Когда заговорит Север

      Начало декабря — прекрасная пора. Марина Юрьевна медленно прохаживалась по лесу. Налившиеся на морозе цветом ягоды рябины горели огнём на фоне заснеженных деревьев. Сорбус аукупария по-другому уже отметилась в гербарии, и женщина даже немного гордилась тем, какую подпись выдумала для этого прекрасного представителя флоры.       Тёмные, словно налитые свинцом тучи вдалеке намекали на приближение метели, и герболог спешила нагуляться всласть, чтобы во время снежной бури надолго засесть среди книг и альбомов, освежая память или надписи на выцветавших листах. Болезненная тяжесть заставила сердце сбиться с ритма. Эта зима будет первой без дочери. Первой без брата. Пётр всегда хорошо ладил с обоими, в далёком детстве помогал Ханне с уроками, а с Фёдором ходил на охоту. Как у него духу хватило поднять на них руку?       Как хватило сил смотреть на мучения давно знакомых, хорошо к нему относившихся людей? Слышать хрипение задыхавшихся от нехватки воздуха Ханны, Фёдора. Герболог не могла не думать об этом, не могла не вспоминать такое спокойное лицо Петра без каких-либо угрызений совести. Ему совсем не было сложно общаться с ней, с матерью и сестрой тех, кого он обрёк на мучительную смерть.       В груди снова разлилась болезненная горечь.        — Марина Юрьевна.       Тихий голос писательницы вырвал женщину из дум. Она обернулась, поёжившись от внимательного взгляда нагнавшей её Агаты. Этот человек половину жителей острова вгонял в трепет, вселяя растущее с каждой минутой желание сбежать подальше, и Марина Юрьевна только усмехалась, когда с ней делились такими мыслями.        — Добрый вечер, Агата.        — Здравствуйте, — согласно чуть склонила голову та, очевидно, расследуя что-то, раз обратила на себя внимание. — у вас на острове есть ещё ведьмы? — чуть оттянула лямки рюкзака. — Ведьмы, колдуньи, экстрасенсы?       Герболог с интересом оглянулась на собеседницу. Насколько она знала, известная писательница никогда не верила в карельскую мифологию и активно над ней насмехалась. Что же изменилось за эти два-три месяца, что они не виделись?        — На острове нет. С чего такой интерес?       Агата странно сверкнула глазами и отвернулась, так и держась за лямки рюкзака.        — Софья брала в ученики?       Марина Юрьевна прищурилась. Очевидно, что-то нехорошее случилось, раз та прошлое ворошила.        — Не столько брала, сколько опекала. Были однажды у нас самоназванные колдуньи, чуть Виту, Потапову дочку, не сожгли, хотели ритуал очищения от демонов провести, так Кукольница их под опеку и взяла, — эта история стала притчей во языцех, что не всем книгам верить можно, не всех взрослых слушать. Матери ночью детям рассказывали шёпотом да так разбалтывать остальным запрещали, боясь, что до Варвары дойдёт, что ребятишки сказ тот переиначили совсем да на свой манер в школы несли. — А так к Софье кто только не ходил, окромя богачей с материка. Лариса, Ираида Степановна часто у ней засиживалась, Людмила, Микола, Валера Дмитрич, всех и не счесть.        — Был кто-то, кто чаще всего приходил?       Герболог задумалась, погружаясь в воспоминания. Она никогда не следила за жизнью Кукольницы, узнавая о каких-то особо громких случаях уже по прошествии нескольких дней, Ханна делилась ими за обеденным столом. Что бы могло помочь Агате в её странном расследовании?        — С этим вопросом Вам лучше к Ларисе подходить.        — Непременно воспользуюсь советом.       Цепкая и внимательная Агата не заинтересовалась историей с Витой, не приняла богачей в расчёт, пропустив информацию о них мимо ушей, скорее всего уже сидела в библиотеке, закопавшись газетными вырезками. Марина Юрьевна чуть заметно пожала плечами, медленно уплывая мыслями к засыпанной бисером снега природе и грозно хмурившимся тёмным тучам на горизонте. Небо уже посыпалось крупными хлопьями на замерший перед бурей остров. Не слышалось пение птиц, не качались на ветру ветви, мелкая жизнь попряталась, как смогла.        — Идите в гостиницу ночевать. Одной Вам опасно будет.       И дело не в том, что писательнице будет страшно, неуютно. Агата не была инфантильной, как представляли её Пуспунины, и могла бы выжить в одиночестве, могла готовить, ухаживать за собой, но дом на окраине у озера представлял для неё опасность в метель. Спустя столько времени интерес мог возникнуть к изученной вдоль и поперёк Софье и её последовательницам только в случае появления кукол, их единственной визитной карточки. Если Север самозабвенно увлечётся расследованием, добром это могло не кончиться.       Агата внимательно оглядела собеседницу, пронзая взглядом, словно пытаясь заглянуть в душу, вывернуть, вытряхнуть из неё все мысли в поисках ответов на собственные вопросы и нечитаемо усмехнулась.        — Надеюсь, местные с недавних пор там костры не разводят.       Марина Юрьевна качнула головой, улыбнувшись уголками губ.        — Не могу гарантировать.        — Агата словно чувствовала.       Герболог не особо удивилась, когда спустя дней шесть-семь, как только выглянуло во второй после метели раз из-за туч солнце и стена без остановки сыпящегося снега чуть поредела, к ней заглянул Потап поговорить об Агате.       Писательницу утянуло на дно желание непременно во всём разобраться и немедленно, а постоянно оттягивавшей от неё беду на себя беспечной Маруси в тот момент рядом не оказалось. Неразрывный шаблон действий был разорван, и Север пришлось отвечать за интерес к тайнам самой.       Вот только с ней всё равно ничего не случится. Агата ворошила прошлое всех жителей, выворачивая чужие души наизнанку, вытряхивая скелеты из шкафов, тем самым очищая застоявшийся остров, буквально выкидывая с него всякую шваль. Вряд ли тому это не нравилось.        — Я не думаю, что Вена сможет пролить свет на происходящее, — Марина Юрьевна взглянула на погружённого в тяжёлые думы Потапа поверх очков и вернулась к каллиграфии, вытягивая наверх плавную линию буквы «в». Синие чернила под засушенным ещё в июле нежно-фиолетовым цветком уже порядком стёрлись. Изящная в своей красоте и приятным бонусом обладавшая целебными свойствами аквилегия заслуживала лучшего. — С общины Григория до вас по этой дороге давно никто не проходил.       Женщине повезло жить недалеко от общего пути от общины до поселения у пристани, немного обособленно от обеих сторон. Оба её родителя были не самыми дружелюбными и коммуникабельными людьми, а она сама слишком рано потеряла их и в последствии Фредерика, чтобы остаться такой же улыбчивой и общительной, какой была в детстве. Недавнее предательство Петра всё только усугубило, и Марина Юрьевна совсем засела дома, закопавшись в альбомах с гербарием.       Агата была первым человеком за ту неделю, что к ней приблизился.        — Я на это надеюсь, — в голосе Потапа прозвучала гроза, он никак не мог простить двух незадачливых колдуний, и женщина его понимала. Когда она опустила тотем Петру на голову, не смотря на страх и нервно дрожавшие слабые руки, в груди разлилось мрачное удовлетворение. Тот заслуживал уткнуться носом в грязный, немытый пол и мучиться потом от головной боли. Марина Юрьевна не жалела сил, размахиваясь на удар.       Это после пришло осознание, что она впервые ударила человека. Ударила человека. Однако весь ступор пропал, когда в голову жгучей болью ввитилось опоздавшее понимание — не добила убийцу дочери и брата. Не добила сволочь, забравшую у неё последних родных людей.       Ведомое дрогнувшей рукой перо метнулось в сторону, резким зигзагом перечёркивая плавные линии букв, и женщина прикрыла глаза, глубоко выдыхая, концентрируясь на дыхании. Нельзя нервничать, ещё приступы тут не нужны.       Голову обдул прохладный ветерок, это обеспокоенный Потап махал шапкой, не зная, что ещё предпринять, Марина Юрьевна кивнула и успокаивающе улыбнулась уголками губ, показывая, что всё уже хорошо. Тот недоверчиво нахмурился, но головной убор отложил.        — Людмила и Ираида Степановна первые начали Агату ведьмой звать. Думаю, у них надо спрашивать о куклах. Тем более, они ходили к Софье, могли заметить что-то странное.        — Понял я Вас, Марина Юрьевна, — кивнул Потап, прощаясь. — Спасибо.       Женщина провожала его взглядом, пока тот не скрылся за деревьями. Она не стала рассказывать ему, что чуть метель прекратилась, по лесу начал шататься ещё один островитянин, тенью мелькая вдалеке. Гербологу не составило труда понять, кто то был, только остальным ещё рано о нём знать.       Север любил Агату, он не даст ей умереть, пока та действует в его интересах.