Ты - это все, что у меня осталось

– Я помню, как впервые почувствовал что-то к тебе. Ты в моем бассейне. Такая красивая. Это было как землетрясение. Меня словно подкинуло к потолку, а потом с силой ударило об пол. Помнишь тот день? Ты помнишь, Надя? Она не отвечает. Разумеется, она не отвечает, ведь он говорит сам с собой, сидя в комнате Марины с бутылкой теплого пива. Омар сказал, свадьбу назначили на начало ноября. Гузман не ревнует. Гузман не может ревновать к парню, с которым у Нади ничего нет. – Родители застукали Малика в постели с соседом по комнате, – говорит Омар за обедом. – Теперь ему придется жениться или… Гузман теряет связь с реальностью. Он ничего не слышит. * Это длится неделю. Ровно неделю он слушает о подготовке к свадьбе, о том, что Надя вернулась из Нью-Йорка, что Малик прилетит во вторник, и все в полном восторге от предстоящего торжества. – Ты в порядке, бро? Андер всегда рядом со своим теплым плечом и сочувствующей улыбкой. Гузман совершенно не хочет его грузить, ведь этому парню пришлось несладко. Андер все еще мотается по больницам, сдает анализы, все еще живет с удушающим страхом, что болезнь вернется… И Гузман поступает, как лучший друг. Он делает вид, что у него все отлично. Но, на самом деле, у него глотку дерет от желания высказаться. * – Она ведь лучшее, что случалось со мной. Ну, ты и сам знаешь. Я даже не понимаю, почему злюсь. Это ведь ничего, просто очередной брак, который будет заключен лишь на бумаге… Просто формальность. Но так ведь нечестно. Его прогоняет смотритель кладбища, потому что уже далеко за полночь. Гузман напоследок мажет пальцами по имени Поло, выбитом на плите. – Спасибо, что выслушал, друг. Наверное, у него едет крыша. * Он лжет себе. Лжет. Лжет. Лжет. Все вообще не нормально. Иначе он давно бы взял трубку. Надя звонит каждый день, и это не имеет значения, потому что Гузман точно провалится под землю, если услышит ее голос. Они так долго не говорили. Ее затянула учеба, его – попытки не тосковать по ней так сильно. Его попытки провалились, это точно. Он истосковался до содранных в мясо ногтей. * – Что творит эта долбанная мисс Палестина?! Лу переодевается, и Гузман опускает телефон экраном в кровать, чтобы не подсматривать. Не то чтобы он что-то там не видел, но как-то неловко. – Разве ты не живешь с ней в одной комнате в общежитии? – Мы мало говорили в последнее время. Она просто уехала и, к тому же, явился этот. Гузман поднимает телефон и видит Валерио, спящего лицом в плюшевых мишках Лукреции. – Мне кажется или Валерио должен быть здесь и вести дела винодельни? – Предполагаю, он всю ее выпил! Впервые за неделю Гузман улыбается. – Я скучал по тебе, Лу. – Я тоже скучала. И я обязательно приеду, чтобы вырвать этой малышке ее кудрявые волосы. Вы же, мать вашу, созданы друг для друга. * Гузман падает. Не буквально. Вообще-то он стоит на ногах. Но падает, валится в пропасть, когда, открыв дверь, видит Надю перед собой. Ему нужен ингалятор. – Надя? – Гора устала ждать, когда Магомед возьмет трубку. Она выглядит злой. Гузман пытается вспомнить, за что обижен на нее, но все мысли в его голове – это: «Какая же ты красивая, я так сильно скучал, я безумно тебя люблю». Ему нужна минута, или десять, или сто лет, чтобы прийти в себя. Он медленно отходит, впуская Надю в дом, и следует за ней взглядом, как примагниченный. Прошла всего-то пара месяцев, а он не может насмотреться на нее. На то, как она осторожно проходит в гостиную, как снимает хиджаб, выпуская наружу пружинки волос… – Ты разлюбил меня? От неожиданности Гузман давится воздухом. – Что? – Встретил кого-то? Почему ты не брал трубку? Ее губы сводят его с ума. Чтобы собрать мысли в кучу, Гузман отворачивается и таращится в окно, как будто там могло появиться что-то интересное. – Ты обещала вернуться ко мне. – И я здесь. Я всегда буду к тебе возвращаться! – А как же свадьба?! – они оба переходят на крик. У Гузмана ноет сердце, когда он поворачивается и понимает, как близко она стоит. На расстоянии вытянутой руки. – Сейчас вы женитесь, а дальше? Вы что… Может, заведете детей в угоду родителям или… – О чем ты говоришь? Она выглядит такой слабой, что кричать на нее не хочется. Не хочется закатывать сцену, обижаться, выяснять отношения. Гузману хочется потрогать ее. Коснуться, прижать к себе. Как она это делает? – Омар сказал, Малика застукали с парнем… Несколько секунд Надя просто смотрит на него. Гузман пытается понять, о чем она думает, но лицо ее не выражает ничего. И потом она подходит еще ближе, а это плохо, потому что он не может контролировать свое тело, когда она рядом. – Да, но как это касается меня… – Надя, не играй со мной. – Ты что… – лицо ее вдруг проясняется. – О… Гузман, ты подумал, что мы с ним… Какой же ты тупица! Она начинает смеяться. Гузман на самом деле чувствует себя тупицей, потому что, на его взгляд, ничего смешного здесь нет. Или он просто не догоняет. – Тебе весело? – Да! Гузман, – она прикасается к его руке, ведет по ней ладонью вверх и оставляет лежать на его плече поверх рубашки. – Малик женится не на мне. Мои родители прекратили всякое общение с его семьей, поскольку считают, что он меня обманул. – Тогда зачем ты приехала? Она смотрит в его глаза. Гузман начинает таять, скоро от него ничего не останется, и во всем виновата только она. – А ты как думаешь? Он и правда кретин. Полнейший. Но у него есть оправдание – он так сильно соскучился, что вряд ли может нормально соображать. – Моя. Он берет ее лицо в ладони и целует, чувствуя, как накрывает теплым облегчением. Не церемонится и не медлит. Надя обвивается его шею руками, прижимается к нему и шепчет, когда он покрывает поцелуями ее шею. – Твоя. Твоя, твоя… Он так бесконечно счастлив, что боится за свою жизнь. Ему кажется, от любви вот-вот разорвется сердце, но… Пусть это не проходит, пожалуйста. Пусть это никогда не заканчивается.