Сириус Блэк - навсегда.

«Harry heard Bellatrix Lestrange's triumphant scream, but knew it meant nothing — Sirius had only just fallen through the archway, he would reappear from the other side any second... But Sirius did not reappear. “SIRIUS!” Harry yelled. “SIRIUS!”» © J. K. Rowling «Harry Potter and the Order of the Phoenix»       Что мы вообще знаем о волшебстве? Нет, не о том, которое сейчас активно используется, а о той самой древней волшбе, которая будоражит сознание одним лишь упоминанием, мимолетной мыслью. То самое колдовство, непознанное, загадочное, страшное, запрещенное из-за своей неизвестности. Первобытная, дикая магия, которую запирают за семью замками, прячут в глубочайших подземельях за тайными дверьми. Она манит. Она пугает. Она вводит в заблуждение. Ни одна из известных теорий не может в точности расписать те или иные последствия после соприкосновения с древней волшбой; ни один невыразимец не ответит на вопрос о ее свойствах. Все трепещут пред ней, собирают крупицы информации, склеивая ее в диковинный пазл, в котором правды не больше, чем в действиях человека под Империусом.       Одним из примеров древней волшбы является Комната Смерти, в Отделе Тайн британского Министерства Магии. Для кого-то она не представляет интереса, кто-то ее опасается, а кто-то слышит едва различимый шепот, исходящий от мрачной вуали Арки. Ни кто не знает, для чего была возведена Арка и когда. Любые вопросы, связанные с ней остаются без внятных ответов, но единственное известное [не доказанное] – шагнувшие в Арку не возвращаются. Но ведь, ни кто не проверяет другие Арки, которые имеются в мире. Древняя волшба такова, что преподносить сюрпризы нынешнему магическому миру для нее – лучшее развлечение.       Сириус помнит, как в грудь ударяет красный луч оглушающей невербалки [сучка-Белла], из-за чего он пошатнулся и упал в Арку. Он помнит недоумение, написанное на лице крестника, и что обзор постепенно закрывает обманчиво призрачная вуаль. Он слышал отчаяние и неверие в голосе Гарри, когда тот звал Сириуса, и сам мужчина пытался вырваться обратно из мрака, в который утягивала его древняя магия. Он бы надрывал глотку криками, если бы его услышали, если бы мог сделать, хоть что-то большее, чем дрейфовать в абсолютной пустоте, где-то на самой Грани. Разум наполняли образы и отрывочные воспоминания о том, что Арка не отпускает, что она есть прямой проводник к смерти, но что-то не давало покоя. Червячок неверия и глупое стремление вернуться назад, потому что он и так потерял двенадцать лет в Азкабане, потому что обещал стать для Гарри настоящей семьей, потому что до сих пор не представилось возможности разобраться с наследством, ведь он единственный прямой наследник рода Блэков.       Что мы знаем о древней, как сам Мир, волшбе? Что нам известно о первых колдунах, еще до Мерлина, что б его кальсоны в драконьем огне горели? Ничерта не знаем. Не знаем о затерянных городах, исчезнувших народах, о целых цивилизациях. У нас осталось лишь их наследие, единичные экземпляры, которые не поддаются той примитивной и упростившейся магии, которая ныне используется магами. А ведь в те неизвестные, неизученные времена, мир был наполнен истинной магией, он был ей пропитан даже более чем сейчас. Были неукротимые стихийники, чей магический потенциал превышал любые разумные пределы. Нам и не снилось, что существовало тогда. Нам не известно: как именно напитывались магией Моаи; что сокрыто в скрытых помещениях пирамид [как египетских, так и Майа]; куда скрылась Атлантида и многое другое. Кто-то скажет, что это издержки прогресса, а кто-то будет ратовать за регресс магов, их знаний, их возможностей.       Бродяга мало интересовался историей, не то им в уши лили в Хогвартсе, да и мозги работали откровенно не в этом направлении. Он не задумывался о том, что когда-то было. Древности не его конек. Но оказавшись по ту сторону Арки, где-то на Грани, поневоле задумаешься, что же за сила была тогда. Он терял счет времени, его несло по течению, а желание вернуться подстегивало не закрывать глаз, напряженно вглядываясь в, не имеющий краев, мрак. Когда он наступил? Или он всегда был здесь? Где находится это Здесь? Краем глаза можно выхватить сияющую зеркальной чернотой Грань, скользить по которой проще, чем трансгрессировать на дальние расстояния по обрывочным представлениям и воспоминаниям. Он пытался считать секунды, но сбивался на единице. Время будто замерло и не чувствовалось его движения, его воздействия на это Здесь, но сознание било тревогу об обратном и требовало отпустить. Он чувствовал, как периодически что-то внутри зашкаливает, после чего происходить магический выброс в эту пустоту, но не мог даже сосчитать количество этих выбросов. А иногда его будто куда-то выдергивало, но он не имел представления куда именно, не помнил ровным счетом ничего, будто терял сознание, хотя и не было полностью уверен, что всегда находился в нем. Просто где-то была видна Грань, по которой скользило тело [а тело ли], просто грудину продолжало, будто бы, жечь от заклинания Беллы. Просто все это закончилось практически мгновенно, когда его, будто неразумного щенка, подхватило за шкирку и вышвырнуло на каменную плиту рядом с Аркой.       Вернувшееся ощущение своего тела, кажется странным, непривычным, будто бы резко вывели из искусственно наведенного состояния стазиса. В осоловелом сознании полный раздрай и сумятица, единственное, что осознается полностью, буквально кожей и взбесившейся, на радостях, магией – это не родные пенаты, не Англия и даже не близко. Совершенно отличный запах от привычного [когда?], до боли в грудной клетке воздух втягивает, надсадно закашливаясь от попавшей пыли времени; щекой к каменному валуну прижимается; пальцами в породу зарыться пытается, чуть ли не срывая ногти до мяса [живой, пусть и далеко]. Окружающая обстановка не радует глаз – каменный мешок с другой Аркой, будто опять оказался в Министерстве, но это и не оно, уж точно, своим ощущениям Сириус научился доверять еще с раннего детства. Оглядывается, тормозя на каждой детали взглядом. Свет приглушенный, не естественный и откуда ему взять не ясно, ни одного шарика Люмоса; огромный камень – возвышенность, на которой сам распластался рядом с Аркой выглядящей более ветхо, чем та, в которую он пизданулся по собственной глупости и недальновидности; вуали будто бы и нет, но шепотки не оставляют ни на секунду, напоминая, что нихрена это не глюки подсознания и все что было Там – реальность; не видно ни входа, ни выхода, вообще не единого намека, как можно выбраться [ты это специально сделала?]; камни в кладке даже на свой вид древние, с множеством выбоин, будто он не первый, кто сюда попал и предпринимал провальные попытки выбраться, но нет ни единого намека на чужие останки, словно сама магия распыляла дерзнувших. Блэк откровенно в замешательстве и не слишком соображает. А что же дальше? Куда? Зачем? Почему? Перевернувшись на спину взглядом упирает во тьму, где-то там должен быть каменный свод, потолок или что-то подобное, чего не видно из-за теней и тьмы, которая чем выше, тем гуще и непроглядней. Это вновь напоминает о Ней, а виски простреливает болью такой силы, что губа оказывается прокушена, а интуитивно принятая поза эмбриона не является спасением. От резкой боли и невозможности ее прекращения сознание отрубает, будто тумблер опустили, внезапно, беспроглядно и чертовски темно. [раз, два, три, четыре, пять...не сбиваюсь. это не сон]       Каменный мешок никуда не исчезает, как и Арка, в чью колонну он упирается головой. Блэк больше не чувствует себя свежеподнятым умертвием, хоть и не может сказать со всей уверенностью, что им не является [с Грани нельзя вернуться не изменившись] Даже удается подняться, а колонна помогает сохранить равновесие, маг на нее смотрит с благодарностью, ладонью по камню, в ласкающем жесте, проходится. Происходящее все еще кажется каким-то нереальным сном, галлюцинацией, изощренной шуткой Грани, которая решила повеселиться за счет мага не отправленного прямиком на свидание с Вечной Невестой. Но нет. Сириус изучает пространство более внимательно, даже добирается до стен, проходит по всему периметру не отнимая руки от многовековых камней, которые напитаны древней силой на столько, что создается ощущение сердцебиения от каждого из них. Что-то кажется странным, возможно трещина в камне, через которую сквозняк лижет кожу прохладой, а возможно то, что там, за стеной есть кто-то. Люди. Блэк практически задыхается от иррациональной радости и приникает к стене всем телом, прислушивается, принюхивается. С противоположной стороны слышны, приглушенные каменной толщей, недовольные реплики людей. Странные термины, совершенно не...волшебные. Что-то про историю, мифы, легенды и то, что все это: «злоебучая, недоказанная брехня, а мы, мать твою через колено, Майки, не нанимались макать мировую науку в чан с дерьмом, доказывая невозможное типа магии майя, вуду и другого мракобесия, святой инквизиции на тебя нет». Магглы? Определенно. Археологи? Очевидно, что они и есть, причем сквернословящие круче любой шлюшки из Лютного. Но едва различимый разговор, сдобренный щедрой порцией интереснейших словообразований матерного характера, заставляет биться головой об каменный пол, на который Сириус успел опуститься, и проклинать древнюю волшбу. Проклинать и благодарить одновременно. Теперь он знает, в какую именно жопу мира его забросило. Знает, что если магия позволит, он может рискнуть аппарировать хотя бы на родной континент... Кахаль-Печ («место целей») – один из древнейших городов Майа. Кто бы мог подумать, что у древнейшей волшбы будет такое забавное чувство юмора, особенно беря в расчет чужие причитания о затраченных десятилетиях исследований, которые продолжаются, даже не смотря на потоки туристов.       Он оглушен радостью и сбит с ног безысходностью. Эмоциональное равновесие висит на волосок от полномасштабной истерики, а кончики пальцев печет не только болью от содранной кожи и переломанных ногтей, но и от магии, которая стремится наружу выбросом. Ее будто бы слишком много, практически идеальное состояние для того чтобы творить волшебство [если расщепит – сам виноват будешь, не жалуйся]. Маг лишь отмахивается и вновь оглядывает помещение с Аркой, он уже практически по ней скучает. Взглядом цепляется за то, чего здесь быть по определению не может, щурится, недоверчиво хмурится, поджимая губы.       — Нет, подруга, Ремуса тут быть не может. Прекрати кормить меня своими глюками, иначе, такими темпами, пойду сдаваться в Мунго. Если доберусь. — Бормочет невнятно, потирая костяшками пальцев лоб, не замечая за собой, что обращается к Ней. Чудится переливчатый смех. Весело Ей, зарррраза. Блэк фыркает, подхватывая это инородное веселье, кривя губы в усмешке. — Пожелай мне удачи, — салютует галлюцинации в виде старого друга, закрывает глаза, сосредотачиваясь на воспоминании одного из вечно пустующих закоулков Лондона. Резкий разворот на пятках, и пространство схлопывается, оставляя Арку Смерти в гордом одиночестве и величии ее древности. Где-то Там Грань делает кульбит, сбрасывая с себя очередную жертву ни то обстоятельств, ни то шального проклятия, ни то времени, каждый должен встретиться с Вечной Невестой, но есть и исключения.