Между нами

Я сидела посреди огромной квартиры, которая в буквальном смысле разделилась на зону боевых действий, где справа, на кухне, орали друг на друга Алина и, — как-неожиданно-то! — отец ее ребенка, а слева, в зале, полные слез и отчаяния, кричали «жена» и «любовница». И казалось, что вторая сейчас кинется ногтями в лицо первой. А связующим звеном был разрывающийся Коля, который буквально не знал, куда пристроиться, и то и дело бежал мимо меня на кухню, чтобы вырвать у Алины из рук материнский фарфор, а потом летел обратно, чтобы забрать у «любовницы» старую китайскую вазу. Ляпота! — У тебя на удивление слишком довольное лицо, — задумчиво произнес Натан, появившись за моей спиной. — Кажется, будто ты наслаждаешься ситуацией. Парень, так же как и я, в параде безумия участия не принимал, мы с ним были просто сторонними наблюдателями. — Мне нравится наблюдать за этими тараканьими бегами. Но дольше этим я, заниматься, увы не могу. — Я со вздохом разочарования поднимаюсь со специально принесенного в коридор стула и поправляю школьную юбку. — Увы, если останусь хоть на секунду, не успею в школу. А потом не успею написать твоей бывшей, а потом останусь без фотки твоего члена, а потом… — Я понял, — с мягкой улыбкой прервал меня Натан, одним взглядом давая понять, что за продолжение меня тоже накажут. — Дай мне телефон, запишу свой номер на всякий случай. — Какой такой «всякий случай», стесняюсь спросить? — удивленно приподнимаю бровь, застегивая молнию на короткий сапогах с огромным тяжелым каблуком. Была бы моя воля — давно бы забила на них и гоняла бы в кроссовках, но, увы, рост как у садового гнома прямо-таки располагал к каблукам с поистине огромной высотой. — Ну вдруг ты все-таки выбросишь дурную мысль писать моей бывшей и решишь попросить фото у меня, если тебе так горит. У первоисточника, так сказать. — И милый Натан, который милым был разве что когда спал зубами к стене, ввернул мне в руки мой телефон и аккуратно, легко, невесомо даже мазнул губами по моему носу, а потом полностью обескураженную меня просто выставили из моей же квартиры. Выставили нагло и беспощадно, и даже дверь закрыли, а потом я услышала мягкий успокаивающий голос парня, и ругань в квартире резко прекратилась. Стало как-то до подозрительного тихо. Но выяснять у меня просто не было времени — я очень сильно опаздывала на автобус. Ну не убьет же он их, в конце-то концов! Хотя с этого станется. Не знаю, кто первый заметил другого в этом полном второклашек коридоре, но я вздрогнула. Очень ощутимо передернуло всем телом, и от цепкого взгляда Вани это не укрылось, поэтому руки, расправленные для того, чтобы я в них птичкой запрыгнула, ощутимо напряглись. Я и сама напряглась, словно зверь в клетке. — Ты знаешь… — Он не спрашивал, он утверждал. Он понял, что я знаю. По недоброму взгляду, видимо, догадался. — Ну, я тебе же ничего не обещал. Правая бровь медленно поползла вверх. — Ты это всем говоришь, или только каждой второй? — А ты про всех, что ли, узнала? — Его тон был настолько удивленным, что меня передернуло во второй раз. Вторая бровь присоединилась к первой. — А я что, похожа на тупую и не вижу, когда мужик, который меня трахает, меня игнорит? Серьезно? Вань, я всегда была наивной, но никогда не была тупой. А теперь еще и разбивать свою копилочку, чтобы провериться, ибо мало ли какие, — бросаю на него демонстративно оценивающий взгляд, — букеты ты еще мне надарил. Он хотел было что-то сказать, но когда понял, про какие букеты я говорю, подавился словами, а я не стала ждать, когда он отойдет от шока и решит мне вернуть колкость, поэтому, обойдя парня по дуге, направилась прямиком на историю. Ну ебануться просто! Вид историка был до боли удручающий, если не жалкий. Зеленоватый оттенок лица и ни проблеска разума в глазах. Не, вообще, наш историк вполне себе симпатичный, некоторые девчонки то и дело говорят друг другу, что дали бы ему. Но портил все один единственный момент — ужасно стойкий запах перегара. Он распространялся на добрые два метра, и я, конечно же, попадала в зону поражения со своей первой партой, так что приходилось каждый раз отворачиваться, чтобы он не видел, как я брезгливо кривлю рот. А я очень брезгливая. Очень. Но историку, видимо, не особо-то и нравился игнор с моей стороны, иначе как объяснить то, что он постоянно пытался сесть на мою парту, встать поближе, а то и в лицо заглянуть, и я, ну… Я не выдержала… — Антон Евгеньевич, а вы можете отодвинуться? — Класс насторожился, и конкретно сейчас контрольная его волновала в последнюю очередь. Каждый сейчас считал своим долгом пристально следить за разворачивающимися событиями, а они разворачивались. Ой как разворачивались. — От вас… пахнет! — Вишневская, ты что себе позволяешь? Мне опять говорить с твоими родителями о твоем хамстве? Вздох в ответ на визг мужчины получится каким-то слишком страдальческим. — Ну Антон Евгеньевич, ну вам что, прошлого раза не хватило? — И взгляд такой, намекающий на прошлый раз. То, что это было страшной ошибкой, я поняла в тот момент, когда он схватил мой телефон и начал копаться в нем, на глазах всего класса. На самом деле, я устала. Честно. Я очень устала. От выходок историка, от конченного Соболя, от домашних проблем. Я просто… заебалась. Искренне заебалась. Так что на довольный вскрик «Ага!» от историка я отреагировала так же — я молча подложила под подбородок ладонь, устраиваясь поудобнее, уже готовясь услышать отцовский грудной голос, который сразу же пошлет историка. Куда — история умалчивает, но есть мнение, что нахуй. — У тебя тут как раз первый в набранных «папочка»! Я еще и на громкую связь поставлю, чтобы весь класс слышал разговор! — Он раздулся гордостью, точно индюк, и демонстративно выставил перед всеми телефон, разрывающийся гудками. И смотрел с таким превосходством, будто он тут вселенское зло разоблачил. Кажется, пора навестить директора и мягко намекнуть, что у него тут завелась хуйня. И хуйня какая-то нездоровая. Гудки прервались, обозначая, что абонент наконец-то соизволил ответить, но вместо отцовского грудного голоса, над классом разлетелось лениво-насмешливое: — Ого, милая Ива все-таки отбросила мысли звонить моей бывшей и решила-таки попросить фотки моего члена у меня же? Это очень импонирует. И над классом разлетелась такая благоговейная тишина понимания, что историк по ошибке вместо моего отца набрал моего, возможно, парня, что за окном было слышно стук дятла. Ах, дорогой друг, я так рада, что ты не один, жаль только, что второй дятел нам тут историю преподает. И вроде как поняли все… Но не историк… — Ты что, спишь со своим отцом? И снова перекати-поле понимания пронеслось над нашими головами. Послышались редкие смешки. Оно и понятно: редко когда ты еще такое шоу встретишь. А я лишь молча, устало и уже как-то похуй-на-все смотрела на историка, ожидая, когда мне наконец-то вернут телефон. — Милая Ива, я не знаю, что у тебя там происходит в школе, но чувствую, что очень весело! Ты когда домой? — К трем, — устало выдохнула я, понимая, что это был последний гвоздь в гроб моей репутации. — И передай, пожалуйста, Коле, что историк опять. И Натан сбросил вызов, а историк продолжал тупо пялиться в телефон. Мой телефон. — Вы вот хоть осознаете, что вы сейчас сделали, а? — Снова устало. Ну потому что уже сил просто нет на это реагировать. Потому что ну ебала я это все в рот уже, серьёзно. Сколько можно? Сколько деревень в прошлой жизни я должна была вырезать, чтобы в этой меня наказывали подобным пиздецом? Историк и сам будто только что осознал, что натворил. Он нервно облизал губы и испуганно оглядел класс, всматриваясь в каждого, будто пытался уловить реакцию на свой поступок. А реакция была сравнительно неоднозначная, потому что половина вообще не понимала, что происходит, а другая половина, более догадливая, с отвращением смотрела на учителя. А я просто чертовски опустошена. Кажется, мать снова начала подливать мне антидепрессанты в еду. Коридоры школы были пустыми после уроков, оно и не удивительно, ведь каждый стремился свалить из этого филиала ада как можно скорее. Весь класс после инцидента с историком выглядел крайне подавленно и странно. Из них будто выпили всю энергию, и остаток последнего урока мы досиживали в каком-то полу-коматозном состоянии — никому не хотелось говорить. Мы будто извалялись в грязи, осознавая, насколько наш веселый молодой историк, который нам всем, кстати, очень нравился, оказался конченной мразью. Ну, они осознавали, я знала все давно. — Вишня! Я поморщилась, но шаг сбавила, потому что это было бы максимально невежливо. — Вишня, — Ваня подходит и привычно кладет мне руку на предплечье, будто боится, что я убегу. Но куда мне бежать? Со своими слоновьими ногами он догонит меня за два шага, поэтому приходится поворачиваться и смотреть ему в лицо, хотя я бы с удовольствием вышла бы в окно, лишь бы не быть в центре этой ситуации. — Я поговорить хотел. — А я-то наделась, что ты дерево увидел. — И так обидно вдруг за себя стало. За ситуацию эту ебаную. Что с историком, что с Соболем. Потому что ну да, я как типичная баба рассчитывала на «долго и счастливо», а получила… Хуем по лбу я получила. — Слушай, Ев… — Ого, мы помним, как меня зовут! Какая щедрость! — Видно, что его бесит мой сарказм, но он только сжимает кулаки и резко выдыхает, пытаясь себя успокоить. — Ева, дай мне сказать, пожалуйста. Да, я поступил, как мудак, и мне стыдно в этом признаваться, но я прощу прощения за это. Месяц был тяжелый. Реально тяжелый. Я разбирался с проблемами с отцом, был постоянно с матерью и пытался решить как-то свой внутренний коллапс, связанный со всем этим, понимаешь? Поэтому и игнорил тебя. И я действительно прошу у тебя прощение за это. Давай прогуляемся сегодня? Обсудим все это нормально, потому что я не хочу, чтобы ты думала, что я какой-то конченный. — Слушай, Вань, — его имя скрипит кислотой на языке, и я морщусь, потому что мне реально неприятно даже говорить с этим человеком. — А если вот мы Злату по пути встретим, ты как меня представишь? Как внезапно повзрослевшую сестру или подругу? И рука на моем предплечье покрывается льдом, обжигая даже меня. — Ты знаешь про Злату? — Он старается не смотреть мне в глаза, от чего становится еще смешнее. — Я тебе больше скажу: я знаю еще и про Настю. И про Брелочек твой для ключей тоже знаю. Я бы и с остальными познакомилась, но желания как-то нет, знаешь ли. Но твоя попытка оправдаться засчитана. Правда. Мне реально было интересно послушать про твои проблемы. — Ну ты, знаешь ли, сама не святая. Вскинула брови настолько высоко, насколько позволяла мимика. — Стесняюсь прям спросить. Удиви. — Ну историк же явно ёбарю твоему звонил сегодня. — Он случайно позвонил Натану — лучшему другу Коли, ага. Не пытайся переводить стрелки, мы все прекрасно знаем, как у тебя хорошо это получается. Лучше в бабах своих разберись, а потом приходи — я с удовольствием помогу тебе разобраться в моменте, когда ты стал таким конченным мудаком. А теперь отпусти, я хочу уже домой. Заходить в квартиру не хотелось категорически, потому что я даже сквозь стальную дверь слышала агрессивные выкрики и уже понимала, что решать все это дерьмо придется тоже мне. Натан с Колей, конечно же, помогут, но первый, скорее, будет всех стравливать, а второй страшно тупить, так что надёжи на них, собственно, никакой. Вдох Досчитать до десяти Выдох. И я открываю дверь в квартиру своим ключом. Первое, что я вижу, это красное лицо Златы, которая с остервенением кричала что-то в лицо спокойному как удав Натану. Разобрать конкретно что я не могла, потому что крики из кухни превращали все это в страшную какофонию. Спокойно, Ева, просто дыши. Мне кажется, тебе самое время поверить в бога. Глубокий вдох и я начинаю просто монотонно орать, перекрывая своим голосом всех их и привлекая к себе внимание, аж Алина высунула голову из кухни. — Значит, блядь, так, — я стягиваю с шеи шарф и закидываю его на верхнюю полку, для чего мне пришлось подпрыгнуть. Ловлю едва заметную усмешку на губах Натана. Сука. — У вас ровно две минуты, чтобы распределиться по углам гостиной пока я раздеваюсь. Я сейчас налью себе водички, и мы попытаемся решить ваши проблемы, но не дай вам господь бог произнести хоть звук: у меня был очень тяжелый день. И все, вжав голову в плечи, безжизненно поплелись в зал, даже Алина не сказала ни слова. Я просто хочу, чтобы все это закончилось. Вода из крана звонко отстукивает по керамической раковине, и я стараюсь как можно лучше запомнить этот звук, чтобы крутить его в голове каждый раз, как меня что-то раздражает. Потому что иначе я на полном серьезе достану отцовское ружье для биатлона и перестреляю их всех как собак бешенных, потому что, блядь, какого хера они тут устроили этот цирк с конями? — Потому что ты не умеешь выбирать друзей, милая Ива. — Губы Натана чуть касаются моего уха, и я бы подпрыгнула, если бы его же руки крепко не схватили меня за талию. То есть, звонок учителя еще не все мои проблемы на сегодня. Прекрасно! — Но я бы на твоем месте просто расслабился и получал удовольствие. Ты сама мне в свое время сказала: «если оргию нельзя предотвратить, то надо ее возглавить.». Так что сейчас самое время, милая Ива. — И его губы касаются уже шеи, прикусывают зубами, я уверена, там остались чуть заметные следы его прикуса, а потом по укусу проходится язык, будто извиняется за своего глупого хозяина. — Нат, а я прям стесняюсь спросить, откуда столько внимания ко мне? Раньше же ты чуть ли не пустым местом меня считал, стараясь даже обходить по дуге. Что изменилось? Почему ты вдруг решил ответить на мои чувства? Секундная заминка, в которую я все еще чувствую его дыхание на своем затылке, и меня просто отрывают от пола, усаживая на край раковины. Теперь мы были лицом к лицу, и в его карих, почти черных глазах отражалась я: красная от злости и возбуждения, растрепанная, устала, но такая милая. Я даже на секунду саму себя захотела. — Потому что ты видела во мне идеального бога. — Он шепчет настолько тихо, что я даже не уверена: я слышу его, или я чувствую прикосновения его губ к своим. Слава богу я додумалась съесть мятную конфетку перед домом, а то бы умерла тут от стыда. — Я уверен, в твоих маленьких сексуальных фантазиях я был с нимбом и крылышками. А теперь ты смотришь на меня без обожествления. Ты видишь реального меня. — А я-то только решила в бога начать верить. — Прозвучало медленно и разочарованно, но Натан только улыбнулся. — Можешь верить в меня. И поцелуй, который он подарил мне на той темной кухне был самым нежным, что когда-либо было в моей жизни. Но эта нежность быстро растворилась в уверенности и самодовольстве. Никогда не думала, что поцелуй может быть самодовольным. Может. Еще как может. Натан целовал меня так, будто завтра не наступит. Я думал, что Соболь классно целуется. Нет. Этот парень может дать ему пару уроков, потому что так, как целовал меня Натан Коэн здесь и сейчас, не целуют даже в фильмах. — Кстати… Что «кстати»? Что, блядь, «кстати»? Что может быть важнее, чем этот, мать его, восхитительный во всех смыслах поцелуй, черт тебя дери, а? — Ты уже нашла фотку моего члена? Да блядь. — Как-то не было времени искать, знаешь ли. — Получается даже не столько обиженно, сколько агрессивно, хотя я бы и впрямь не отказалась бы сейчас надавать по этой тупой башке! — Ну можешь тогда и не пытаться, — меня аккуратно ссаживают с тумбы и ставят на пол. Теперь я снова ему всего-лишь по сосочки. Обидно. Хотя, как посмотреть… — Потому что я все равно тебя отшлепаю. За мыслями о его сосочках я почти пропустила последнюю фразу, но когда осознала, было уже поздно, потому что меня попросту вытолкнули в коридор, на обозрение всех. А «всех» было очень много. Помимо Златы и утренней девочки, которая так понравилась Коле, хотя сейчас он уже смотрит на нее очень даже холодно, жилплощадь занимали еще три новых лица. Мне пришлось остаться стоять в проёме, и я даже хотела возмутиться, мол, какого черта — в собственном доме и стою, ровно до момента, пока прохладная рука Натана не забралась мне под свободную водолазку, притягивая к нему ближе, заставляя откинуться парню на грудь, и возмущаться как-то резко перехотелось. — Итак, — начала на выдохе, чтобы случайно не сбиться, пока это наглец водил пальцем вокруг моего пупка. — Сначала вы, — киваю головой на Злату и ее компанию. — Потом вы. — Что там у Алины происходит мне гораздо интереснее. — Слушаю. — Ева! — Злата, будто собака, услышавшая команду, подалась вперед и, брызгая слюной, попыталась ухватить меня за руку. Руку убрала подальше. За спину. Под майку Натана. Там спокойнее. — Я нашла еще трех, с кем он мне изменял! — И замолчала, ожидая. — И? — приподняла бровь, реально недоумевая при чем тут я. — На кой ты их таскаешь сюда, Злат, будто собак бездомных? Я вот искренне не пойму, у вас своего дома нет, или вы тут решили штаб устроить? Так я вам сразу говорю — я вас кормить не буду. И уже поздно, вас что, родители не ищут? Злата, этот еблан тебе уже хер знает сколько и хер знает с кем изменяет, а ты валяешься в этом дерьме и кайфуешь, судя по всему, раз раньше это все не закончила. Ты меня прости, я сейчас явно рушу твой розовый мирок, но во всем этом дерьме виновата только ты. Отпусти и забудь. В диснее хуйни не скажут. Она сначала хлопает глазками, будто реально не ожидала от меня чего-то такого, а потом ее взгляд темнеет, и она, сжав кулаки, проносится мимо меня, сильно толкнув плечом. Если бы не Нат за моей спиной, я бы точно упала. — Ну, а вы что? Вам примерно та же речь: пока сами будете ему позволять — он будет делать. Где дверь — вы знаете. И эти нимфы улетучились, задержалась только утренняя девчонка, бросив на абсолютно безразличного Колю печальный и чуть ли не умоляющий взгляд, но тот продолжал с завидным пустым взглядом смотреть в окно. В конце концов, ушла и она, оставив нас пятерых с половиной решить насущные проблемы. — Теперь вы, — разочарованный вздох, когда я отрывалась от парня, удержать не удалось, но он все равно сел со мной рядом на диван, сталкивая наши колени. — Ваша позиция? — Я думал, твоей сестре двенадцать! — Мужчина с заметным уважением посмотрел на Алину, что сидела, вытянув спину в струну. — Если честно, то я тоже… — Они переглядываются, и на их лицах написано одинаковое удивление от увиденного. — У меня был тяжелый день, так что либо мы сейчас приходим к какому-то консенсусу, либо я иду спать, а вы разбираетесь тут сами. — Но они синхронно замотали головами в разные стороны, выражая явное несогласие. — Бля-я, ёбанные дети клепают детей. Вы еще сами в своей жизни не разобрались, а уже детей заводите. Может, аборт, пока не поздно? Так это… от греха подальше… Ну знаете, это самая выгодная позиция для всех. Алина, — заткнула ее на излёте, потому что сестра уже набирала в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, — я не говорю тебе идти и делать аборт, тебе двадцать два почти, сама разберешься. Я тебе говорю об одном из возможных решений данной проблемы. Я вот сейчас пойду к себе, потому что уроки делать надо, а вы сидите тут, не двигаясь, до тех пор, пока не обговорите все нюансы, и вот когда уже разберетесь в себе — приходите ко мне, и мы пытаемся прийти к устраивающему всех решению. Сначала в себе, потом в проблеме. Ход действий ясен? Кивнули синхронно. Слава богу.