Когда заговорит Север

      Единственный человек на всём острове, за которого Маруся никогда не переживала, — её работодательница — вредная писательница Агата Север. С ней никогда ничего не случалось, она не попадала ни в какие переделки, её не похищали, вообще ничего! В отличие, например, от самой Муси, её литагента. Иногда девушке казалось, будто она магнит для всех неприятностей, отводящий беду от самой Север. Периодически это бесило.       Единственное, что могло грозить Агате, — смерть от грязи. Кормить её в экстренных случаях уже ходили сердобольные местные — Арво, Лариса, доктор заглядывал. Так что Маруся со спокойной совестью оставила писательницу одну на несколько дней в пользу одного симпатичного и больного, но вредного туриста; тот никак не хотел в больницу, и девушка добровольно вызвалась побыть бесплатной сиделкой. Возможно и были какие-то корыстные мысли на краю сознания, однако доминировали точно благие намерения.       К концу второй ночи Маруся поймала себя за разглядыванием Дориана, — так звали туриста — любованием его движениями и решила, что уж это точно любовь, что сможет затмить тоску даже по Ларсу и страх к тому местному недо-ухажёру, чуть не утопившемуся из-за «безысходности». И голос у немного поправившегося мужчины оказался ничего, девушка вздохнула и мысленно приступила к составлению очередной прощальной речи для Агаты, придётся писательнице вскоре остаться одной. Стоило, наверное, предупредить Ларису об этом, Павла…       Особенно Павла.       Маруся никак не могла понять, почему Агата так упорно избегала собственную любовь, ну видно же: оба друг друга любили; и если доктор хотя бы завуалированно в этом признавался, то Север ни в какую! Вот же вредина! Как так можно мучить мужчину?       Девушка удручённо покачала головой, понимая, что уж ей эти два айсберга с места не сдвинуть, пожала плечами и переключилась на Дориана. Тот с наслаждением пил чай с лимоном, закусывая наспех пожаренными блинчиками. Было бы в гостинице варенье, вечерний стол пополнился бы быстрыми пирожками.        — Ты ж моя кудесница, — обезоруживающе улыбался Дориан и послушно принимал лекарства из рук добровольной сиделки. — И чего ты со мной возишься?       Маруся легко пожимала плечами и улыбалась в ответ.        — Просто так.       Она пока не оставляла мужчину надолго одного, слишком свеж в памяти побег Ларса. Ох, опять этот Ларс. Какое-то время они ещё общались в фейсбуке, пока не закончился запал, и сообщения не стали отправляться всё реже и реже.        — Если бы он тебя любил, остался бы с тобой и обязательно понял бы выбор, — однажды серьёзно высказал мнение мужчина, когда Муся поделилась с ним историей прошлой влюблённости.        — Точно?       Тот кивнул, улыбаясь, и потрепал соседку по голове, лохматя её ещё больше.       Дориан на Ларса походил мало, много занимался физкультурой и каждое утро, несмотря на повышенную температуру, рвался на пробежку даже в сильный снегопад. Марусе приходилось вовсю включать воображение и хитрость хлеще лисьей, чтобы просто удержать его в апартаментах, и после чувствовала себя, будто ланью проскакала дюжины две километров за него.        — Вот уменьшится снегопад, уйду бегать, — прожевав булку, оповестил соседку Дориан. — форму терять нельзя. А то растолстею ещё на твоих блинах и что делать? — он философски посмотрел на окно через проделанную дырку в седьмом блине, прикрыв правый глаз.        — Да ты сразу похудеешь, так что кушать надо много, — умилённо присела рядом Маруся. Сама она есть не хотела.       Ей не в напряг, тому в радость.        — А из какого ты города? — Дориан заинтересованно поднял голову от книги, но ничего не ответил. — Москва? — отрицательно покачал головой, приподнимая уголки губ в тёплой улыбке. — Питер? Новосибирск? Калининград? Омск? Иркутск? Екатеринбург? — тоже мимо. — Ну скажи, неужели это такая тайна? А, — радостно восклицала Муся, ребячливо воздевая указательный палец к потолку. — я знаю! Ты секретный агент и сейчас расследуешь преступление? Нет? — она обиженно надувала губы, но улыбка всё равно пробивалась на лицо. — Ну как так-то?       Тот смеялся и лохматил её волосы ещё больше.       Дориан больше молчал, почему-то предпочитая изъясняться полузнаками, вмешиваясь лишь в самых важных моментах; девушке приходилось самой начинать, поддерживать и закруглять беседу, столько же времени прожить в тишине ей не под силу.        — Ты должен много спать, организму нужно восстанавливаться! — Дориан удивлённо указал на часы, полдень. — Ну и что? — искренне возмущалась девушка, пытаясь уложить того на кровать. — Ты ещё не выздоровел и тебе нужны силы, а где их брать, как не во сне?       В конце концов, тот сдавался и показательно закатывал глаза, с улыбкой падая на подушку. Он честно засыпал, слушая её убаюкивающие рассказы.       Иногда становилось слишком скучно сидеть только у его постели и Муся уходила к не менее тихой Варваре, благо частенько в гости захаживала болтушка Лариса.        — Агате хоть есть, что поесть? — переживала Пуспунин, неизменно таская с собой контейнер с пирожками и другой выпечкой.        — Да что с ней станется?       Писательница была из тех людей, что в огне не горели и в воде не тонули. Ни Лариса, ни Арво с этим мнением не соглашались, но литагент знакома с собственной работодательницей куда дольше них и в словах была уверена.       Пурга поднялась на четвёртые сутки, окончательно отрезая каждый дом друг от друга и весь остров от цивилизации в целом.       Притащенные зачем-то книги закончились ещё вчера, Маруся просто маялась от скуки, бесцельно шатаясь по гостинице. В конце концов, наскучило и это, и она-таки присела с очередной чашкой горячего чая в холле перед ресепшеном. Дориан дремал в номере.       Еле заметный пар лениво растворялся в холодном, разреженном воздухе, не долетая до потолка. Заменённые неделю назад с невесомых занавесок тяжёлые шторы едва колыхались, их края не подметали пол, замерев в одном положении. Вокруг тускло горевшей жёлтым лампы в замысловатом танце кружились серые мотыльки, отбрасывая чудные тени.       Маруся поёжилась и покрепче обхватила чашку обеими руками, плед поверх тёплой вязаной кофты не особо помогал, мурашки изредка пробегали по коже. Горьковатый кипяток обжигал язык, горло, иголками падая в желудок и молочная шоколадка совсем не перекрывала неприятные ощущения.       День плавно перетекал в вечер, но для обитателей гостиницы время словно застыло в пределах одной минуты, совсем одинаково бились о стёкла снежинки, откатывались в исходную точку и падали вновь и вновь, скатываясь в общую могилу сотен тысяч таких же.       Зачем она осталась на острове? Ладно, это отчасти понятно — из-за работы — но зачем Агата осталась там, где её невзлюбили? Не из-за череды детективных историй же? Прозябать на Богом забытом куске земли — не самое лучшее занятие для известной писательницы.       Когда-то Маруся точно не выдержит и уедет навсегда, не оглядываясь, не вспоминая, хороня всех обитателей в глубинах сознания как картонных, никому ненужных персонажей неизданной, недописанной книги спившегося неудачника. Как мистические сказки почти стёршейся из памяти прабабушки, больше казавшейся далёким сладким сном из детства, загадочной дрёмой с уже забытым сюжетом, безликими героями, но тёплым ощущением в груди.        — Плохо.       Тихий хриплый голос разнёсся по холлу и затонул в его тёмных углах, Маруся вздрогнула от неожиданности.        — Что?       Варвара мрачно смотрела ей прямо в глаза, словно гипнотизируя; девушка почувствовала, как волосы на затылке зашевелились, страх разливался по венам, пьяня, заставляя окружающий мир растворяться в причудливых вывертах сознания. Так и не согревшиеся пальцы онемели, чуть сильнее сжимая керамику.        — Что-то плохое происходит.       Женщина отвернулась, наваждение исчезло. Свет моргнул, на мгновение погружая комнату в кромешную тьму, и включился вновь, немного потускнев.        — Что это значит?       Маруся не особо верила в местные да и легенды вообще, но в этот момент ей действительно жутко. Как-то там Агата, совсем одна. На секунду девушке даже стало стыдно.        — Что Вы имели в виду?        — Ложитесь спать. Утро вечера мудренее.       Варвара больше на неё не взглянула, замерев за ресепшеном. Маруся решила не спорить и добраться до кровати до того, как свет отключат совсем. Неприятное предчувствие чего-то неотвратимого, однозначно не самого хорошего, навеянное хозяйкой гостиницы, не покидало лит-агента, пока она наконец не забылась крепким сном усталого человека.       На пятую ночь всё ещё мело так, что казалось, будто карельские боги наскребли снега со всего Олимпа и просто вытряхивали его на остров. Девушка подозревала, что в местной мифологии никакие Олимпы не появлялись, но в интернет по этому поводу не заглядывала хотя бы и потому что его не было всю метель.       Варвара больше не проронила ни слова и не обращала на литагента внимания больше, чем на остальных клиентов, не собираясь что-либо объяснять.       Дориан тоже молчал, занимаясь либо физкультурой, либо вообще неизвестно чем, тепло улыбаясь в ответ на любые вопросы. Казалось, вся гостиница сговорилась и упорно игнорировала мучавшуюся от скуки Марусю. Постояльцы заперлись по комнатам и тихо чем-то занимались; девушка сходила с ума и едва не выла в унисон с пургой.       День проходил медленно, и в конце концов она смирилась и застыла на месте вслед за остальными.       За окном тоскливо завывал ветер, снегом врезаясь в разрисованные морозом стёкла окон. Сквозь белые линии на них виднелась только беспроглядная тьма, ночь была безлунной. Муся не стала засиживаться и рано легла, — в семь вечера — по привычке пожелав сладких снов Дориану и ожидаемо не услышав ответа. Тот уже сладко сопел.       Утро началось неправильно. Свет с окна непривычно и больно бил в глаза, заставляя щуриться. Тоскливые завывания ветра не слышались совсем.       Маруся подскочила на месте и побежала переодеваться, стоило забрать некоторые вещи из дома да Агату проведать. В ушах уже звучали её саркастические подколки. Девушка наспех накидала в сумку контейнеры с едой, вряд ли Лариса или Арво навещали писательницу в метель, а в магазин та бы не пошла по той же причине.       Дориан уже убежал «сбрасывать лишний вес», о чём сообщал в оставленной на столе записке. Муся улыбнулась и сунула бумажку в карман, переживал о ней, значит. Возможно, на обратном пути встретятся, уже десятый час.       Солнце сияло ярко, словно извиняясь за дни метелицы, снег драгоценными камнями переливался в его лучах, слепя прохожих. Ветки голых деревьев прогнулись под белоснежной шапкой, пытавшейся скрыть их черноту. Ветер едва чувствовался шевелением выскользнувших из-под шапки прядей.       Маруся с лёгким сердцем шла вприпрыжку по уже протоптанной кем-то тропинке, снег доходил ей аж до пояса. Интернет заработал недавно, и она отписалась Агате, что скоро будет; сообщение пока оставалось непрочитанным. Либо та спала, либо обиделась.       Девушка остановилась у странно галдящей толпы, почему все собрались именно здесь, посреди лесной дороги?        — Отошли все, отошли, не мешайте работать, — ворчливый голос Тараса Маруся узнала сразу.       Если тело, значит, где-то рядом и Павел с Агатой. Конечно, домой придётся заглянуть всё равно, но так можно будет узнать всю историю с первых уст и предостеречь Дориана от одиноких утренних пробежек. В том, что труп обнаружила именно писательница — лит-агент нисколько не сомневалась.        — Задушен верёвкой до девяти, — как подтверждение раздался голос доктора.        — Почему до девяти?        — Снег прекратился примерно во столько, следы убийцы хорошо запорошило.       Ропот расходившейся толпы удалялся, оставался за спиной, Маруся застыла на краю затоптанного шерифом и врачом круга. Мир обрушился безжалостным морозом по коже, словно бы она стояла совсем без верхней одежды, без кофты, в тоненьком платьице босиком. Сердце билось медленно, застывая на секунды перед каждым ударом, будто не решаясь, раздумывая, а жить ли дальше. Зачем?       Девушка упала на колени, хватая тело за воротник, пытаясь растормошить, оживить. Ни звука не вырвалось из приоткрытого рта, горячие слёзы не согревали щёки, не топили снег на куртке мёртвого Дориана.       Дориан, Дориан, Дориан… Он даже не успел закрыть глаза, его невидящий, укоризненный взгляд устремлялся ввысь в голубое без единого облачка небо, яркое, что замёрзшая влага набиралась на ресницах. Он не улыбался и это казалось страшнее его холодных рук. За что? Почему? Кто? За что?       Кому молчаливый спокойный Дориан успел насолить? Кого настроить против? Чем? Неужели он больше не улыбнётся в ответ на какую-нибудь глупость? Не потреплет её по голове, безвозвратно портя любую причёску? Почему именно добродушный Дориан? Это нечестно!        — Маруся, Вам здесь не место, — её оттаскивали двое, кажется, доктор и Арво, осторожно вытягивали из затоптанного круга, словно какого-то гипноза.       Ей больше не холодно, в голове билась одна единственная мысль: отомстить. Агата сможет отыскать убийцу Дориана и тогда он за всё заплатит.        — Где Агата? — собственный голос хрипел, беспомощно срывался на шёпот, затихал на полузвуках, не дотягивая последние гласные.        — Вот только этой Вашей писательницы нам и не хватало, — отмахнулся Лукаш, затаскивая тело на носилки. — Доктор, ну помогите же.       Маруся его не слушала, уже бежала по давно знакомой, заметённой по пояс дороге. Она проваливалась, падала, пробираясь сквозь сугробы, сбивалась с шага из-за намокшей, с каждой минутой ещё больше тяжелевшей одежды, но продолжала путь. Найти Агату, заставить её, выпросить, вымолить расследование и отомстить тому, кто забрал у неё его улыбку. Его редкие, но мудрые советы, тихий смех и любовь к её наспех испечённым блинам. Раскрасневшаяся девушка злилась, с остервенением вырываясь вперёд. Природа молча внимала ей, слепым небом наблюдая, острыми ветками деревьев сторожа.       Дом тусклой зеленью возвышался над полуметровыми сугробами, неприветливо встречая тёмными окнами. Судя по отсутствию каких-либо следов, писательница не выходила.        — Агата! — кричала лит-агент, задыхаясь от бега. — Агата! Выходите, Агата!       Ни шороха, ни тени, будто всё вымерло. Словно никого не осталось, словно забрали сразу всех родных и близких. Пустота.        — Агата!       Бред, не померла же она от грязи или голода, ну в самом деле. Большего с ней случиться не могло по всем законам вселенной.       Дверь отворилась, ссыпая тяжесть снега на пол. Половицы тихо скрипели под мокрыми сапогами. Пыль виднелась отовсюду, на всех поверхностях, совсем немного, но везде, словно тут и правда некоторое время никого не было. В раковине не стояла грязная посуда, не горели лампочки, ни записки на столе, ничего. Комнаты пустели.       Тревога противной тошнотой подбиралась к горлу, ледяные пальцы дрожали от боли, от страха, от ненависти к убийце, от бессилия. Кто мог убить несчастного Дориана, за что? Почему даже неусидчивая Агата не желала найти справедливость? Где она? Почему всё обернулось против?       Маруся видела тёплый взгляд Дориана, слышала его успокаивающий голос, чувствовала его шершавую руку в волосах, но их быстро сменяли безжизненное тело на снежной перине и застывшие ореховые глаза, и отчаяние накатывало с новой силой.       Диванная пружина тоскливо звякнула под весом девушки, пылинки издевательски затанцевали в лучах утреннего солнца. Кому было дело до Муси? Кому было дело до Дориана? Отчего так больно в груди, почему так сжималось сердце при мысли о нём, зачем катились слёзы по щекам?       Холодно, ей было холодно.       А рядом никого.