйки, с увлечением наблюдал за картинами, которые тем временем сменялись в хрустальном шаре, как кадры кино, которое нетерпеливый зритель проматывает к самому интересному моменту. Сцены, сцены, сцены… Сцены менялись. Утэна что-то рассказывала Анфи, а та продолжала вязать и краем глаза следила за происходящим внутри шара. Эти маленькие сценки, судя по всему, доставляли ей удовольствие. Во всяком случае, Химемия улыбалась. Сцена 1 Лифт со скрипом остановился. Картины, висевшие на его стенах, дрогнули и градом посыпались на пол. Сидевшая в лифте девушка вскочила и, бросившись в угол, скрестила на груди руки, как будто хотела защититься.  — Да! — крикнула она в потолок, нервным движением заправляя за ухо короткую тёмно-бордовую прядь. — Да, я её ненавижу! Ненавижу!.. Я всегда хотела быть лучше её. Я хотела сделать ей больно и таким образом…  — Я знаю, — произнёс над головой девушки механический голос.  — Кто вы? — она вздрогнула и, подняв голову, встретилась с непроницаемым лицом молодого человека с розовыми волосами до плеч. Сколько ему было? Лет восемнадцать-двадцать?  — Тебе нужно принести в мир революцию, — добавил он всё тем же ровным тоном. — Путь для тебя уже…  — Ах, Господи! — с досадой перебила его девушка. — Какая революция? Какой путь? Мы что — застряли? Молодой человек замолчал. Первые несколько секунд в его глазах отчётливо читалось: «404. Страница не найдена». Потом он вздрогнул и вслед за девушкой посмотрел наверх.  — Да… — пробормотал он не слишком уверенно. — Вероятно.  — И что же теперь делать? — в голосе девушки начали звучать истерические нотки. Казалось, она разом забыла и о молодом человеке, которого когда-то увела у подруги, и о самой подруге. Розоволосый незнакомец молчал. Девушка смотрела на него очень пристально, так пристально, как на него за всю жизнь смотрела только одна… Акико?.. Икуко?.. Да как же её звали, чёрт подери? Соберись с мыслями, Микагэ. Тогда почему они разбегаются в стороны, как пауки от света? Надо закончить фразу. «Ужин для тебя уже приготовлен…» Что-о?  — Тебе больно? — участливо спросила девушка, увидев, как Микагэ схватился руками за голову и со стоном сполз вниз по стене. — Если что, у меня есть таблетки. Тебе нужно? Мигакэ выдавил из себя улыбку.  — Не нужно. Девушка пожала плечами: «Как хочешь, твоё дело!» и села рядом. Лифт, разогнавшись, носился вверх и вниз, и Микагэ, сам не зная почему, вдруг начал рассказывать:  — Всё началось тогда, много лет назад… Они все считали меня ожившим компьютером… Девушка сочувственно вздохнула. Микагэ знал, что она думает о своём, но она искренне пыталась слушать. И её глаза… Они так быстро стали такими понимающими, такими добрыми… В них будто читалась классическая фраза психологов: «Ты хочешь об этом поговорить?» И Микагэ хотел. Он столько раз выслушивал, как говорят другие… Вдруг что-то тёплое коснулось его руки, и Микагэ вздрогнул.  — Что? — рассмеялась девушка. — я просто взяла тебя за руку. Вот смешной… И Микагэ смущённо улыбнулся. «Что это? Нервное напряжение?» Ему казалось, что мозг в отчаянии восстанавливает в его голове какие-то файлы, сгоревшие много лет тому назад. Улыбаться. Держаться за руки. В полумраке лифта было видно глаза девушки: они улыбались, и злые слёзы на них почти высохли.  — Знаешь, — тихо сказала Анфи, — некоторые розы испорчены насекомыми. Они настолько пострадали, что уже не похожи на цветы… Может ли любовь исцелить их?  — Но в оранжерее нет таких роз, Анфи, — с недоумением заметила Утэна, оглядываясь по сторонам. Сцена 2  — К соревнованию ты поправишься, — суховато сказала Дзюри девушке, лежавшей в лазарете. Она собралась было уходить, как из-за занавески послышался тихий стон. Кругом не было ни души, и только две тени за стеной (должно быть, медсёстры) шушукались вполголоса:  — Говорят, пациент сегодня умер.  — Да что ты! Он был таким прекрасным фехтовальщиком!  — Да-да. Он был очень болен, но всё равно решил драться на дуэли, потому что хотел наделить свою возлюбленную силой творить чудеса. Он хотел освободить её от чего-то…  — Освободить? — засмеялась вторая тень. — От чего? «Заткнись!» — крикнула про себя Дзюри. Её как будто окунуло с головой в холодную воду. Она вспомнила, как Рука однажды подшутил над ней: сделал вид, что она ранила его шпагой, а потом долго смеялся: глупая, глупая Дзюри! Наивная маленькая девочка! Это была всего лишь одна из множества его гадких шуток. Благодаря ему, Руке, жестокому наставнику и не менее жестокому другу, Дзюри и стала думать что любить мужчину — сплошное унижение и боль. Но теперь… Забыв про девушку, внимательно наблюдавшую за ней, Дзюри рывком бросилась в соседнюю палату и отдёрнула занавеску.  — Рука… — прошептала она тихо, садясь на край кровати. Его лицо было белее, чем простыни, и Дзюри, подобрав волосы, склонилась над Рукой и бесцеремонно (как ей казалось) дотронулась пальцем до вены на шее. Казалось, прошло несколько столетий, прежде чем она почувствовала её биение. Волна чувств захлестнула Дзюри и хлынула, сметая всё на своём пути.  — Идиот, — сказала она сквозь сжатые зубы. — Нахал. Эгоист. Зараза. Сволочь. Каждое слово она произносила чётко, наслаждаясь каждым звуком, как если бы говорила: «дорогой», «любимый», «солнышко»… или ещё что-нибудь. Такое же глупое. Не из её лексикона. Выдохшись и перебрав весь запас ругательств, Дзюри бережно откинула со лба больного синюю прядь волос.  — Передать господину Цутии, что вы приходили? — спросила невесть откуда взявшаяся медсестра, и Дзюри побагровела.  — Ни — за — что, — прошипела она и бросилась вон из палаты. Она сама расскажет обо всём Руке… Но позже, позже. А пока что этот придурок не заслужил ничего, кроме боли и угрызений совести. Вот и пусть болеет и страдает. Может быть, его ужасный характер станет хоть немного приятнее.  — Смотри, — прошептала Анфи. — Синяя роза и оранжевая. Они растут так близко, что колют друг друга своими шипами. Но они растут на одном кусте, они обречены быть вместе, они уже не могут друг без друга… И тут мы ничего не можем сделать.  — Но где? — растерянно спросила Утэна, оглядываясь по сторонам. — Я ничего не вижу, Анфи! Сцена 3  — Не готовь мне больше онигири, — капризно пробурчала Нанами с набитым ртом. — Не то я растолстею, как корова! Не забывай, Цувабуки: я должна быть стройной и показывать всей Академии пример хорошего вкуса.  — Даже если ты превратишься в корову, — мечтательно протянул Цувабуки, — ты и тогда будешь мне нравиться, Нанами.  — Ты повторяешь эту шутку со школы, — надулась Нанами. — Мог бы и вырасти за это время.  — Конечно, Нанами, — как-то двусмысленно ответил Цувабуки. — Какое платье ты наденешь на свадьбу: белое или золотое?  — На какую ещё…  — А впрочем, я уже заказал оба. На всякий случай. Выбирай, какое тебе больше нравится, Нанами!  — Ты уже решил, что я надену на свадьбу?! — взвилась Нанами.  — Так всё-таки, свадьба будет? — подмигнул ей Цувабуки. Проходившая мимо Вакаба посмотрела на него с завистью: кто бы мог подумать, что из этого младенца вырастет такой красивый молодой человек. Конечно, у неё есть принц-лук, но…  — Анфи, — сказала Утэна. — В корзине, которую ты собрала для праздничного вечера, лежит луковица. Ты же помнишь: у Акио аллергия на лук.  — Но некоторые луковицы, — туманно ответила Анфи, — всегда норовят влезть туда, где им совсем не место. Чучу что-то печально пискнул и прыгнул Анфи на колени.  — Может быть, уже простишь его? — спросила Утэна.  — Я его уже простила, — сказала Анфи. Она как будто торопилась и стала быстрее втыкать иголку в ткань. — Посмотри, я шью ему чудесное кимоно. Как раз его размера. А маленький меч для кендо остался ещё с того случая…  — Анфи, — с упрёком сказала Утэна. — Не может же он всегда оставаться в таком виде. Сайондзи стал таким заботливым. Таким добрым. Его просто не узнать! Что с того, что он на секунду остановился поболтать с Вакабой?  — То, что он жил у неё целый месяц, а я ничего не знала, — ответила Анфи. — То, что он примерял ей заколку, которую потом мне подарил. Не бойся, я превращу его обратно… Когда-нибудь.  — После того, как ты примеришь платье, — шёпотом добавила она.  — Так вот оно где! — обрадовалась Утэна. К розовому платью «Невесты-Розы» теперь было пришито кружево, отчего оно ещё больше походило на свадебное, и… красная роза. Красная роза, сплетённая из бисера.  — Я ненавижу, — вдруг с чувством сказала Анфи, — когда срезают цветы… В оранжерее послышались шаги и Утэна — в старой школьной форме и с платьем в руках, бросилась Акио навстречу. Анфи проводила их довольным, но снисходительным взглядом: как если бы пара детей обнималась у неё на глазах. Чучу отчаянно запищал, и Анфи легонько погладила его пальцами по голове.  — Ну что, милый, — спросила она, — ещё немного карри? 2019